— Кто еще? — Любой, у которого был ключ от каюты девушек. А замки на корабле… Сам знаешь. Я сама могла бы открыть любую дверь вот этой заколкой. — Н-да… Опять тупик, — помрачнел Матвей. — Я как-то просматривал статистику нераскрытых преступлений… Это впечатляет. Может, нам махнуть куда-нибудь… за бугор? На всякий случай, а? Аня отвела взгляд и посмотрела в окно. Луны не было, и на небе ярко и чисто мерцали звезды. Аня попыталась разглядеть знакомые созвездия, но ничего не получалось: звезды плыли, кружились. Наверное, сказывалась глубина погружения на «Желтой подводной лодке». А не прибавить ли еще парочку футов?! Тонуть так тонуть! — Если со мной хотят покончить, найдут и за бугром, — мрачно констатировала Анна. — Понятно… А эта Надя… Французы говорят: ищите женщину. Может, это ее происки? У тебя не было какой-нибудь интрижки с Надиными поклонниками? Нет? Жаль… То есть что это я?! Очень хорошо. Но вариант с женщиной отпадает. — Не понимаю… Последнее время я никому не переходила дорогу, не охотилась ни за какими секретами, ничего не видела, не слышала… — Может, ты и видела что-то, но не отдаешь себе отчета. Попробуй вспомнить что-нибудь странное, что-то особенное, из ряда вон выходящее. Ну? Что или кто тебя удивил за последнюю неделю? — Ну… Надя удивила. Я тебе говорила… Понимаешь, самое верное впечатление от человека возникает в течение первых трех минут знакомства. Когда я увидела, как Надя раскидала этих парней, а потом зашла в мою каюту — и раз: схватила кобру между головой и капюшоном, та даже дернуться не успела. Да ловко так!.. У меня составилось одно впечатление. Но буквально через час, когда мы начали с ней работать, ее будто подменили. Исчезла жесткость, порывистость, сила… Зато появилось такое мощное женское обаяние, что даже Юрик стал расточать комплименты. Жесты, пластика движений, походка… «Ахи» и «охи». Мне не верилось, что эта девушка только что заталкивала разъяренную кобру в корзину. — Напоминает историю доктора Джекила и мистера Хайда, — скептически заметил Матвей. — Надю мы внесли в список странностей. Кто тебя еще поразил? — Больше, пожалуй, никто… — Может, на твоих глазах что-нибудь произошло и ты это, по своему обыкновению, сфотографировала. И теперь убийца охотится за негативами. — Я половину корабля перефотографировала. Ну и что? На корабле-то никого не угробили! Единственная ценность — это Надины портреты… Но они и так висят на каждом углу. Ничего особого в последние дни не происходило: ни дома, ни на работе… Хотя… погоди. У нас в подъезде девушку убили. Помнишь? Мы с тобой заехали ко мне за вещами, ты еще три чашки кофе у меня выхлебал, пока я собиралась в дорогу. Ну, с меня еще допрос снял этот старший лейтенант Коломбо, м-м… Агеев. Стажер с ним еще был, нахальный такой. Все за локоток меня норовил ущипнуть. — Помню, помню. И что? — Помнишь, когда мы подъехали к подъезд все окна на этаже были темными? — Не помню. — Нет, ты вспоминай, вспоминай! Ты еще что-то пошутил про дом с привидениями. — Да, точно. Окна не горели. — А как только мы остановились, окна начались загораться. Мы еще подумали, что шум мотора всех на ноги поднял. — Да, помню. — А ведь это музыка всех разбудила. Из квартиры убитой. Значит, ее включили в тот момент, когда мы подъехали. — Да… Наверное. — Не наверное, а точно! — с торжеством вскричала Аня. — Все понятно! Все ясно как божий день! — Да что тебе ясно? — Я видела убийцу! — понизила голос Аня. — Столкнулась в подъезде с каким-то мужиком крайне подозрительного вида. Он торопился, чуть с ног меня не сбил! Понятное дело: убегал с места преступления! — И кто это был? — Он не представился, а видела я его мельком. Но при встрече узнала бы. — А на теплоходе ты его видела? На палубе,] может, гулял, зловеще ухмылялся, поджидая момент? — Нет. На палубах его не было. Точно, не было. — А на балу? — Не видела я его. — Ну, вспомни! — Как я могу вспомнить, если на балу все были в масках?! — Значит, опять тупик… Анна одним залпом допила «Желтую подводную лодку» и потянулась к Матвею. — Я устала, — сказала она. — Мне так хочется спать. — Конечно. Матвей обнял ее, прижал к себе. — Мне все время снятся змеи, — пожаловалась она. — Даже засыпать боюсь. Эти зубы, язык, глаза… Она что-то бормотала про стеклянный стол, и про Юрика, и про то, что ночь слишком долго длится. Речь ее становилась все глуше, неразборчивее. А потом Аня замолчала, тихонько засопела — заснула. А Матвей лежал и смотрел в темноту, чувствуя приближение беды, и думал о том, как ее предотвратить. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Трехэтажное здание из красного кирпича стоял посредине лужайки, которую пересекали несколько узких пешеходных дорожек и выложенный плиткой подъездной путь, шедший из-за холма от магистрали. Слева от дома пряталось в тени деревьев одноэтажное оштукатуренное строение, где размещался обслуживающий персонал: повар, уборщики, охранники. Вся территория была окружена высоким кирпичным забором и просматривалась телевизионными камерами, сигналы от которых поступали на мониторы охранников, по очереди дежуривших в домике обслуживающего персонала. По ночам периметр забора через каждый час осматривался одним из охранников с собакой. Одним словом, свое жилище Оболенский охранял надежно. В светлое время суток нечего было и пытаться проникнуть в дом незамеченными. Другое дело ночью. Ночью приходилось опасаться только охранников и собаки. Поэтому Бойко назначил операцию именно на начало ночи, когда бдительность охранников еще низка, а темнота уже служит защитой. Иван остановился и, не выходя из машины, снял с себя серый костюм, рубашку, носки. Надел все черное: черное трико, черную шапочку-маску, туфли-тапочки с твердыми подошвами и мягкими носками — в таких удобно взбираться на стену, опираясь на вбитые клинья. Потом он распаковал свертки, сложенные в рюкзак. Клинья, молоток, моток тонкой прочной веревки, пластиковая взрывчатка, радиоуправляемый запал… Кажется, все, что может понадобиться. Дело казалось простым, как скакалка. Прыгал он когда-нибудь через скакалку? Пожалуй, да. В детстве. Веревка как веревка — вервие простое. Хотел бы повторить? Только не сейчас — сейчас у него другие игры. Моховчук вышел из машины и направился к дому Оболенского, туда, где деревья парка вплотную подходили к забору. Забор он перемахнул легко, тихо прокрался по лужайке и, спрятавшись в тени деревьев, оглядел здание уже вблизи. На всех окнах первого этажа решетки. Парадный вход с мраморными ступенями освещается прожекторами. А электрический кабель входит в дом почти над самым крыльцом… Добираться до него от парадной двери было бы безумием. Кто-нибудь из охранников обязательно увидит. Значит, наиболее реальный путь — взобраться по отвесной стене торца, лишенной окон, на крышу, оттуда, прячась в тени, спуститься на веревке до кабеля и установить крошечную мину. Просто, как скакалка… Рюкзак Иван закрепил так, чтобы тот был на груди: в нем были все необходимые инструменты, которые понадобятся во время подъема. Он вплотную подошел к торцовой стене, вынул первый клин и вбил его на высоте пояса — замер, прислушался. Тихо. Он оперся правой ногой на вбитый клин и подтянулся, цепляясь опытными руками за каждый выступ в кирпичной кладке, — для бывшего циркового артиста, каким был Иван, любой неровности было достаточно. Так, вбивая клин за клином в швы между кирпичами, подтягиваясь по стене наверх, страхуя себя на отвесной стене продетой сквозь отверстия в клиньях, как сквозь ушко иголки, бечевкой, Иван поднимался все выше и выше. Неожиданно внизу раздался собачий лай. В стороне, между деревьями, проходил охранник, и доберман, почуяв запах чужого, залаял. Охранник остановился, осветил стену фонариком. Лучи скользнули по распластанной на фоне стены черной фигуре Ивана, но не задержались на ней. Освещение парадного входа сыграло с охранником дурную шутку. Благодаря прожекторам на торцовую стенку падали причудливые черные тени от толстых ветвей растущего неподалеку дуба. Одетый предусмотрительно во все черное, Иван показался охраннику, не ожидавшему увидеть ничего сверхординарного, просто тенью ветви. Собака полаяла, потом начала кружить по траве, вынюхивая следы постороннего. Охранник выругал добермана за пустобрехство, и собака вынуждена была уступить давлению жесткого ошейника. «Идиот, — подумал Иван, глядя вслед удаляющемуся лучу фонарика. — Дать бы тебе совет на будущее: больше доверяй собаке, чем людям. Собаки редко ошибаются… Но ведь дуракам советы не нужны. Так что ходи счастливым». До крыши оставалось всего ничего. Трудно было на самом переходе между стеной и крышей: проблему создавал небольшой выдающийся над стеной карниз. Тут помогли цепкие, тренированные пальцы, гибкая спина, хорошая координация. Поистине, работа в цирке не прошла даром. Вцепившись пальцами в карниз, Иван мощным рывком подтянулся, зацепился ногами и со стоном перевалился через окаймляющую крышу невысокую стенку. «Черт бы побрал архитекторов этого особняка, — подумал Иван. — На кой черт нужно было создавать такие ненужные архитектурные излишества?» Вдалеке, со стороны домика для персонала, послышался стук дверей, собачий лай: охранник закончил обход и загонял пса в вольер. Моховчук подождал, пока охранник скроется в домике, и приступил к основной фазе операции. Закрепив бечевку на крыше, он спустился по стене до электрического кабеля. Затем, продолжая висеть на одной правой руке на высоте в десять метров, он закрепил на кабеле пластиковую взрывчатку, осторожно вставил микровзрыватель. Теперь стоило Бойко нажать на кнопку дистанционного взрывателя, как раздастся небольшой, едва заметный взрыв. Однако кабель перережет, как ножом. Так что с босса причитается премия. Впрочем, Бойко платил вполне достаточно, чтобы вести безбедную жизнь. Можно было бы уходить на покой уже сейчас. Но это было не в характере Ивана. Он предполагал поработать с боссом еще лет десять. Во всяком случае, пока он в отличной физической форме. А от болезней после сорока никто не застрахован. Там и поглядим, подумал Иван, вновь забираясь на крышу. Он вернулся прежним путем. Спускаться было легче, чем подниматься, однако приходилось расшатывать и складывать в рюкзак клинья. Следы в растворе между кирпичами останутся, но заметить их можно будет только специально приглядываясь. Отталкиваясь большими пальцами ног от стены — ступни могли оставить следы, способные вызвать подозрение, — Иван поправил закрепленную наверху веревку и большими прыжками, от клина до клина, скользил по стене. Как и в жизни, иронизируя над собой, подумал Иван: то карабкаешься вверх, столько усилий предпринимаешь… то стремительно падаешь вниз. Впрочем, в данном случае его спуск — это своего рода подъем: каждый метр спуска по отвесной стене поднимает его финансовый счет у Бойко. Опустившись на мягкий травяной газон, он прислушался. Кажется, обошлось. Теперь нужно бы уничтожить последний след — веревку. Он щелкнул зажигалкой. Сделанная из специального, очень прочного и быстро сгорающего материала, веревка мгновенно занялась. Ниточка огня вспорхнула к самой крыше и потухла, осыпаясь пеплом. Иван перекинул рюкзак за плечи и бегом бросился к забору. Только переодевшись и упаковав в мешок свое снаряжение, он почувствовал, как смертельно устал. И как чудовищно хочет есть. Но оставалось еще одно дело. Иван завел машину и поехал в город. Адрес Измайловой он помнил наизусть. * * * Сон все не шел. Небо затянули тучи, и в окно о дробным треском начал хлестать дождь. Матвей осторожно вытащил руку из-под Аниной головы, на цыпочках прошел на кухню, закрыл за собой дверь. Очень хотелось курить, но курить нельзя — Аня не выносила табачного дыма. «Обойдусь, — решил Матвей. — Проявлю волю и выдержку». Матвей попытался улыбнуться, но ничего не получилось. «Великолепие великосветского времяпрепровождения всегда восхищало венценосца весельем венского вальса». Странная буква «В». Очень изысканная и деликатная. Похожа на женские груди. Вид сверху. Или на ягодицы. Вид снизу, что само по себе уже совсем не так изысканно и деликатно.