– И мы так за него воевали, – простонал Сленефелл. – И видели столько всего, – заныл Пустаглав. – Возможно, – печально зашептал Тартригиан, – мы увидели достаточно. Возможно, пришло время его отпустить. Неохотно, без малейшей радости, но каждое дерево выразило согласие. – И да не будет Роща тараторить впредь, – объявил Мелдонок. Тоскливо зашелестели листья, будто гуляющий по старому кладбищу ветер. Листерия скрипнула последней: – Сделаем это. На счёт три, все вместе. Маррилл сжала ладонь Фина. Изображение почти было у них в руках! – Один… – сказал Мелдонок. Одна за другой ветви начали отпускать пергамент, и всякий раз по его поверхности пробегала волна, и он немного уменьшался. – Два… – выдохнул Блеблехэд. Изображение уже держали только одна ветка от каждого дерева. Маррилл почти чувствовала на вкус стоящее в воздухе напряжение: оно отдавало горечью зелени и сладостью жимолости. – Ну же, – прошептала она сквозь сиренский шёлк. – У вас получится. Вы знаете, что сами этого хотите… – Три! – воскликнула Листерия. Четыре ветви одновременно разжались. С громким хлопком Изображение съёжилось до размеров обычного листа бумаги и свернулось в трубочку в пятой. Листерия – а это была именно её ветвь – немедленно окружила её сучьями и листьями. – Поющие звёзды, сработало! – захохотала она. – Вы отпустили! Поверить не могу, что вы всё отпустили! По поляне пронёсся вихрь из стонов, но торжествующие вопли Листерии его заглушили. – Изображение моё! Оно у меня! – повторяла она, пританцовывая и осыпая всё вокруг листьями. Остальные что-то растерянно и ошарашенно мямлили, но Листерия их не слушала. Она растянула Изображение перед собой, повернув его так, чтобы больше никому не было видно. Другие деревья потянули к ней ветви и лозы, но она легко их всех отбила. – Осторожно! – укорила она. – А вдруг порвёте! – Ой, да ладно тебе, Листерия, – заныл Пустаглав. – Так нечестно… – Ты сжульничала! – возмутился Тартригиан. Фин вопросительно посмотрел на Маррилл. – Мне кажется, или нас обвели вокруг пальца? Маррилл сглотнула. – Может быть… Листерия притянула Фина и Маррилл к себе, так что они оказались под самым её смеющимся лицом. – О, дети! – промурлыкала она. – Мои дорогие крошки! Теперь лишь по её коре скользили чернильные линии и утекали дальше в джунгли. С такого расстояния в тёмных глубинах её глаз стали видны пляшущие зелёные пятнышки. Маррилл прищурилась и разглядела в них покачивающиеся папоротниковые листья. – А теперь, – продолжила Листерия, – ты должна сказать мне, где ты взяла эту изумительную ткань! Посомневавшись, Маррилл стянула платок со рта. – Эту? Листерия кивнула, качнувшись под несуществующим ветром. – Это сиренский шёлк. Из, э-эм… – Девочка напряглась, вспоминая объяснения Элли-Сэлли. – Голодлюбви? – Глаттоклюбви? – взвыл позади них Сленефелл. Маррилл энергично закивала. – Он самый! Тартригиан зашипел: – Глаттоклюбвинский шёлк – это фикция! Никчёмная тряпка! Одна из его ветвей без особого энтузиазма махнула на них, но Листерия ловко её отбила. Фин фыркнул. – Для никчёмной тряпки он неплохо задурил вам головы, дурни! Листерия захихикала – будто доска заскрипела. – О, вы бедные глупые, глупые создания. Может, попробуете проконсультироваться с Изображением по этому вопросу? Ах да, вы же не можете! Её радость была заразной; Маррилл сама едва удержалась от смешка. Голоса других деревьев так и сочились ядом, и она невольно прониклась к Листерии благодарностью, что та перенесла их на свои ветви. – Не обращай на них внимания, дорогая, – продолжила Листерия. – Если бы они могли воспользоваться Изображением, то узнали бы, что этот сиренский шёлк на самом деле зачарован. Заколдовать можно всё, что угодно, это как старый свитер, накапливающий статическое электричество. Маррилл этого не знала. Она посмотрела на Фина, но тот тоже выглядел ошарашенным. – О, разумеется, подобное случается редко. Нужны по-настоящему сконцентрированные действия и эмоции, чтобы сработало. Но если я правильно помню, прошлая хозяйка этого шёлка влюбила в себя сотни доверчивых мужчин, и всё это время на её голове был этот платок. И всем до единого она разбила сердце. Маррилл провела пальцами по неровным краям чёлки и пробормотала: – Очень похоже на Элли-Сэлли. – Вся её ложь и их душевные муки наделили эту ткань магией. Правда, работает она лишь на самых бестолковых представителях противоположного пола, – усмехнулась Листерия. Ответом ей стал возмущённый ор, но она его проигнорировала. – Что ж, отныне я королева Рощи! Изображение в моей власти. Наконец-то всё стало на круги своя. А эти дуболомы пусть сидят себе и слушают слухи леса. Может, им повезёт услышать восхитительные секреты, которыми я с ним поделюсь. При этих её словах одно из деревьев – кажется, Пустаглав – заплакало. Маррилл кольнула совесть. С другой стороны, Листерия на фоне остальных производила вполне дружелюбное впечатление. Но как далеко распространялось её дружелюбие, это ещё предстояло выяснить. – Так, э-эм… насчёт Изображения. Без него я не смогу найти дорогу домой, моя мама больна, и… – О да, – с искренним сочувствием в голосе отозвалась Листерия. – Если не ошибаюсь, я как-то раз видела её на Изображении. Вся эта ситуации сильно по ней ударила. У Маррилл перехватило в горле. – Поэтому мне нужна Карта. Ещё одно дерево залилось слезами. – А моему другу нужно найти его маму, – добавила она. Фин напрягся. Маррилл тронула его за руку, успокаивая. Листерия цокнула языком. – Её я не помню. Фин посмотрел себе под ноги. – Ясно. Маррилл тоже опустила взгляд, но тут же вскинула голову: до земли было очень далеко. – Листерия! – выдохнул Тартригиан. Его ствол как-то странно раскачивался, а ветки лихорадочно подрагивали. – Листерия, лес шепчется! И лес заплакал… Из дыр на месте глаз вытекли большие капли древесного сока и заскользили по наростам его лица. Маррилл закусила губу. Даже Листерия выглядела обеспокоенной. Она прислушалась к голосам, что могли слышать только деревья. Но тишина продлилась недолго: четвёртое дерево Совета – Сленефелл – тоже начало всхлипывать.