– Нет, такого не могло быть. – начал было Андрей, как вдруг по бетонной стене главного тоннеля метнулось световое пятно. Кто-то шёл с фонариком. – Свет!.. – не своим голосом выдохнул Андрей, едва удержавшись от крика. – Гасим, гасим! – быстро зашептал Лёша, выключая свой фонарь. То же сделали и остальные. – Опять огоньки! – Это не огоньки. Это фонарик. – Кто-то там идёт. – С фонариком – значит, человек. – И то хорошо. – Да что-то не очень. – Наверное, охрана. Ладно, нас хотя бы выведут. – Или? – Или что? – Так. Заткнитесь уже. Четверо друзей напряжённо замерли в темноте. Это не был тот кромешный мрак, в котором они пробирались уже несколько часов, – отсвет чужого фонаря отражался от серого бетона стен, проникал в боковое ответвление, падая на них. – Тихо, – чуть слышно произнёс Лёша. – Посмотрим, кто это. Уже можно было расслышать шаги незнакомцев. Их явно было несколько. Они приближались со стороны тоннеля, противоположной той, откуда пришли друзья, – её было невозможно разглядеть, стоя здесь, в боковом ответвлении у глухих ворот. Издалека послышалось несколько фраз. – Ich glaube, ich habe Licht gesehen[6]. – Wieder dieses Grauen[7]. – Немцы, – тихо выдохнул Андрей. – Прячемся туда! – так же тихо шепнул Лёша, кивая в сторону. – Пришли электрики по нашу душу. Едва слышно ступая, они прокрались в маленькую подстанцию сбоку от ворот. Андрей крепко держал Таню за руку. Другой рукой он дотронулся до рукояти кинжала и вытащил его. «Как жаль, что лезвия не заточены», – подумал он. Как жаль, что здесь нет двери. Как жаль, что отсюда некуда бежать. Как жаль, что они сейчас находятся в маленькой бетонной клетушке, а шаги приближаются, и немецкая речь всё слышнее, – и, судя по всему, эти немцы могут быть совершенно не в курсе, что война давно закончилась. Да и закончилась ли? Можно ли быть в чём-то уверенным, проведя несколько часов в этом бетонном лабиринте, состоящем из одного тоннеля, в котором каждый раз приходишь на новое место? Может быть, здесь всё ещё идёт сорок пятый год? Судя по датам в донесении, лежащем в кармане Андрея, это вполне возможно. С другой стороны, кривая надпись белой краской обнадёживает, что здесь уже наступил пятьдесят пятый. – Man sagt, dass dieser Dolch tatsachlich Ungluck anzieht[8]. – Es ware ohne ihn schlechter[9]. Луч света от чужого фонарика пробежал по гермоворотам, и его отсвет упал на лицо Тани. «Значит, – догадался Андрей, – они уже достигли развилки». Шаги смолкли. Несколько мгновений показались бесконечными. Сердце Андрея замерло. Он мог поклясться, что слышит стук сердец своих друзей и тиканье часов на запястье Лёши. А если слышит он, Андрей, то почему не могут услышать и они? – Nein, ich habe wirklich Stimmen gehort[10]. – Dann gehen wir schneller von hier weg. Ich hoffe, sie haben uns nicht bemerkt[11]. Шум шагов ударил по ушам так же, как зуммер полевого телефона два часа назад. «У них что, – размышлял Андрей, – сапоги специально сделаны так, чтобы внушать всем страх при ходьбе?» Ещё одна минута показалась вечной, прежде чем он понял, что шаги удаляются. Отсвет фонарика становился всё слабее. Только ещё один раз он вернулся к воротам – сердце Андрея остановилось, и он услышал, как шелестит Лёшина куртка, – а затем ушёл вдаль, угасая быстрее, чем должно бы. Наступила невообразимая тьма, бесконечная, как вечность. До этой минуты Андрей никогда бы не подумал, что в мире бывает настолько темно. «Наверное, – показалось ему, – именно такой была Вселенная до Большого взрыва». «Могила», – внезапно остро почувствовал он. Они в могиле. Они в подземном царстве Аида. Только пока ещё живы – и он всё так же держит Таню за руку. Таня чуть сильнее стиснула его ладонь. – Они ушли? – едва уловимо произнёс невидимый Лёша слева впереди. – Не зажигайте свет, они могут увидеть, – так же чуть слышно сказала Таня справа. Все снова замолчали. Андрею стало ещё страшнее. Внезапно ему показалось, что он остался один в этом чудовищном бетонном мире нескончаемого извечного мрака. Состояние темноты. Или темнота состояния. – Вы хоть дышите громче, – тихо-тихо попросил он, чуть сжав ладонь Тани пальцами, чтобы исчезло это страшное ощущение пустоты вокруг. Там, где была Таня, что-то фыркнуло. – О чём они говорили-то? – почти беззвучно спросила тьма голосом Лёши. – Света? Света отозвалась не сразу. Зашуршала во тьме куртка. – Они сами чего-то очень боялись, – начала девушка. – Один сказал, что ему было лучше в окопах на фронте, чем здесь, под землёй. Потом другой ответил, что нет тут никаких русских солдат, просто послышалось, и что надо отсюда скорее уходить, пока не произошло ничего плохого. А потом третий сказал, что от этих защитных кинжалов одни несчастья. – Понятно, – ответил Лёша. – Они нас слышали и видели. Почему они не прошли сюда? – спросил Андрей. – Может, засада? – Зачем им делать на нас засаду? – возразил Лёша. – Они бы просто зашли сюда и сказали: «Гутен таг!»[12] – Я сейчас выгляну наружу, – негромко предложил Андрей, с неохотой отпуская руку Тани. Теперь в этой бесконечной темноте у него ничего не осталось. Осторожно, стараясь производить как можно меньше звуков, он прикоснулся рукой к стене – как же шероховат бетон, как громко шелестит о него рукав куртки – и, обретя точку отсчёта, медленно потянулся к выходу, держа незаточенный кинжал перед собой. Вот и край дверного проёма, вот выход в тоннель, а там мрак… …а может быть, и тот, кто нападает сзади… …может быть, он в паре сантиметров от лица Андрея… …может быть, он так же затаил дыхание… …а может быть, сейчас в метре от него вспыхнет, ослепляя, немецкий фонарь… Андрей сделал шаг назад. – Кажется, там никого нет, – еле слышно прошептал он. – Давайте я зажгу фонарик в кармане. Света будет мало, никто не заметит. – Ну давай, только осторожно, – согласился Лёша. Андрей включил фонарик в кармане куртки: даже ослабленный тканью свет от полуразряженных батареек показался ему яркой вспышкой осветительной ракеты. В другой руке он всё так же сжимал незаточенный кинжал. Выглянув обратно в тоннель, Андрей осторожно вытащил фонарь из кармана и направил луч вдаль, опасаясь увидеть не то направленные на него из тьмы стволы немецких винтовок, не то глядящие на него фасетчатые глаза странного человекообразного чудовища (наверное, стволы винтовок были бы лучше). Но в тоннеле, насколько хватало света, никого не было. Только бетонные стены и уходящие вдаль чёрные кабели проводки. – Пусто, – выдохнул он. – Можно идти. Друзья вышли из подстанции и прошли до развилки. В тоннеле было тихо и темно. – Если мы пойдём обратно, к станции, то догоним немецкий патруль, а этого нам не надо, – рассуждал Лёша, вглядываясь во мрак. – Но… как они так быстро ушли отсюда! Тоннель пуст! Мы бы увидели их фонарики вдалеке! В подтверждение своих слов Лёша посветил в том направлении, куда пару минут назад удалились шаги. Там никого не было. – Они что, растворились в воздухе? – удивилась Света. – Не исключено, – подтвердил Андрей, напряжённо думая. – Странно, что они шли с фонариками. То есть в тоннеле почему-то не было света. Он внезапно вспомнил ещё один пункт из немецкого донесения и сунул руку в карман. – Вот. «Второе февраля. Авария на подстанции. Тоннель обесточен. Обходчики слышали голоса русских солдат», – с трудом перевел Андрей. – Может быть, это они нас слышали? – Может быть, – устало согласилась Таня. – Что дальше? – спросила Света. – Каждый раз мы приходим в новое место. Телефонный звонок. Вагонетка с ураном и замурованный выход. Надпись на стене. Теперь патруль. А потом? – Пойдёмте обратно, – позвал Лёша. – Может быть, мы снова куда-нибудь выйдем. – Какая-то ловушка, – грустно заметила Таня, ещё раз оглядываясь по сторонам. – Мы вошли в подземелье, а теперь оно нас не отпускает. – Лес нас тоже не отпускал, – как-то автоматически произнёс Андрей. Какая-то мысль шевельнулась в подсознании: тогда, в лесу, они разводили костёр и заблудились в тумане, а здесь. Что они сделали здесь? Зашли в штаб, взяли с собой. – Хватит уже о лесе! – вскрикнула Света так громко, что её голос унёсся эхом вдаль по тоннелю и она с негромким «ой» легко шлёпнула себя ладонью по губам. – Света, а что там эти патрульные говорили про кинжал? – спросила Таня каким-то изменившимся голосом. Андрей поднял руку с клинком, снова присматриваясь к оружию. На блестящем металле лезвия всё так же темнела выгравированная руническая надпись. – Я не разобрала, – ответила Света. – В тот момент мне было не до переводов.