– Может быть, тут потом музей сделают, – предположила Света. – А может, взять её с собой? – предложил Лёша. – Донесём до остановки? Она не выглядит тяжёлой. – Или эту фуражку? – спросила Таня, подойдя к металлической вешалке в углу. – Она даже почти не запылилась. Осторожно взяв офицерскую фуражку в руку, девушка покрутила её, рассматривая со всех сторон. – Наверное, не стоит в ней фотографироваться. – предостерег Андрей. – и особенно выкладывать в Интернет, – продолжила Света. – А что здесь? – Лёша подошёл к столу. – Смотрите, тут кинжал! Посередине столешницы, прижимая собой недописанный лист бумаги, действительно лежал кинжал с массивной чёрной рукояткой. Лёша взял в руки оружие и вытащил клинок из ножен, обтянутых такой же чёрной кожей. Блеснула сталь. – Тут что-то написано, – сказала Света, направляя на металл фонарик своего телефона. – Только это не немецкий. Это руны. Андрей и Лёша всмотрелись в скандинавские знаки, выгравированные на полированном металле. – Единственное, что я тут понимаю, – заявил Лёша, – это вот эти четыре цифры у рукоятки. Пятьдесят два семьдесят семь. Похоже на серийный номер… – Острый, наверное, – предположила Таня. Лёша пригляделся. – Не похоже, – сказал он, прикасаясь пальцем к лезвию. – Да он вообще не заточен! – Зачем им тупой кинжал? – удивилась Таня. – Может быть, это наградной, – высказал свою догадку Андрей. Он взял кинжал из рук Лёши и покрутил лезвием в свете фонарика: казалось, в бетонном подземелье блеснула железная молния. Рукоять очень удобно лежала в ладони, точно сделанная специально для Андрея, но клинок действительно не был заточен. – Для наградного он выглядит слишком просто, – засомневалась Света. – Тут наверняка был бы герб с орлом – вот, как здесь, на стене. И какая-нибудь поздравительная надпись. – Надпись-то здесь есть. Только мы не можем её прочесть. Света, ты же разбираешься во всякой магии. Что значат эти руны? – спросила Таня. – Эти две знаю, они обозначают защиту, – ответила Света. – Эти три – кажется, разрушение. А вот те, что посередине и по краям, – я таких даже не видела… – Наверное, это и есть тот защитный кинжал из надписи на стене, – предположил Лёша. – Он мне нравится. Возьмём его с собой наверх? – Думаю, возьмём, – согласился Андрей. – Он полегче, чем «Энигма». За спинами что-то противно скрипнуло. Звук был негромкий, но на контрасте с полувековой тишиной прозвучал крайне пронзительно. – Что это? – резко обернулся Лёша и шагнул к двери. Андрей направился за ним, не выпуская кинжал из рук. Почему-то ощущение оружия в руке успокаивало. Скрип доносился со склада. Один из крюков, свисавших над рельсами, слегка покачивался на железном тросе; металл издавал неприятное, царапающее слух и душу поскрипывание. Четверо друзей остановились в воротах напротив зловещего маятника. – Какой-то полтергейст, – сказал Андрей. Эхо его голоса показалось слишком громким. Почему-то Андрею захотелось перейти на шёпот. Скрип. Таня хмыкнула: – Оберлейтенант Фриц Полтергейст любил скрипеть тросами даже после смерти. Скрип. Андрею совсем не понравилась эта шутка. Она была бы более уместна наверху, над поверхностью земли. – Тогда уж Полтергайст, – поправила Света Танино произношение. Скрип. – Сквозняк, что ли? – Наверное… Крюк продолжал едва-едва раскачиваться, но противный звук больше не раздавался. Андрей выдохнул, ощущая смутное облегчение. Затем резким движением направил луч фонарика в проход между штабелями. Тени от краёв ящиков отпрыгнули в стороны. – Наверное, у меня галлюцинации, – сказал он. – Показалось, что там что-то движется. Света недовольно ткнула его локтем. – Не пугай меня! – Мне кажется, – начал Лёша, – нам пора возвращаться назад. – Лёша, подожди одну секунду, – попросил Андрей, заходя обратно в штаб. – Там под этим кинжалом лежало какое-то письмо. Он подошёл к большому столу. Тот, кто когда-то давно сидел за массивной столешницей, должно быть, очень любил порядок. Ровная стопка папок лежала точно в углу. Массивный чернильный письменный прибор располагался строго параллельно краю стола, так же как и таблица с каким-то машинописным расписанием. Посреди этой канцелярской гармонии лежал недописанный лист бумаги, ранее прижатый клинком. Некоторые строчки были зачёркнуты, а конец текста равномерно закрашен чернилами. Андрей поднял бумагу и вгляделся. Судя по всему, это был черновик какого-то донесения. Неизвестный, написавший эти строки, обладал аккуратным, ровным почерком с большим нажимом; с такой же аккуратностью он зачернил последние абзацы, почти процарапав бумагу насквозь. В этой методичности, ощущаемой даже через десятилетия, было что-то, заставившее Андрея насторожиться. – Тут, похоже, какой-то важный документ, – сказал он. – Вот, смотрите. Какое-то донесение. Наверное, что-то серьёзное. Но я это не переведу, слишком сложно. Света, можешь помочь? Света взяла донесение и пригляделась, поднеся фонарик телефона совсем близко. – Ну и текст, – пробормотала она. – Жаль, что в немецком такая грамматика. Если бы я знала, что мне придётся столько переводить, я бы взяла с собой словарь. Она всмотрелась в текст ещё раз. – Да, это и есть донесение. И список происшествий. Восьмого января сорок пятого года: при обходе тоннеля. то есть участка тоннеля А-22 бесследно пропали двое рядовых. После этого всем патрульным отрядам выданы кинжалы. Пятнадцатого января станционные смотрители. ну, тут куча фамилий. в общем, сразу на пяти станциях утверждали, что видели на участке А-16 поезд-призрак. Восемнадцатого января на участке тоннеля А-42 бесследно пропал поезд с амуницией и сопровождающими. – А не тот ли это поезд, – внезапно перебил её Лёша, – мимо которого мы прошли? – Вполне возможно, – сказал Андрей, стараясь пока не обдумывать этот факт. Прислушиваться к тому, как Света продолжает переводить, было не так страшно. – Двадцать пятого января внезапно начала разрушаться стена. Как это перевести?.. М-м. – задумалась Света. – В общем, они зачем-то замуровали один боковой тоннель, а потом кто-то разломал изнутри кирпичную стену. – Зачем им замуровывать тоннель? – не поняла Таня. – Здесь не написано, – пожала плечами Света. – Просто сказано, что вместо кирпичей они заделали вход армированным бетоном, но очень чего-то опасаются. Пока бетон не затвердеет, усилено сопровождение поездов на этом участке. Второе февраля. Авария на понижающей подстанции номер два, обесточен завод тяжёлой воды и тоннель А-10. Путевые обходчики говорят, что слышали на участке голоса русских солдат. Тщательное патрулирование ничего не обнаружило. Седьмое февраля. Пропали два обходчика на участке А-16. Третий бросил оружие и в панике добежал до станции. Утверждает, что оно набросилось сзади. Не может ничего объяснить. Отправлен в лазарет с нервным расстройством. Патруль ничего не нашёл. Тринадцатое февраля. Ничего не понимаю. Могу только разобрать «пожар на базе подводных лодок». – Какое большое подземелье, – вполголоса в очередной раз повторила Таня. – И чем дальше, тем оно больше. Света остановилась. – А дальше всё вычеркнуто, – сказала она, возвращая листок Андрею. – Посмотрите, здесь буквы прямо залиты чернилами. Все молча переглянулись. Свет фонариков делал знакомые лица похожими на демонические маски. – Куда же это мы попали? – спросила Света, перейдя на шёпот. – Давайте-ка отсюда уходить, – предложил Андрей. – Я не знаю, что тут могло быть у немцев, но об этом лучше думать наверху. – Тогда уходим, – согласился Лёша. Андрей сложил донесение вчетверо – бумага издала тихий, словно сожалеющий хруст, напомнивший об опавших листьях в лесу. «Дома надо будет перевести со словарём», – подумал он, убирая донесение во внутренний карман куртки. – Почему в чашке кофе? – внезапно задала вопрос Таня, посветив телефоном на небольшую тумбочку сбоку от стола. В чашке, стоявшей там, маслянисто блеснула чёрная жидкость неприятного вида. – Почему он не высох за эти годы?! Лёша взял в руку чашку и покачал её. Непонятная чёрная жидкость вела себя так, как и положено жидкости, – колыхалась. Поднеся чашку к лицу, Лёша принюхался. – Вроде и правда кофе. – Не горячий? – спросил Андрей. – Нет. – Это хорошо. Иначе было бы уже слишком. Мы заходим на заброшенную станцию, а там стоит чашка горячего кофе.