— Не знаю. Рейнджер сместил бедро, и желание пронзило меня и зажглось внизу живота. Он был жесткий повсюду. Его бедра, его оружие… все было жестким. Потом он наклонил голову и поцеловал меня в шею. И провел языком по месту, которое только что поцеловал. И поцеловал снова. Скользнул ладонями мне под футболку, оставляя огненный след на коже, пальцы очутились под грудью. — Час расплаты, — объявил он. — Я забираю долг. Я чуть не свалилась на пол. Рейнджер взял меня за руку и потянул к спальне. — Кино, — пролепетала я. — Лучшая часть фильма идет. Сказать по чести, я не смогла бы вспомнить ни единого кадра из того фильма. Ни одного имени персонажа. Рейнджер стоял почти вплотную, обхватив меня рукой за шею и приблизив лицо. — Мы сделаем это, Милашка, — сказал он. — Все будет хорошо. А потом поцеловал меня. Поцелуй стал глубже, требовательней, сокровенней. Ладонями я почувствовала, как напряжены мышцы на его груди, как бьется сердце. Так у него есть сердце, мелькнула мысль. Хороший знак. По крайней мере , частично Рейнджер все-таки человек. Он прервал поцелуй, подтолкнул меня в спальню. Сбросил ботинки, снял ремень с оружием. Снял все. Даже тусклого света хватило увидеть: что обещал Рейнджер, облаченный в спецназовскую экипировку, то сдержал, когда сбросил одежду. Весь из сплошных твердых мускулов с гладкой смуглой кожей. Тело совершенных пропорций. Напряженный и сосредоточенный на мне взгляд. Рейнджер содрал с меня одежду и загнал на кровать. А потом вдруг очутился внутри меня. Однажды он пообещал мне, что время, проведенное с ним, отвратит меня от всех остальных мужчин. Когда он это говорил, то я решила, что он преувеличивает угрозу. Больше я так не думала. Когда мы закончили, то полежали какое-то время. Наконец он провел рукой по всему моему телу. — Пора, — сказал Рейнджер. — А сейчас-то что? — Уж не думаешь ли ты, что так легко платятся долги? — Ой-ой, неужели переходим к наручникам? — Чтобы превратить женщину в рабыню, мне не нужны наручники, — заявил Рейнджер, целуя меня в плечо. Он легонько поцеловал меня в губы, потом наклонил голову, целуя подбородок, шею, ключицы. Спустился ниже… грудь, сосок. Пришла очередь пупка, живота, а потом его рот оказался… обожежмой! На следующее утро Рейнджер все еще был в моей постели. Прижавшись тесно ко мне и держа меня в объятиях. Я проснулась от звука сигнала на его наручных часах. Он выключил будильник и повернулся на бок проверить пейджер на прикроватной тумбочке, где тот лежал рядом с пистолетом. — Мне нужно идти, Милашка, — сказал он. Оделся. И ушел. О черт. Что я натворила? Я просто сделала это с Магом. Дерьмо святое! Ладно, успокойся. Давай просто здраво рассудим. Что здесь случилось? Мы это сделали. Конец, кажется, был чуточку грубым, но ведь это Рейнджер. А что я ждала? И прошлой ночью он не был грубым. Он был… восхитительным. Я вздохнула и вылезла из постели. Приняла душ, оделась и пошла в кухню поздороваться с Рексом. Только Рекса там не было. Он ведь жил сейчас у родителей. Без Рекса квартира казалась пустой, поэтому я собралась поехать к своим. Поскольку наступило воскресенье, появился дополнительный стимул вроде пончиков. По дороге из церкви матушка и Бабуля всегда покупали пончики. Девочка-лошадка скакала по дому в нарядном платье для воскресной школы. Завидев меня, она остановилась, и личико ее приобрело задумчивый вид. — Ты еще не нашла Энни? — Нет, — ответила я. — Но я говорила с ее мамой по телефону. — В следующий раз скажи ее маме, что Энни пропускает кучу всего в школе. Скажи, что меня взяли в класс по чтению «Черный жеребец». — Хватит врать-то, — вмешалась Бабуля. — Ты в классе «Синяя птица». — Я не хочу быть дурацкой синей птицей, — заявила Энни. — Синие птицы — какашки. Хочу быть черным жеребцом. — И поскакала прочь. — Люблю это дитя, — сказала я Бабуле. — Угу, — согласилась Бабуля. — Напоминает тебя в этом возрасте. Прекрасное воображение. Идет по моей семейной линии. Твоя матушка, Валери и Энджи во всех отношениях синие вороны. Я взяла пончик и налила чашку кофе. — Что-то в тебе изменилось, — заметила Бабуля. — Не пойму, в чем дело. Как вошла, так не перестаешь улыбаться. Проклятый Рейнджер. Я заметила эту улыбку, когда еще зубы чистила. И никак ведь не сходит! — Удивительно, что может с человеком сделать здоровый сон, — пояснила я Бабуле. — Я бы не отказалась заполучить такую улыбку, — призналась Бабуля. К столу вышла Валери. Вид у нее был угрюмый. — Не знаю, что делать с Альбертом, — призналась она. — Не наблюдается дома с двумя ванными? — Он живет с матерью и зарабатывает еще меньше меня. Ничего удивительного. — Хорошего мужика найти трудно, — сказала я. — А когда находишь, то всегда с ним что-то не так. Валери заглянула в пакет с пончиками: — Здесь пусто. Где мой пончик? — Стефани съела, — наябедничала Бабуля. — Я только один! — Ох, тогда должно быть, я, — сказала Бабуля. — У меня было три. — Надо купить еще, — сделала вывод сестрица. — Мне срочно нужен пончик. Я схватила сумку и закинула на плечо. — Я добуду. Мне бы тоже еще один не помешал. — Я еду с тобой, — объявила Бабуля. — Хочу проехать в твоей черной блестящей красотке. Мне не рассчитывать, что дашь порулить? — Не смей давать ей вести машину, — воскликнула стоявшая у печи матушка. — Под твою ответственность. Если она поедет и попадет в аварию, сама будешь навещать ее в больнице. Мы поехали в Гамильтон во «Вкусную выпечку». В старших классах я там работала. Там же рассталась с девственностью. После работы за шкафами с эклерами в компании Морелли. Не знаю, как это случилось. Только что я продавала ему канноли, а потом вдруг очутилась на полу со спущенными трусиками. Что-что, а уговорить женщину скинуть трусики Морелли умел, как никто другой. Я припарковалась на маленькой стоянке у «Вкусной выпечки». Послецерковная толкучка схлынула, и на стоянке было пусто. На ней было семь парковочных мест, упиравшихся в кирпичную стену булочной, и я остановилась в середине. Мы с Бабулей вошли в булочную и купили еще дюжину пончиков. Наверно, излишество, но лучше иметь больше, чем не иметь вообще пончиков. Мы вышли из булочной и приближались к Рейнджеровой «Си Ар-Ви», когда на стоянку ворвался зеленый «форд-эксплорер» и, визжа тормозами, остановился рядом с нами. На водителе была маска Клинтона, а на пассажирском сиденье торчал заяц. Сердце у меня в груди ёкнуло, и адреналин подскочил. — Беги, — крикнула я Бабуле, роясь в сумке в поисках пистолета. — Беги в булочную. Тип в резиновой маске и другой в костюме зайца на ходу выскочили из машины. Они с пистолетами в руках бросились к нам и зажали нас с Бабулей между двух машин. Парень в маске был среднего роста и сложения. Носил джинсы, кроссовки и найковскую куртку. На другом была надета огромная заячья голова и уличная одежда. — Руки на капот, чтобы я их мог видеть, — приказал парень в маске. — Кто ты такой? — спросила Бабуля. — Выглядишь как Билл Клинтон. — Ага, я Билл Клинтон, — сказал тип и повторил: — Руки на капот. — Никогда не понимала ту историю с сигарой (неприличный эпизод из скандала Клинтона с Левински — Прим. пер.), — задумчиво произнесла Бабуля. — Руки на капот! Я оперлась на машину, лихорадочно соображая. Перед нами по улице двигались машины, но нас не было видно. Если я закричу, вряд ли кто-то услышит, если не будет проходить мимо по тротуару. Заяц встал близко ко мне: — Ба-бу-бу-бу-бу-ба. — Что?