— Все, хватит! Я помню, что ты сказал. Будем считать, что ты меня отговорил прощать подонка Витюню. — Я не собирался влезать в отношения между вами, я просто… — Всё, я сказала! Замяли эту тему! Сегодня же вечером перееду с квартиры, чтобы он не знал, где я живу. — Я думаю, Виктор еще не знает, жива ли ты вообще. — А что, может быть, пошантажировать его этим? — Это статья, могут посадить. — Фу, какой ты нудный. Нудный правдолюб. — Не собирался строить из себя принца на белом коне. Мое гостеприимство продлится столько, сколько хватит терпения выдерживать гостя. — Уже прогоняешь? Я еще не обсохла как следует. Татьяна приподняла майку, чтобы показать на ней мокрые пятна, не просохшие под ее грудями. Груди ее при этом показались наружу. Сделала она это намеренно и профессионально, зная, что подобная демонстрация своих достоинств вызывает в юношах смятение чувств. Щеки у меня загорелись, а в глазах, наверное, заполыхал огонь. Девушка опустила майку, поняв, что добилась своего. Гормоны снова сделали меня гостеприимным хозяином, но я не стал от этого меньшим правдолюбом. — Демонстрация сисек — это плюс тридцать минут к моей лояльности. — Эй-эй, вот это хамство. В твоей лачуге это стоит полгода на полном пансионе. — Девушка произнесла это насмешливо. — В таком случае, секс — это ночевка? — Я не знаю, смогу ли я воспользоваться такой платой. — Что, у тебя проблемы с этим? Такой молодой и уже беспомощный? — Нет, просто твой фингал, он отвлекает. Я не смогу не смотреть на него. — Вот зараза. — Татьяна рефлекторно притронулась к синяку. — Ладно, я просто спросила. И не мечтай, Робинзон из-под моста, на легкую доступность такой Пятницы, как я. Скажи лучше, у тебя деньги на такси есть? — Есть. — Сказал я простодушно, но иначе не мог. — Дай тысячу, потом верну. Что-то мне подсказывало, что заработанная своим горбом тысяча уйдет навсегда. Я полез в заначку, Таня отвернулась, понимая всю интимность процесса. — Держи. — Я протянул ей тысячную купюру, пропахшую рыбой. — Ой, а что она так воняет? — Татьяна скривила губы. — Где их хранили до этого? — Деньги не пахнут. Вообще-то, стоит сказать спасибо. — Спасибо. — Это я рефрижераторы с селедкой разгружал. — Может быть, у тебя еще и очки темные найдутся? Не хочу семафорить фингалом. — Нет, очки мне без надобности. У меня и так под мостом вечные сумерки. — Блин! — Татьяна посмотрела на меланхолично крутящийся барабан «Малютки». — Мои шмотки до вечера не высохнут. А ночью я что-то опасаюсь в таком наряде по дорогам шарахаться. Могут принять за «плечевую», или наркоманку, шкабающую на дозу. — Ночуй у меня. Татьяна осмотрела мое жилище, прикинув, каково это — переночевать под мостом. По виду, ее статус был гораздо выше этого уровня. — Спасибо, но не могу. Надо будет с ноутбука весточку родителям послать, что сумку с телефоном посеяла. А то волноваться начнут. О! А у тебя телефон есть? — Ты спрашивала. Нет, мне некому звонить. — Признался я, и самому на душе стало горько. — Бедняга. Придется голосовать, а так не хочется. Стиральная машинка остановилась. — Готово. — Сказал я. — Прополоскать можешь на улице, в душе. Татьяна вынула свои вещи и ушла. Константин, до этого бегавший на улице, зашел в дом. В его глазах читался немой вопрос: «Надолго к нам этот ненужный человек?» — Скоро уедет. — Успокоил я собаку. Константин мне поверил, прошел и лег на привычное место. Прошло минут десять, Татьяна где-то застряла. Мне стало любопытно посмотреть, чем могло обычное полоскание задержать девушку. На пороге не оказалось моих шлепанцев. Из дверей я заметил, что девушки в душе нет, а на веревке висят ее кукольные вещи, особенно нижнее белье. Зато чуть в стороне зашевелились кусты. Спустя пару секунд показалась голова девушки. — Постеснялась у тебя спросить про толчок. Меня комары тут чуть не сожрали, пауки еще паутины кругом наплели. Никакой цивилизации. — Ты не в ту сторону пошла. Туалет у меня там, но комфорта в нем не намного больше. — Спасибо, я сама справилась. Иногда в жизни нужно совершить что-то героическое. — Например, показать попу комарам? — Не то слово показать, а прямо дать попробовать на вкус. — Татьяна карабкалась вверх и протянула мне руку, чтобы я помог ей подняться. Я вытянул ее по сыпучему гравию. Девушка встала рядом со мной, вывернулась, как дикое животное, и через плечо посмотрела на свои покусанные ягодицы. Она снова это сделала без тени стеснения. — Похожа я теперь на божью коровку? Я мог бы сделать вид, что интересуюсь ее попой исключительно в натуралистических целях, но я не мог. Мой взгляд наверняка был похож на взгляд молодого льва в брачный сезон. Вид крепких ягодиц, намеренно выставленных мне для провокации, разогнал кровь. Я быстро переключился на лиловый синяк и немного успокоился. — Самую малость. — Честно сказал я. Мы вернулись в дом. Константин ревниво посмотрел на девушку и лег у порога. Теперь я сел за стол пить чай, а Татьяна легла на мой матрац и уставилась в телевизор. Она скомкала подол майки и просунула его между ног, чтобы не выставлять напоказ свои прелести. Мне тоже было так спокойнее. — А что с твоими родителями? — Неожиданно спросила она. — Ой, прости, наверное, не надо было спрашивать? — Мать умерла, когда мне было пять лет, а отец после запил. Пока он жив, домой не вернусь. — Блин, прости, я забыла, что ты не врешь. У тебя здесь нормально. — Таня перевела разговор на другую тему. — Для жизни все есть. Ноутбук с интернетом и вообще было бы шикарно. — Это моя голубая мечта — накопить на игровой ноутбук. У меня даже список игр есть, которые я бы хотел пройти. — Прикольно. А я только в сетях зависаю. Могу пасьянс разложить и все. Купишь ноут, обязательно найди меня, подружимся, общаться будем. — Ладно. — Пообещал я. — А вот интересно, твой комплекс, он распространяется на общение через интернет? — А в чем разница-то? Комплекс стоит на выходе, контролируя не только то, что я говорю и пишу, но и мои поступки. — А как выглядят правдивые поступки? — Сообразно моим представлениям о справедливости. — То есть ты сразу кидаешься в драку, защищать незаконно обиженного? — Нет, я звоню в полицию. Ну и пару раз, когда не было людей с телефоном рядом, разнимал. — Ясно с тобой всё. Ты — вселенская совесть. Росла она на весь мир, а досталась одному Толику. — Так и есть, и это не смешно. Я чувствую ее, как тяжелый груз, как камень, перекрывший мне путь к счастливой жизни. — Жуть. А что врачи говорят? — Уникум, такого случая в книгах не описано. Меня в детстве чуть в Швейцарию не увезли на симпозиум психотерапевтов. Даже название моему комплексу придумали «Синдром Иисуса». Потом посчитали это кощунством и не стали вообще никак называть. — А я бы назвала это синдромом Толика-правдоголика. — Татьяна засмеялась. Мне тоже стало смешно. Я чуть не поперхнулся остывшим чаем, и это добавило нам повода для смеха. Константин поднял голову и удивленно посмотрел на нас. Наша беседа постепенно перешла на отвлеченные, ничего не значащие темы. Я впервые в жизни разговаривал по душам с девушкой. Пусть это была не моя девушка, а Татьяну трудно было представить таковой, мне было чертовски приятно видеть ее искренний интерес к моей болтовне. Она смеялась открыто, по-настоящему, утирая слезы. Ее смешили те нелепые ситуации, в которые я попадал благодаря своей особенности. — Если бы я была писателем, то обязательно написала бы о тебе книгу: «Смешные и грустные истории Толика в стране брехунов». Гонорар пополам. — Спасибо. Ты первая девушка, которая решила их выслушать, а может быть, первая, которой я решился рассказать их. — Да, девахи зациклены на других парнях. Я не исключение. Хочется всего и сразу. Красивый, умный, обеспеченный. Пристроить, так сказать, свою красоту к достойному человеку. Чтобы быть при нем красивым инкубатором, и ни в чем не нуждаться. — Таких парней на всех не напасешься.