– Я собирался… ну сам знаешь, сварочные горелки. Лазеры. Думал, сможем дать им бой. Все хранилось по другую сторону люка. Он уже упаковался по самую шею. Шлем висит на крючке, достать легко: схватить, повернуть, и все – Хаким снова на самообеспечении. На время. Что-то тяжело бьет по люку. – О, сука, – слабо лепечет цифровик. Я говорю спокойно и размеренно: – Какой у нас план? Он переводит дух, собирается с мыслями: – Мы, м-м-м… мы отступаем. За ближайший опускной щит. Шимп сразу ловит намек и дает мне маршрут на внутреннюю карту: обратно в коридор и пятнадцать метров вперед. – Если что-то прорвется, щит тут же опустится. – Он кивает на альков. – Хватай скафандр, на всякий… – А если они прорвутся через щит? – интересуюсь я. Биосталь явно светится прямо по центру. – Тогда упадет следующий. Ну ты же знаешь процедуру. – Такой у тебя план? Отдавать «Эри» по кускам? – По кусочкам, – он кивает, сглатывает. – Выгадаем время. Сообразим, где у них слабое место. – Хаким хватает шлем и поворачивается к коридору. Я кладу ему руку на плечо, останавливаю: – И как мы это сделаем, если быть точным? Он пожимает плечами, сбрасывает мою ладонь: – Ну сымпровизируй ты, еб твою мать! Прикажем Шимпу сделать каких-нибудь новых дронов, чтобы пойти сюда и стереть тут всех к херам! – Он кивает на дверь. В этот раз моя рука – это не предложение. В этот раз она смыкается клещами у него на плече, резко разворачивает Хакима и грубо толкает в переборку. Шлем, отскакивая, катится по палубе. Неуклюжие перчатки пытаются со мной справиться, но силы в них нет. Глаза Хакима танцуют бешеную джигу. – Ты не слишком основательно все продумал, – спокойно говорю я. – Да нет времени думать основательно! Может, они пробьются через щит, может, и пытаться не будут, в смысле… – Его глаза вдруг загорелись слабой и нелепой надеждой. – А может, нас не атакуют. Готов поклясться, это так, понимаешь, они просто… они умирают. Конец света, их дом в огне, они просто ищут место, где спрятаться. Им наплевать на путь внутрь, они просто хотят убраться снаружи… – Почему ты думаешь, что наша атмосфера для них менее смертельна, чем обстановка снаружи – для нас? – Да им не нужно быть умными! – заорал он. – Они просто напуганы! Пальчики еле заметного электричества мерцают и потрескивают по краям люка: зарница, похоже. Или что-то поухватистее. Я не отпускаю Хакима: – А что если они все-таки умные? Что если они окопались там не только из инстинкта? Что если это у них есть план, а у нас – нет, а? Он разводит руками: – И что еще мы можем сделать? – Не дадим им шанса прорваться. Свалим отсюда прямо сейчас. – Свалим… – Уберемся с ледяного гиганта. Попытаем счастья со звездой. Он прекращает трепыхаться, уставившись на меня, ждет коронной фразы. Я молчу, и он шепчет: – Да ты спятил. – Почему? Шимп сказал, что мы почти выбрались. – Да он полтора часа назад так говорил! А мы на час опоздали к предсказанному выходу уже тогда! – Шимп? – спрашиваю я, но для его блага, а не для блага Хакима. – Я здесь. – Скажем, мы максимизируем червоточину. Бросим наружу как можно больше массы, проложим самый короткий путь из звездной оболочки. – Приливное напряжение разорвет «Эриофору» на два облака обломков примерно одинаковой массы, каждый будет центрирован… – Так, поправка. Скажем, мы оптимизируем расстояние и смещение, чтобы максимизировать скорость без потери структурной целостности. Даже по ожиданию я могу сказать, что у ответа будут серьезные доверительные пределы. – «Эриофора» подвергнется прямому действию околозвездной оболочки на протяжении 1300 корсекунд, – наконец говорит он. – Плюс-минус 450. При температуре 2300 кельвинов. Базальт плавится при 1724 кельвинах. Но Шимп еще не закончил: – Нам также грозит риск значительных структурных повреждений благодаря сдвигу вторичных центров масс за пределы жестких каналов перемещения. – Мы справимся? – Я не знаю. Хаким всплескивает руками: – Это почему еще? Ты же для этого создан! – Мои модели не могут учитывать плазменное внедрение сверху или электрические явления на корпусе, – отвечает ему Шимп. – А поэтому в них не хватает по меньшей мере одной важной переменной. Вы не можете доверять моим предсказаниям. В конце отсека люк уже сияет красным, как небо. Электричество шипит, трещит и уже пытается нас схватить. – Делай, – неожиданно произносит Хаким. – Мне нужен консенсус, – отвечает Шимп. Разумеется. Шимп ориентируется на нас, мешков с мясом, когда заходит в тупик; но ища у нас мудрости, он не знает, за кем следовать, если мы не согласны друг с другом. Хаким ждет, безумный, его глаза мечутся между мной и люком. – Ну? – выдержав паузу, спрашивает он. И все сходится на мне. Я сейчас могу все отменить. – Да чего ты ждешь? Это же, блядь, твоя была идея! Я чувствую непреодолимое желание склониться к его уху и прошептать: «Что, уебан, теперь-то я не марионетка Шимпа?». Но я сопротивляюсь и вместо этого говорю: – Конечно. Дадим варианту шанс. И колеса завертелись. «Эриофора» дрожит и стонет, ее крутят векторы, для которых она не была создана. Незнакомые ощущения щекочут мне подкорку, двигаются дальше, зарываются в нутро: невозможное неописуемое чувство того, что низ находится в двух местах одновременно. Один в знакомом и безопасном направлении, под ногами, под палубами, лесами, базальтом, в самом сердце корабля; но второй набирает силу, и он двигается… Я слышу крик металла вдалеке. Слышу грохот незакрепленных объектов, врезающихся в стену. «Эриофора» дергается, заваливается на левый борт, неуклюже поворачивается на непонятной оси, растянутой на слишком много тошнотворных измерений. Что-то двигается за стеной, глубоко в камнях; я его не вижу, но чувствую притяжение, слышу треск новых линий раскола, разделяющих древний камень. С десяток алых иконок опухолями расцветают в мозгу: «Отказ подсистемы», «Нехватка хладореагента» и «Разрыв основного канала». Полупустая «груша», брошенная десятки, сотни, а то и тысячи лет назад, дрожит, практически влетает в поле зрения. Она падает вбок и скользит по переборке, захваченная чудовищным приливом. Я стою на палубе под углом в сорок пять градусов. Кажется, меня сейчас стошнит. От низа под ногами остался лишь шепот. Я беззвучно благодарю сверхпроводниковую керамику, пьезоэлектрические балки, все арматуры, такие грубые и волшебные, которые не дают этому крохотному мирку рассыпаться в пыль, пока Шимп свирепствует с законами физики. Я возношу какую-то расплывчатую, но отчаянную молитву, что они справятся с задачей. А потом падаю вперед, вверх – не туда, куда положено: Хаким и я врезаемся в переднюю переборку, а резиновая лента, растянутая до предела, наконец рвется и швыряет нас вперед. Когда мы появляемся, Сурт торжествующе ревет, хватается за крохотный неожиданный приз, выпавший из большой добычи. Иззубренные пауки отскакивают и исчезают в ослепляющем тумане. Водовороты магнитной силы, словно сделанные из каркасной сетки, извиваются на жаре, сплетенные каким-то генератором, находящимся прямо в гелиевом сердце гиганта – а может, это просто Шимп отправляет мне модели и грезы. Я практически уверен, что все это нереально; наши глаза, уши, пальцы – все слизало; все окна заволокла тьма. Следующими пойдут кожа и кости: перегретый базальт станет мягким, как пластик. Может, это происходит уже сейчас. Уже и не скажешь точно. Остается только падать, пока воздух вокруг уплощается и мерцает от усиливающегося жара. Я спасаю твою жизнь, Хаким. Ты, сука, лучше это оцени. * * *