* * * У нас так мало информации для действий. Мы понятия не имеем, насколько далеко находимся от потолка: он постоянно разрушается над нами. Мы понятия не имеем, насколько близко подобрались к ядру: оно все разбухает под уменьшающимся весом рассыпающейся атмосферы. Мы знаем лишь одно: если сверху температура поднимается, мы опускаемся; если нарастает давление снизу, мы карабкаемся вверх. «Эриофора» подобна крупинке в животе рыбы, которая застряла посреди пустого океана, а дно и поверхность для нее – понятия чисто гипотетические. Единственный надежный ориентир – это мы сами. Шимп дает примерные оценки на основе гравитации и инерции, но даже они – всего лишь предположения из-за того, как червоточина искажает пространство-время вокруг. Мы растянуты по волне вероятности, ждем, когда откроется ящик и вселенная увидит наконец, мертвы мы или живы. Хаким не сводит с меня глаз, стоя с другой стороны контура, его лицо мерцает в свете тысяч трансляций с камер. – Что-то не так. Мы уже должны были выйти с другой стороны. Он твердит это уже целый час. – Вариативности не избежать, – напоминаю я ему. – Модель… – Модель, – он выдавливает из себя горький смешок. – И она основана на зетабайтах информации, которые мы собрали, когда в прошлый раз решили пролететь через красный гигант. Модель – дерьмо полное. Магнитное поле раз икнет, и мы пойдем вниз, а не наружу. – Но мы все еще здесь. – В этом и проблема. – И у нас по-прежнему темно. Атмосфера достаточно густая, она держит на расстоянии обжигающее нутро Сурта. – Ну да, темнее всего перед рассветом, – мрачно заявляет Хаким и указывает на пятно инфракрасного света над нами, чья яркость только усиливается. Шимп не может объяснить, что это, хотя забивает кучу реальных данных в уравнения. Чтобы это ни было, оно не ушло с нашего вектора перемещения и становится жарче. Или ближе. Трудно сказать: в таких условиях чувства довольно туманны, и мы не собираемся высовывать голову над облаками ради вида получше. В общем, Шимп говорит нам не беспокоиться. Говорит, что мы почти прошли. * * * Буря больше не замерзает при столкновении. Она плюется, шипит, потоки тут же превращаются в пар. Непрестанные молнии засвечивают небеса, оживляют гигантских, словно выпиленных по трафарету монстров из метана и ацетилена. Так мог бы выглядеть божественный разум, если бы Господь страдал эпилепсией. Иногда мы вмешиваемся, блокируем какой-нибудь господний синапс прямо посреди разряда: миллион вольт ударяет в корпус, очередное базальтовое пятно превращается в шлак или «Эри» слепнет еще на один глаз. Я уже сбился со счета, сколько камер, антенн и радарных тарелок мы потеряли. Добавляю еще одну, когда очередная фасетка вспыхивает и меркнет на краю коллажа. А вот Хаким настораживается: – Прокрути снова, – говорит он Шимпу. – Эту запись. До того, как камеру поджарило. Последние секунды последней жертвы: испещренная кратерами шкура «Эри», кое-где торчат наполовину утопленные в ней машины. Молния вспыхивает слева, пронзает пластину радиатора где-то на полпути до бугристого горизонта. Вспышка. Банальная и чересчур знакомая фраза: НЕТ СИГНАЛА. – Заново, – говорит Хаким. – Попадание на среднем расстоянии. Поставь на паузу. Три разряда, их застукали прямо во время преступления – и Хаким к чему-то клонит, теперь я вижу. Что-то в них есть необычное, что-то не такое… случайное… по сравнению с фрактальными бифуркациями отдаленных молний. Они к тому же другого цвета, синеватого оттенка, и размером поменьше. Вдали стрелы массивные. А эти, выгибающиеся дугой на поверхности астероида, не толще моей руки. Они собираются у яркой массы, которая практически не попадает в камеру. – Похоже на какой-то статический разряд, – предполагаю я. – Да ну? И какой же? Я не замечаю ничего подобного в окружающей мозаике, но в переборках мостика огромное число окон, и у нас по-прежнему тысячи камер на поверхности. Даже мой линк не может выдержать столько сигналов одновременно. – Шимп, есть еще что-то подобное на поверхности? – Да, – отвечает Шимп и выводит на дисплей картинку высокого качества. Яркие решетки роятся над камнем и сталью. Боевые порядки шаровых молний маршируют на иззубренных ходулях электричества. Какая-то плоская мерцающая плазма скользит по шкуре «Эри», словно скат. – Сука, – шипит Хаким. – А они откуда взялись? Наш составной глаз теряет еще одну грань. – Они? Это вполне могут быть необычные электрические дуги из-за сплавов. – Да они же слепят нас. Ну твою же мать, блядь, то есть попасть в ловушку внутри звезды – это недостаточно, вот вам еще враждебные пришельцы в нагрузку! Мои глаза находят датчик на потолке: – Шимп, что это за штуки? – Я не знаю. Они могут быть чем-то вроде огней святого Эльма или стабильной плазмой. Я не могу сбросить со счетов и мазерный эффект, но не распознаю какого-то значительного микроволнового излучения. Вырубается еще одна камера. – Жуки из молний, – Хаким начинает истерически хихикать. – А они живые? – спрашиваю я. – Не органически, – отвечает Шимп. – Я не знаю, соответствуют ли они каким-то определениям, базирующимся на энтропийных ограничениях. Значит, конвенциальной морфологии нет. Вот это не совсем ноги, скорее… какие-то дуги блуждающего напряжения. И форма тела – если понятие «тело» тут вообще подходит – кажется произвольной и текучей. Зарницы сжимаются в искрящиеся шары; те в свою очередь отращивают кольца, конечности или просто уносятся на скорости в 2 маха, исчезая в буре. Я вызываю оперативное досье. Так, кластерное распределение, значит. Стайка собралась у скелетных останков сопла давно покойного двигателя малой тяги; еще одна мерцает у шлюза для внекорабельных инженерных работ, расположенного где-то в половине расстояния от боковой линии по правому борту. Целая куча скопилась у кратерной пасти «Эри», они роятся вокруг нашей искусственной линии самонагрузки, словно вода, вихрящаяся у слива. – Дыры, – тихо произносит Хаким. – Углубления. Шлюзы. Но мой взгляд привлекает нечто, не относящееся ко всем этим делам, оно разворачивается над нами, пока наши глаза прикованы к земле… – Они пытаются забраться внутрь. Вот что они делают. Неожиданно – яркое пятно в небе. Потом разрыв; дыра; расширяющийся зрачок огромного демонического ока. Тусклый кровавый свет разливается по раздолбанному пейзажу, когда циклон открывается над нашей головой, оплетенной воспалениями молний. Палец Сурта дотягивается до нас из ада, наконец видимый невооруженным взглядом. – Твою мать… – шепчет Хаким. Это испепеляющий торнадо, огненный столп. Внешний мир лезет внутрь, и если что-то, кроме магии, может объяснить его существование, оно не известно ни мне, ни Шимпу, ни коллективной мудрости всех астрофизиков Земли, собранной в наших архивах. Оно тянется к нам и касается червоточины, просто берет и касается. Чуть раздувается, словно воспалившись от попавшей занозы, распухший кончик секунду абсурдно колеблется, а потом взрывается… …и огонь обрушивается на нас с небес жидким водопадом. Твари внизу бросаются врассыпную так быстро, как их могут унести зигзагообразные молнии; на мостике искрят и умирают все сигналы с поверхности. С десятка других точек я вижу, как языки рассеянно-красной плазмы захлестывают шкуру «Эриофоры». Какая-то пронзительная сирена шепчет «блядь блядь блядь» рядом со мной, а «Эри» кормит меня данными: у того бокового шлюза что-то происходит. Все камеры там уже вырубились, но на внешнем люке подъем давления, и ритмичный шипящий звук трещит в интеркоме. Хаким уже исчез с мостика. Я слышу только тихий вой скакуна, удаляющегося на полной скорости. Я выныриваю в коридор, хватаю собственного скакуна из гнезда, отправляюсь в погоню. Нет сомнений, куда он направляется; я и так об этом знал, даже без карты, которую Шимп тут же направил мне в голову. Далеко по правому борту что-то стучится в нашу дверь. * * * Когда я догоняю Хакима, тот уже в предшлюзовом отсеке, забирается в ВКД-скафандр, походит на паникующее насекомое, которое пытается залезть обратно в кокон. – Внешний люк взломан, – говорит он мне, забывшись. Буквально в метрах от нас. За этими шкафчиками и альковами для скафандров, по ту сторону массивного подъемного моста из биостали, что-то ищет путь внутрь. И может найти; я уже вижу жар, идущий от люка. Уже слышу треск дугового электричества, идущий с другой стороны, тихий вой отдаленных ураганов. – Оружия нет, – Хаким возится с перчатками. – Миссия до конца времен, а они нам даже пушек не выдали. Это не совсем правда. Они определенно дали нам возможность создавать оружие. Не знаю, пользовался ли ею Хаким, но я помню его приятелей, как они стояли недалеко от этого места. Помню, как они наставили свои пушки на меня. – А что мы тут делаем? – Я машу в сторону люка; у меня воображение разыгралось, или посередине он действительно стал ярче? Хаким качает головой, дышит часто и неглубоко: