Когда «Эриофора» отчалила, на ее борту разместили около ста узлов, каждый был достаточно большим для полноценного функционирования Шимпа, каждый ясно помечен на схемах. Тем не менее новые появлялись постоянно. Ничто не может избежать требования избыточности, общего для всей Диаспоры. Теперь мы уже не знали, сколько их, не знали, где они находятся. Любой узел мог когда угодно стать активным гипервизором – местом, где, по сути, жил Шимп, – а передавали свой долг друг другу они без всяких фанфар и предупреждений. Иногда в узле появлялся изъян, или он просто изнашивался; иногда Шимп сам перемещался в подсистему, жизненно важную для конкретной миссии, чтобы минимизировать задержку при вычислениях. Поэтому мы странствовали по залам, задавали нашему искусственному имбецилу вопросы как тривиальные, так и глубокие, отмечая ничтожный временной лаг, предшествующий каждому ответу. Мы обменивались записями, отмечали на картах задержки и местоположения, неустанно триангулируя корабельного деспота. Разумеется, наши старания обычно не приносили плодов. Мы полтысячелетия вычисляли, где окопался Дух Шимпа настоящего, а потом проснулись однажды и выяснили, что он куда-то переместился, пока мы спали. Пару тысяч веков назад, в паре тысяч световых лет отсюда, люди сказали бы, что мы плюем против ветра. Но даже если бы мы выследили этого мелкого уебана, это бы навряд ли помогло. Стоило бы нам выдернуть шнур, как следующий узел тут же подхватил бы эстафетную палочку. Существовало столько Призраков Шимпа грядущего, что достать их все было просто невозможно. Но мы над этим работали. – Мы просто тратим свое время, – спустя пару веков Джахазиэль Которн высказал мнение. – Признаки задержки? В зависимости от того, насколько запутана проводка, сигнал от ядра и обратно может добраться до нас быстрее, чем пинг от соседней комнаты. Он был из новых рекрутов, его ярость еще не утихла, он искал выход побыстрее. Я привела его на Поляну Лес – Шимп считал, что я показываю Джахазиэлю протоколы биоремедиации, – и представила Лиан Вей и ее совету зомби, прежде чем они исчезнут под покровом сорняков-убийц еще на пару циклов. Которн чуть не запачкал штаны, когда лес попер на него в первый раз. Впрочем, оправился парень быстро. Феромоны сработали, плющи держались на расстоянии, а уже десять минут спустя он прыскал на них из чисто детского злорадства, лишь бы посмотреть, как растения корчатся. – Дело в средних величинах, – принялась разъяснять ему Лиан. – Да, и когда вы все вычислите, он смотает удочки и переедет, – Джахазиэль оглянулся по сторонам. – А почему просто не спросить его самого, где он сейчас? Ли повернулась ко мне: – Хочешь сама попробовать? Я перехватила дирижерскую палочку: – Ты же не думаешь, что он все тебе выложит, Джаз? – Скажем ему, что нам это нужно, не знаю, для диагностических целей. С чего бы он не купится? Он же тупой. – Только Шимп нам не враг. – Поверить не могу, что ты все еще защищаешь эту тварь, – сказал он. В моем арсенале был еще один феромон, его я приготовила, когда изучала лес. Аттрактант. И сейчас я представила, как брызгаю им на Джахазиэля и… отхожу в сторону. Но вместо этого сказала: – Хочешь пойти повоевать с пушкой? Пожалуйста, без проблем. Только я лучше буду сражаться с уродами, которые в меня целятся. – Джаз сразу распахнул пасть, но я его оборвала. – Заткнись и слушай. Если бы дело было только в Шимпе, мы бы уже давно выиграли. Но не ему пришла в голову идея перепрятать остров Пасхи. Он даже не помнит о том, как это сделал. – И ты ему веришь? – Верю. Да, Шимп тупой. И мы сражаемся не с ним. Мы сражаемся с теми, кто планировал миссию; пусть они подохли шестьдесят миллионов лет назад, но тупыми не были, а за спиной у них стояли общие ИИ, и вот эти товарищи были настолько умными, насколько ты даже представить не можешь. – Так чего тогда в принципе барахтаться? – Потому что даже кластер сверхумных общих ИИ не может остаться непогрешимым, когда дело касается предсказания асимметричной социальной динамики, растянутой на пару миллионов лет. Но они явно не доверяли нам в долгосрочной перспективе, иначе не запрограммировали бы Шимпа спрятать архив. Они бы не запрограммировали его вести эту сраную игру в наперстки с узлами. И полагаю, они закодировали в системе парочку «красных тряпок», по идее, она должна увидеть признаки того, как с их точки зрения выглядело бы восстание на таком временном периоде. – Хм. – А ты не замечал, что Шимп иногда не настолько тупой, как обычно? А все почему? Потому что его программировали очень умные люди. И вот мы ляпнем какую-нибудь триггер-фразу, и кто знает, какие отвратные подпрограммы она запустит. И вот ответ на твой вопрос, почему мы просто не спросим Шимпа: в нем живут призраки, и мы понятия не имеем, что они будут делать, если нас заметят. Джахазиэль ничего не сказал. Ну хоть что-то. Лиан в восхищении покачала головой: – А ты с каждым разом все лучше про это говоришь. Клянусь, теперь я даже тебе верю. И она когда-то верила. Но уже много столетий никогда не говорила о периодических необъяснимых прозрениях Шимпа. Ее они не беспокоили. Это всего лишь изначально прописанные подпрограммы. Лишь призраки Инженеров прошлого. Разумеется, если ты именно тот, о ком я думаю, то понимаешь, какую нелепую ошибку совершила Лиан. В отличие от некоторых, возможно, я смогу ее исправить. Когда я оглядываюсь назад, то думаю, что из-за стратегии Лиан по вербовке мертвецов Шимп чувствовал себя лучше. Шли эпохи, а мы не умирали по расписанию – возможно, его это сильно беспокоило. Аномалия. Необъяснимое отклонение от программы полета. Я-то боялась, что участившиеся жертвы запустят какую-нибудь последовательность, но наверное Шимп считал их исправлением древней ошибки, возвращением в статистическую зону комфорта. Он один раз упомянул об этом при мне, и судя по всему, возросшая смертность казалась ему хорошим знаком. Хотя он мог такое ляпнуть просто для меня. Именно тогда Шимп заявил, что моя подушевая ценность выросла. Это цитата, между прочим. И я знаю, что он говорил правду, так как Бэйрд Столлер только что умер при исполнении служебных обязанностей. На самом деле он отдал концы, пытаясь предупредить Шимпа. Все не задалось прямо с первого слова: его репутация бунтаря оказалась пшиком, так, болтовней для статуса. Когда Виктор попытался его завербовать, Бэйрд тут же решил сделать ноги. Но выбраться из слепой зоны не успел, его приложил Гхора. Мы умудрились быстренько замести следы: случайное замыкание, пожар, Столлер мертв, Гхора отделался ожогами второй степени по левой стороне тела. Шимп нам поверил, но в результате перетасовал все пороги приемлемых рисков, модернизировал бортовое наблюдение и уничтожил с треть безопасных зон. Я все проспала, но обе стороны поспешили ввести меня в курс дела, как только я попала на палубу. Линтан посвятил в детали, когда мы проходили через уцелевшую слепую зону. Шимп принес соболезнования, так и не забыв про мой выговор после «несчастного случая» с Лиан. Я приняла его попытку примирения с благодарностью, укрепляя впечатление, что наконец – после того злополучного недопонимания – все пошло на поправку. Я всем сердцем отдалась роли Сандей Азмундин, уязвленной конфидентки, которая вернулась в отчий дом. Я вроде как обуздала шок, ярость после острова Пасхи; крайне убедительно изображала сначала презрение, а потом пренебрежение. Сейчас я работала над разрядкой, даже принятием. И это было проще, чем ты думаешь. Шимп – не особо чувствительная машина: даже если в моем голосе не хватало убедительности, я добивалась своего правильно подобранными словами. Вот только на самом деле я не играла. Ты должен понять: даже после острова Пасхи я была довольно пассивным неофитом. Я понимала, все должно измениться. Понимала, что из-за моей глупой эмоциональной привязанности к куску софта не вижу главного: в конечном итоге мы все были инструментами, нас могли списать в любой момент по прихоти служебной функции давно помершего инженера. Но я также понимала, что в этом нет вины Шимпа. Он был машиной, его таким построили. Мы должны были свергнуть его, но я не чувствовала радости при этой мысли, никакого удовлетворения от мести за Элона Моралеса и Три Тысячи. Те схемы, которые вдохновляли Шимпа на танец – они все еще таились где-то внутри. Когда мы его отключим, удовольствия не будет; лишь трагическая необходимость, бешеное животное надо усыпить, прежде чем оно ранит кого-то еще. А потом умер Бэйрд Столлер, и Шимп – наверное, желая примирения – пересмотрел критерии человеческой ценности, которые я когда-то сочла недостаточными: – Сандей, возможно, тебе будет интересно, но в результате последних потерь твоя подушевая ценность возросла. Возможно, он думал, что я смогу взглянуть на ситуацию в новом свете. А меня чуть не вырвало. Не знаю, почему я чувствовала себя такой… Разочарованной. Преданной. По идее все уже давно должно было перегореть. По идее, увидев доказательства, я должна была понять, что дурачила себя, что все эти разговоры, сказки на ночь, минуты на закате я делила не с другом, а с оружием: чем-то смертоносным и бесчувственным, чем-то, что меня прикончит, как только правильное число изменится в его мозгу. Но я почему-то об этом забывала. И все думала о том, что видела в механизме до того, как он утонул в прерогативах миссии. Я все думала, не могу ли я это вернуть. И даже сейчас часть меня скорбит. Даже сейчас часть меня считает, что шанс еще есть. Если тебе интересно, то однажды я все же его спросила. Пошла напролом и сказала: – Эй, Шимп, а какие у нас условия для остановки? Тогда это был невинный вопрос. Без всяких триггеров. Счастливые времена, еще до того как мутировала Лиан, до того как душок революции повис в воздухе. Виктор опять разглагольствовал о конце времен, о филиграни темной материи, держащей галактики воедино, о слабой магической надежде, что мы сможем опередить расширение пространства, если только каким-то образом сумеем проскользнуть через парочку суперкластеров: – Ты только представь наш бонус, если мы сумеем протянуть Дорогу колец через Ланиакею! Только не было бонусов. Кроме одного: свалить на хрен с Земли, и его вполне хватало; мы до сих пор отрабатываем нашу премию, и я не вижу причин жаловаться. Но сценарии Виктора казались настолько далекими, что все наше путешествие не длилось и недели по сравнению с ними. И конечно, так далеко мы бы никогда не забрались – Вик просто любил пофантазировать о Последних днях, – и потому я должна была спросить: – Серьезно. Как мы узнаем, что наша миссия закончена? – Ну почему ты так жаждешь ее закончить? – поинтересовался Вик. – Когда мы получим последовательность отмены, – сказал Шимп. Что имело смысл, когда мы были молоды, только сошли с конвейера и сияли чистотой. У Диаспоры была самая передовая техника, которую только мог предложить двадцать второй век – но впереди ждал и двадцать третий, и двадцать четвертый. У наших потомков, по идее, должны появиться волшебные палочки и амулеты, которые просто невозможно было вообразить, когда мы улетали. Все знали, что «Эри» и ее сестрички устареют, это лишь вопрос времени, а потом нас отзовут, и новое поколение приступит к делу. И если этого не случилось, то вариант оставался один: дом исчез, а ЦУП умер бездетным вместе со всем нашим видом. В общем, при любом раскладе тут нам было лучше. И все-таки. – Шимп, я не знаю. Мы уже столько летим. А что если нас не отзовут? Можем мы, ну, все остановить отсюда? Он ответил не сразу: – Других условий для завершения операции не определено, Сандей. Насколько я вижу, самым близким состоянием для осуществления твоего сценария будет вымирание. – Кого? Нас? – Человечества. Повисло молчание. – Так, понятно. А как ты это выяснишь? – наконец спросил Виктор. – А если люди не вымрут, а превратятся, скажем, в нечто совершенно иное? Как ты поймешь разницу? – добавила я. – И в том, и в другом случае я не могу точно ответить на ваш вопрос. Я буду должен проанализировать данные на основе конкретных вариантов. Я нахмурилась: