— Епископ Вим и без того мне благоволил, а уж после спасения его племянника он точно не откажет в такой малости! — Оказанная услуга не стоит и ломаного гроша! — Сойдет и аванс за услуги, еще не оказанные. Микаэль смерил мрачным взглядом кувшины с вином, долил в кружку белого и опустошил ее в несколько длинных глотков. После произнес: За сочную кость уличный пес сядет на цепь без тени сомнений, Побои снесет и будет служить хозяину верно до самой смерти! За драную кость, Филипп! За драную кость… Похоронное настроение бретера меня до крайности разозлило, и я привел последний аргумент: — Не путай покровителя с хозяином! Прозвучали мои слова на редкость наивно, и Микаэль не преминул отметить этот факт. — Уверяю тебя, Филипп, — вздохнул он, — его преосвященство не видит разницы между тем и другим. Влезешь к нему в долги — вовек не расплатишься. — Видно будет! — отмахнулся я, подхватил саквояж и вышел за дверь. Уве принесли за полночь. Когда слуга не явился к ужину, я воспринял это как должное и беспокоиться не стал. Втроем мы расправились с котелком гороховой похлебки со свиными ребрышками, краюхой свежего хлеба и рыбным пирогом, а после разошлись по комнатам. Марта попыталась было пристать с расспросами касательно той «стервы из книжного дома», но я потакать женскому любопытству не стал и волевым решением перевел наше общение в куда более приятную плоскость. Именно поэтому, когда снизу донесся решительный стук во входную дверь, мы еще не спали и спустились на первый этаж быстрее с трудом продравшего глаза маэстро Салазара. Ватага едва державшихся на ногах школяров под непрерывные охи и ахи хозяина втащила мертвецки пьяного Уве в общий зал, бросила его на пол и спешно ретировалась. Пришлось мне на пару с Микаэлем поднимать на второй этаж и грузить на кровать собственного слугу. Впрочем, утром наши усилия были вознаграждены сполна: очень уж потешно смущался Уве, выслушивая изрядно приукрашенный рассказ о своем водворении в пивную. При этом клятвенно заверять, что подобного больше никогда не повторится, он не спешил и с мрачным видом хлебал сырую воду, а после и вовсе отозвал меня в сторону. — Магистр… — неуверенно промямлил школяр и умолк, упорно не отрывая опущенного взгляда от ботинок. — Если хочешь извиниться за вчерашнее, не утруждайся. Все понимаю, дело молодое. — Нет! — спешно произнес слуга. — То есть да. Я приношу свои извинения, но дело не в этом. Магистр! — Уве собрался с решимостью, поднял голову и выпалил: — Мне хочется остаться в Мархофе! А мне захотелось отвесить юнцу крепкую затрещину. — Дай угадаю, — вздохнул я, придержав уже дернувшуюся для замаха руку, — встретил сеньориту Лорелей? Уве молча насупился, и я покачал головой. — Неужто фру Эмма не затмила своими прелестями графскую дочку? При упоминании об интрижке с вдовой мясника юнец покраснел до корней волос и с нескрываемым возмущением выпалил: — Это совсем другое! У меня чувства! — Затем Уве вновь ссутулился и попросил: — Можно мне остаться, магистр? Я только руками развел. — Ты свободный человек, Уве! Волен делать что хочешь, не спрашивая ни у кого разрешения. Если речь об университетском долге, то уверяю — ты отработал его сполна. Школяр неуверенно передернул плечами. — Я хочу остаться на службе во Вселенской комиссии. Вы попросите за меня у магистра Риперторпа? — Уве-Уве, — вздохнул я с нескрываемым сожалением. — Хочешь знать, что будет дальше? А дальше все будет печально. Следующую дюжину лет ты проведешь обычным клерком на побегушках магистров-надзирающих, и едва ли тебя повысят, когда кто-нибудь из них выйдет в отставку. Но даже если повысят — рядовой магистр для людей вроде графа Розена все равно что бродяга. А главой отделения без связей тебе не стать. Есть у тебя влиятельная родня, Уве? Слуга покачал головой. — Вообще родни нет, — убито произнес он. — И ты хочешь всю жизнь наблюдать за сеньоритой Лорелей без малейшей надежды на взаимность? Школяр запустил пальцы в и без того взлохмаченные волосы, но сразу поймал себя на этом, пригладил вихры и сказал: — Дело не только в Лорелей, магистр. Не сочтите трусом, но меня пугает то, чем вы занимаетесь. Для вас не писаны законы, я так не могу. Я кивнул, принимая довод слуги. — Это аргумент, Уве. Вот это — аргумент. Но оставить тебя гнить в этой дыре… Давай так: в Ренмеле я дам тебе наилучшие рекомендации и пристрою к кому-нибудь из знакомых магистров. За пару лет выслужишься до эксперта, а там, если не одумаешься, попросишь перевода в Мархоф. Но помяни мое слово — ты одумаешься. Ренмель — столица цивилизованного мира. Оттуда никто так просто не уезжает. Уве даже прикусил губу, напряженно обдумывая мое предложение. Школяра обуревали столь явственные сомнения, что я буквально слышал, как скрежещут в его голове противоречивые желания. Не выдержав умственного напряжения, слуга принялся вышагивать кругами по комнате и что-то бормотать себе под нос, беззвучно шевеля губами. Я его с решением не торопил и оказался прав. — Хорошо, магистр! — сдался в итоге Уве. — Поступим по-вашему! Заглянувший в комнату маэстро Салазар взболтал остававшееся на дне кувшина вино и протянул сосуд школяру, тот вмиг сравнялся цветом с простоквашей и убежал на задний двор. — Молодо-зелено! — презрительно фыркнул бретер и приложился к обколотому горлышку. — Не спаивай мне слугу! — пригрозил я пальцем. — О чем шла речь? — поинтересовался маэстро Салазар. — Он не слишком-то походил на кающегося грешника. Я вкратце поведал содержание беседы, и Микаэль рассмеялся. — Ты пообещал ему протекцию? Филипп, ты в опале! — Это не значит, что у меня не осталось друзей, — резко возразил я, подумал и добавил: — Которые откажутся помочь… неофициально. И неужели ты действительно полагаешь, что лучше оставить мальчишку здесь? Маэстро Салазар враз перестал скалиться и в кои-то веки ответил совершенно серьезно и без малейшего намека на сарказм или ерничество: — Ты все сделал правильно, Филипп. С тем же успехом можно бросить ягненка в лесу. В этом захолустье Уве не светит ничего хорошего. — Бретер вздохнул и покачал головой. — Только и с нами спокойной жизни ему не видать… 2 На встречу с епископом декан Келер отправился в университетской карете, так что до Кларна я добрался с максимальными удобствами. Моим спутникам пришлось ехать верхом, и если Микаэль и Марта никаких особенных неудобств в дороге не испытали, то Уве пришлось нелегко. Я переоценил устойчивость молодого организма к алкоголю: неплохо держался поутру школяр лишь в силу того обстоятельства, что еще не успел толком протрезветь, а вот дальше на него навалилось жутчайшее похмелье. Пришлось оставить его с Мартой в таверне неподалеку от резиденции епископа. Та, надо сказать, сейчас явственно напоминала крепость в ожидании вражеского штурма. По соседним улочкам прохаживались крепкие парни, хоть и в цивильном платье, но со слишком уж цепкими взглядами, а на перекрестках помимо городских стражников отирались наемники в бело-зеленых плащах. У взъезда на этот раз и вовсе расположилась дюжина вооруженных до зубов ландскнехтов, во дворе кроме десятка арбалетчиков и пятерки мушкетеров обнаружилось двухфунтовое орудие с полным расчетом при нем. И еще — магическая завеса. Сотканный из эфирных нитей незримый полог полностью отгораживал резиденцию епископа от прилегающих улиц; никто не мог пробраться внутрь, не дав знать об этом дежурившим в здании монахам. Когда после короткого разговора с капралом ландскнехтов мы прошли во двор, то словно паутину прорвали. Чары облепили с головы до ног, а после сгинули, и все бы ничего, но при этом явственно дрогнул саквояж. Ангелы небесные! Что за напасть?! Я пересек двор, и дежуривший на входе в резиденцию широкоплечий монах-стефанианец ожидаемо спросил: — Магистр, у вас с собой какой-то магический артефакт? — И не один, — спокойно подтвердил я, хоть на спине и выступила испарина от ясного осознания, какой именно «артефакт» привлек внимание охраны. Алхимический шар с тенью князя запределья внутри! Если случится разбирательство, сгину в здешних подвалах, словно и не рождался никогда, не поможет даже статус магистра Вселенской комиссии. Это ведь точно сочтут попыткой покушения… Обливаясь холодным потом, я сунул саквояж Микаэлю и небрежно махнул бретеру рукой. — Подожди во дворе, — а после обратился к ожидавшему разъяснений монаху: — У меня и в мыслях не было смущать подобными вещами охрану, но и оставить их без присмотра я также не могу. Стефанианец кивнул и отступил, не проявив ни малейшего любопытства к содержимому саквояжа. А вот Клос Келер взглянул на меня с нескрываемым возмущением. Грядущая аудиенция привела почтенного мэтра в нешуточное возбуждение, его так и распирало от праведного гнева. Когда я объяснил клеркам причину визита и те послали за епископским викарием, мой спутник не выдержал и, злобно тараща глаза, прошептал: — Что вы себе позволяете, магистр?! Вы что с собой притащили?! — Заткнитесь и улыбайтесь! — в тон собеседнику ответил я и поднялся со стула навстречу влетевшему в приемную епископскому викарию. — Магистр вон Черен! — Тот даже руки к груди прижал. — Скажите, что ваша миссия увенчалась успехом! Я подтвердил сей радостный факт, представил священнослужителю сбитого с толку декана Келера и справился, удостоит нас аудиенцией его преосвященство или придется довольствоваться встречей с отцом Олафом. — Сейчас все узнаю. Следуйте за мной!