— Все, что угодно, — проворчал Денис. А Максим добавил: — Может, преступник банально его спер, а может, там была ценная для него информация… — Или ее не было, а он думал, что есть, — закончила я. — Вот именно, — кисло согласился Макс. Я уже накрывала на стол, когда дверной звонок уверенно звякнул два раза. Это, очень вовремя, заявилась Леська. Что я говорила насчет дополнительной пары картофелин? — Совещаетесь? — звонко выкрикнула она с порога. — Обсуждаете расследование? А меня не позвали? — Ужинать собираемся, — спокойно уточнила я и добавила еще один столовый прибор. — Это вы правильно придумали. — Леська быстро метнулась в ванную помыть руки и заняла место за столом. — Заодно и поговорим. Я, между прочим, вам в клювике кое-что принесла. — И что же? — мгновенно среагировал Максим. — А как насчет обмена информацией? — прищурилась она. — А как насчет уголовного преследования за сокрытие важной для следствия информации? — Ничего не выйдет! — Леська помахала в воздухе вилкой. — У меня никаких точных данных, только сплетни, слухи и предположения. Которыми я совершенно не обязана делиться с многоуважаемым следствием. Даже наоборот, если я весь этот ворох болтовни на вас обрушу, это можно будет квалифицировать как помеху следствию — отвлечение сил и средств на проверку сомнительных версий. — Ворох болтовни можно разобрать, рассортировать, проверить… собственно, в этом и состоит наша работа. — А моя работа… — Леська, прекрати! — не выдержала я. — Есть что рассказать, рассказывай! А если нет, не строй из себя крутого сыщика. — Почему это нет, — обиделась подруга. — Есть, конечно. Просто почему я своими трудовыми знаниями за так делиться должна? Есть же что-то, что Максим может мне рассказать без ущерба для служебных тайн. А я статеечку напишу, денюшку малую получу… я девушка трудящаяся, мне на хлебушек самой зарабатывать надо. — Здесь, кажется, все трудящиеся, — неожиданно вступил Денис. — От дяди-миллионера никто наследства не получал. Так что давай рассказывай, что узнала. А ты, — он повернулся к Максиму, — не торгуйся. Послушаешь ее, потом сам чем поделишься. Не все же у вас под грифом «секретно». — Ладно, — неохотно согласился Максим. — Но с одним условием: никаких статей без моего специального разрешения. Иначе газету закрою, а тебя под статью подведу. Я сумею, не сомневайся. — Договорились, — легкомысленно тряхнула светлыми кудряшками Леся. — Значит так. Сегодня мне почти повезло. Есть там один очкарик, из постоянных клиентов. У него, как я поняла, там льгота на наркоту, а сегодня обидели, в долг не дали. — Подожди, Леся, давай поподробнее, — перебил Максим. — Где «там»? — Так я же говорила, в клубе «Маугли»… А, это я не тебе, это я Полинке рассказывала… — Хорошо, а что за очкарик, как его зовут? — Ну, ты спросил! Понятия не имею, я с ним вообще не разговаривала. Просто случайно рядом оказалась… ну, не совсем случайно, я там долго по залу бродила, прислушивалась-приглядывалась. А этот, знаете, такой, из категории «он немолод и вечно пьян». А тут еще обидели мужика, вот он и присел в уголке, с графинчиком. Начал душу изливать… — Кому? — Максим явно напрягся. — Графинчику с водочкой, кому ж еще. А я за соседним столиком пристроилась. Жаль, что он тихо бормотал, я не все сумела расслышать. Но! — Она снова взмахнула вилкой, указывая на Дениса. — Твой брат явно копал в нужном направлении! И явно накопал достаточно… В этот момент даже до непробиваемой Леси Беды дошло, что она разговаривает не с посторонним, случайно вовлеченным в эту историю человеком, а с родным братом покойного, и она слегка смутилась. — Ну, в общем, жаловался этот бедолага довольно невнятно, и слышно мне было не очень хорошо, так, отдельные слова долетали… — Леся, ты что, цену себе набиваешь? — нетерпеливо рыкнул Макс. — Говори уже, что ты от этого очкарика услышала? — Он плакался, что очень боится, — на удивление послушно, не пытаясь снова продемонстрировать свою независимость, откликнулась Леся. — Что он общался с Андреем, позволил себе расслабиться слегка и имел глупость сболтнуть что-то такое, что никому и никогда, ни при каких условиях говорить не следовало. И вот теперь, когда ему срочно необходима доза, чтобы встряхнуться и привести мысли в порядок, его так жестоко лишили возможности… — Я понял, — перебил Макс. — Имена какие-то он называл? — Нет, он не настолько напился. Он даже Андрея не назвал, только пил все время за упокой души новопреставленного раба Божьего. — Блин, надо же, какой приверженец православия, — недовольно проворчал Денис. — Человек, между прочим, твоего брата поминал, — вступилась за очкарика Леська. — На самом деле я не поняла, он действительно сболтнул Андрею что-то важное, что могло помочь ему выйти на главаря всей этой наркомафии, или просто сам не помнил, что наговорил, и испугался так, на всякий случай. Или это вообще не столько он, сколько водка разговаривала. — Понятно. — Максим откинулся на спинку стула и отодвинул пустую тарелку. — Опиши-ка мне этого разговорчивого алкоголика. — Ну-у… — Леська подняла голову и уставилась в потолок: — Значит так. Мужчинка третий сорт. Похож на сильно облезлого печального Винни-Пуха, только без его обаяния… Я скептически хмыкнула, Денис коротко хохотнул, а Максим замахал руками: — Прости, Леся! Я забыл, что имею дело с творческим человеком, а у вас, известное дело, свой взгляд на мир. Но если я попробую объявить в розыск печального необаятельного Винни-Пуха… давай лучше я буду вопросы задавать, а ты на них отвечай. Леська с готовностью закивала, а я задумалась: с чего вдруг моя милая подруженька взялась ваньку валять? Облезлый Винни-Пух — это вовсе не литературный, как ребята подумали, изыск, а определение конкретного, хорошо мне известного человека. Макс тем временем достал блокнот и сделал короткую запись, пробормотав: — Пол мужской, тип внешности… — и повторил, уже обращаясь к Леське: — Тип внешности? Европейский? — Лицо славянской национальности, — без тени сомнения подтвердила она. — Возраст? — Вот тут точно не скажу, — с явным сожалением призналась Леська. — Трудно было определить, он сильно горбился и не особо ко мне поворачивался. Но старше пятидесяти, это точно. — Странно. Обычно наркоманы до такого возраста не доживают. Рост? — Мелкий. Сидит на стуле, а ножки еле-еле до пола достают. — Телосложение? — Кругленький такой. Скорее просто полный, чем жирный, но такой… рыхлый. — Угу. — Максим сделал очередную пометку в блокноте. — Волосы? Цвет, длина? — Да какие там волосы! На половине головы чистая плешь, на второй половине три волосинки в два ряда. Но аккуратненько так подстрижены. — Странно, — повторил Максим. Я машинально кивнула. Действительно, очень странно. — Кожа? — В смысле? — снова прикинулась дурочкой Леська. — Розовая, бледная, загорелая? Пористая, гладкая? — Ну, так близко я его не рассматривала… нормальная кожа. Дряблая немного, возраст же. Но не розовая и не загорелая, обычная. — Понятно. Теперь голова. — Не дожидаясь вопроса, он пояснил сразу: — Размер, форма? — Да обычная голова. — Леська пожала плечами и свела ладони так, словно держала баскетбольный мяч. — Вот такая, примерно. — Угу, среднего размера, округлая. Лицо? — Тоже круглое. Такое, со щечками. — А черты лица? Крупные, мелкие? — Нет, ничего крупного в этом дядьке в принципе не было. Но и не мелкие. Средние. — Глаза? Цвет, строение глазной щели? — Максим, ты чего? — искренне удивилась Леська. — Он почти спиной ко мне сидел, как бы я ему в глаза заглядывала? Да и зачем? Я больше прислушивалась, чем приглядывалась. — Нос тоже не разглядела? — Нос как нос. Если бы был очень маленький, или слишком большой, или кривой какой, я бы обратила внимание. А так… обычный нос. — На губы тоже внимания не обратила? — Губы? — Леська задумалась. — Нет, губы тоже ничего особенного. В смысле запоминающегося. А вот уши у него смешные были. Маленькие, как у ребенка, и оттопыренные. — Хоть что-то, — пробормотал Максим, записывая. — Волосяной покров на лице имеется? — Не, ни бороды, ни усов, ничего такого… даже щетины не было. Бритый дядька.