– И они найдут ее. Со временем, – добавил Сантьяго. Я вздрогнула и положила вилку и нож по диагонали тарелки. У меня резко пропал аппетит. – Прошло уже шесть лет. Они больше не могут... достать ее и причинить боль, – проговорила я. Муж хранил молчание. – Правда ведь, Сантьяго? – Ты говоришь «они», но ведь правильнее «вы», так? Я не ответила. Он пытался напугать меня? Или хотел выяснить, правда ли я не знала о ее местонахождении? Я понятия не имела, где Хейзел. И впервые за шесть лет порадовалась этому, поскольку подозревала, что муж мог распознавать ложь. – Ты побледнела, – он поднялся из-за стола и встал рядом со мной, отодвигая мой стул и протягивая мне руку. Я посмотрела на его ладонь, а потом снова на Сантьяго. – Давай, Айви. Я уложу тебя в постель. Айви Забавно, Сантьяго заговорил о том, что я будто бы знала, как его разозлить, хотя все в точности наоборот: ему точно известно, как вывести меня. Вчера вечером после ужина он уложил меня спать. Как и сказал. Сантьяго переодел меня в сексуальную шелковую комбинацию, втер мазь в татуировку, а затем уложил на кровать, как чертова ребенка, прекрасно понимая, что это меня разозлило. Сантьяго вообще ко мне не прикасался, если не брать в расчет тату. Увидев неглиже, я предположила, что муж что-нибудь предпримет, но отсутствие действий с его стороны меня расстроило. Что само по себе просто ужасно. Сантьяго помешан на контроле. Я это знала. А жена для него – лишь еще одна вещь, которую он мог и хотел держать в узде. Очевидно, доставлять удовольствие он мне будет тоже по своим правилам. Мое неповиновение лишь укрепляло его решимость действовать по задуманному плану. Я не видела Сантьяго весь день, если не считать того, что несколько часов назад заметила, как он сел в небольшую серебристую спортивную машину и умчался. Мне бы хотелось знать, куда он отправился и с кем захотел встретиться. Поехал ли мой муж на какой-нибудь претенциозный ужин или просто решил провести вечер в городе, пока я сидела в одиночестве в своей комнате день за днем? Мерседес тоже не появлялась. Я слышала, как она говорила Антонии не ждать ее на ночь. По крайней мере, это приятная новость. У меня появилась прекрасная возможность провести свои исследования. Может, удастся заглянуть в какие-нибудь закрытые комнаты. И узнать то, чего не должна была. Пожелав мне спокойной ночи, Антония отправилась спать. Сейчас только около десяти, но мне уже несколько часов не терпелось выйти из комнаты. Я подождала несколько минут после ее ухода, а потом поднялась, засовывая четки под черную майку. Камни холодили кожу, потому я натянула свитер. Мне не хотелось наткнуться на персонал с этой штукой, сверкающей на шее. Это лишь подтвердит господство Сантьяго. Подчиняться ему итак довольно унизительно, но чтобы все остальные об этом узнали? Ну, я не думала, что смогла бы с этим справиться. В течение дня я искала телефон, бродя по комнатам, но, похоже, его нигде не было. Впрочем, в наши дни многие отказывались от стационарных телефонов. Также сегодня я обнаружила бассейн, и мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы просто не прыгнуть и не поплыть. Бассейн был прекрасен. Вдвое больше того, что был в доме родителей, со стеклянным потолком и стенами высотой в два этажа. Здесь все было выложено крошечными золотыми и бирюзовыми плитками, покуда хватало глаз. Я бы все же решилась, не будь так уверена в последующем разоблачении. Как бы ни было неприятно это признавать, я боялась того, что мог сделать Сантьяго, если поймает меня. У меня создалось такое впечатление, что мой муж в любом случае все узнает, даже если никто иной ему и не доложит. Сантьяго вполне мог каким-то неведомым образом почувствовать на мне запах хлорки, даже если я натру потом кожу до крови. Состоявшийся вчера вечером разговор о Хейзел все еще выбивал из колеи. И правда ли, что отец никогда не искал ее? Почему? Или он как-то защищал Хейзел от «Общества»? И теперь мне стало интересно, искал ли ее Сантьяго. Хотел ли он вернуть Хейзел в семью, чтобы наказать и ее? Но почему? Сантьяго был моему отцу как сын. Понимал ли он это? Конечно, Сантьяго не смог бы причинить боль моему отцу. Верно? Я вышла в коридор и повернула к лестнице, которая вела вниз на первый этаж, а потом направилась к большой и хорошо укомплектованной библиотеке, находившейся как раз рядом с кабинетом мужа. Об этом я узнала, находясь в библиотеке и услышав разговор Антонии с горничной. Кроме того, старушка тогда сказала, что той девушке нельзя убираться в этой части дома. И даже находиться не позволено. Потому сейчас я направилась к двойным дверям библиотеки в конце темного коридора. Я чувствовала, как колотилось мое сердце, и часто оглядывалась через плечо, но все было тихо. К тому же, я не делала ничего плохого. Пока. Если кто-нибудь объявится, я просто возьму книгу и почитаю. Мне разрешалось находиться в библиотеке. Наконец, я прошла через двойные двери. Люстра тут давала чуть больше света, чем в гостиной и столовой, а рядом с каждым мягким креслом была установлена лампа. Всего их тут в районе дюжины. Некоторые стояли парами, но в основном по отдельности. Здесь я провела большую часть дня. Даже успела вздремнуть в одном из кресел. Не нарочно, просто отключилась. Подняв старомодный подсвечник со свечой, я пошла в темную часть библиотеки. Здесь было немного жутковато, но, честно говоря, не больше, чем в моей спальне, потому я отогнала мысли о призраках и пошла дальше, к двери, напоминавшей ту, что видела в столовой. Я подняла свечу и прищурилась, чтобы разглядеть контур. Вот она. Молодая горничная насвистывала во время уборки, потому я и проснулась. Я не придала особого значения услышанному разговору, пока Антония не сказала, что той девушке нельзя входить в кабинет господина. Я снова закатила глаза, вспомнив о том, какого обращения к себе требовал Сантьяго. Претенциозный придурок. Я принялась искать что-то, похожее на дверную ручку, но таковой не обнаружила и тогда отставила свечу на полку, начав щупать все подряд. Через некоторое время я все же обнаружила нужное место, почувствовав пружинный механизм под пальцами, а через мгновение дверь со скрипом отворилась. Я ухмыльнулась, почувствовав себя победительницей, затем оглянулась через плечо и удостоверилась, что все еще одна, только после этого зайдя внутрь. Остановившись, я осмотрелась. Огонек моей свечи был куда тусклее мигающего зеленоватого свечения от полудюжины мониторов, стоявших напротив стола Сантьяго. Они были единственными современными здесь вещами. Кабинет мужа оказался большим, по центру стоял огромный антикварный стол с креслом. Почти по всей длине ближайшей ко мне стены тянулся кожаный диван коньячного цвета. Как и в моей комнате, стены здесь были обшиты темным деревом. Дальняя стена была полностью уставлена книгами в кожаных переплетах, а перед ней стояли два удобных на вид кресла и небольшой стол между ними. Я прошла дальше, останавливаясь и оглядываясь при любом скрипе половиц, и старалась игнорировать стойкий аромат одеколона. Он был едва уловимым, но я все равно чувствовала этот его запах. С ночи в исповедальне я больше никогда не забуду этот одеколон. В животе словно запорхали бабочки, а сердце бешено заколотилось, словно у моего тела была на Сантьяго собственная реакция. Я не знала, что такого особенного было в человеке, чей герб теперь приходилось носить на собственной коже. Чье кольцо обвивало палец, а четки давили на шею тяжестью. Но я очень хотела понять его прошлое и настоящее. Подойдя к стене с книгами, я увидела стакан с остатками янтарной жидкости на столе и какую-то книжку – она была раскрыта и лежала страницами вниз.