Я села в кресло и заметила карандаш, который, должно быть, скатился на пол. Я подняла его, даже не задумываясь, и положила на стол рядом с книгой. Очевидно, Сантьяго сидел именно здесь и попивал свой алкоголь. Отставив свечу, я взяла стакан и поднесла его к носу. Скотч. Мой отец хранил подобный для гостей. Я поднесла стакан к губам, не отдавая себе отчета в своих действиях. По правде, я считала, что даже если бы могла сейчас связно мыслить, то все равно бы не смогла придумать вескую причину для такого поступка. Однако я все же прижалась губами к стакану и допила последний глоток скотча. Когда янтарная жидкость обожгла горло, я прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Аромат кожи смешался с одеколоном Сантьяго. Некоторое время я сидела так, вдыхая знакомый запах. По позвоночнику прошла волна дрожи. И дело тут было не в скотче. Он не мог сработать так быстро. Распахнув веки, я вернула на место стакан и коснулась кожаного корешка книги. Никакого заголовка на ней не было. Сама кожа на ощупь и вид казалась старой. Том был толстым, и, вероятно, его не стоило класть страницами вниз и открывать подобным образом. Это могло повредить переплет. Подняв книгу, я перевернула ее и посмотрела на страницу. Однако внутри обнаружился вовсе не текст, а рисунок на весь лист. Череп. Я перевернула страницы и обнаружила подробный рисунок женщины. Она была очень красива. Взрослая, с темными волосами и грустными глазами, частично скрытыми вуалью. Я принялась изучать рисунок. Что-то во взгляде женщины, будто смотревшей прямо на меня, казалось интригующим. Я просто не могла отвести взгляд. Я была так увлечена, что ничего не замечала вокруг, но когда услышала, как в двери повернулся ключ, то поняла, что попалась. Я вскочила, ударившись коленом об стол и роняя свечу на пол. Я судорожно вздохнула, наблюдая, как расплавленный воск растекался по ворсу ковра, и лишь потом обернулась, чтобы посмотреть, кто меня поймал. Впрочем, это мог быть лишь один человек. В следующий миг я встретила тяжелый и темный взгляд мужа. Сантьяго Я заметил раскрытый блокнот для рисования, лежавший на столе. На странице был рисунок матери, который я набросал с похорон. Сам я присутствовать не смог, потому Мерседес записала для меня все на видео. И образ матери, такой разбитой, запечатлелся в моей памяти. Это воспоминание никто не должен был видеть. И уж тем более чертова Морено. Жар подступил к горлу, когда я подошел к жене. Она уже съежилась и дрожала, пытаясь отодвинуться. Но бежать некуда. Неужели Айви еще этого не поняла? Ей никогда от меня не сбежать. Я обхватил подбородок Айви ледяными пальцами и заставил ее посмотреть на меня. – И что, по-твоему, ты делаешь? – Я... я... – Айви стала заикаться, пытаясь покачать головой. Она смотрела на меня широко распахнутыми испуганными глазами, но я уловил запах скотча в ее дыхании, и это лишь усилило мой гнев. – Рылась в моих вещах. Пила мой скотч. Может, поделишься со мной остальными грехами, которые тебе придется искупить этим вечером? – Санти, пожалуйста. – Не называй меня так, – я впился пальцами в ее кожу, и она вздрогнула от угрозы в моем голосе. Я не знал, о чем Айви думала, ведя себя со мной так фамильярно. Пытаясь заставить меня забыть, кем я являлся. И кто такая Айви. Словно она имела какое-то право трогать мои вещи и заглядывать в самые темные воспоминания. Получала ли Айви удовольствие, напитывая дом своим ароматом, чем постоянно напоминала мне о присутствии врага под моей крышей? Даже сейчас в моих руках Айви смотрела на меня с такой фальшивой невинностью, что это действовало мне на последние нервы. Словно она могла заставить меня забыть, почему я привел ее в свой особняк. Айви будто думала, что махая своими ресницами и обращаясь ко мне сладким голосом, она заставит меня позабыть о предательской крови, текущей по ее венам. Нет, я никогда не смогу этого забыть. – Думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься? – рыкнул я. Айви моргнула, непонимающе посмотрев на меня. Может, я тоже пьян. Мой визит к Судье затянулся, и на протяжении всего этого времени виски у нас текло рекой. Вероятно, именно поэтому мои слова выходили такими раскованными. – Я знаю, кто ты такая, – я смотрел в ее необыкновенные глаза, пытаясь заставить жену увидеть во мне монстра, которым я и был. – Проклятая соблазнительница, желающая заманить меня в ловушку своим сладким голоском и невинными глазами. Но ты лгунья, черт бы тебя подрал. – Нет, неправда, – ее губы задрожали. – Закрой глаза, – потребовал я. Айви и не подумала подчиниться. Вместо этого она подняла руки и положила свои пальцы поверх моих кистей, а потом умоляюще прижалась ко мне. – Прошу тебя, не сердись. – Сердиться? Это слово даже близко не описывает мои эмоции, – я начал кружить ее по кабинету, а потом укусил за горло, отчего Айви начала вырываться. – Я твой худший кошмар, мать твою. И самое время это понять, жена моя. Айви резко втянула воздух, когда я отстранился и заметил расцветающий на ее коже красный след от зубов. Я стал раздевать Айви. Сорвал с нее свитер, а потом стал задирать на бедрах ночную сорочку, но шелк все продолжал сползать вниз. В порыве отчаяния я потащил жену к столу и уложил поверх него, затем открыл верхний ящик и достал ножницы. – Нет! – воскликнула Айви. Я опустил ладонь на ее голову, прижав Айви щекой к деревянной поверхности, пока другой рукой резал ткань. Это было сущим безумием, к тому же сложно, поскольку Айви извивалась изо всех сил, но вскоре ее ночная сорочка и трусики были изрезаны в клочья и лежали на полу. Повисшую следом в кабинете тишину нарушало лишь наше неровное дыхание. Выдернув из ящика стола линейку, я провел ею по обнаженной коже на заднице Айви. Жена тут же вытянула шею, пытаясь разглядеть, что я делал, потому я убрал волосы ей на глаза. – Ты потеряла привилегию видеть, – рыкнул я. Линейка ударилась о ее ягодицы со звуком, эхом отразившимся от стен, но вскоре его заглушил крик Айви. – Сантьяго! – Это за то, что шныряешь там, где тебе не велено.