Врачу трудно дались первые фразы, язык не слушался, словно распух, стал неповоротливым. Но все-таки удалось преодолеть себя, и на одном дыхании он выложил Киру, что они с Тамарой уже давно любовники. Еще до того, как он появился в доме Былеева. Киру дверной проем парилки показался тесным, он заскрипел зубами: — Это Райка вбила тебе в голову такую бредятину? Ей никак неймется отомстить Тамаре за то, что та лучше нее! И ты струсил! — Идиот! — вздрогнула и выпалила Райка, захлопнув за собою дверь и толкая врача ближе к Былееву. — Пока ты упивался своей любовью, стерва Тамарка упивалась любовью с твоим семейным врачом! Он тебе сказал, что у них связь была еще до твоей женитьбы с нею! Ты вспомни, олух царя небесного, кто тебе посоветовал завести семейного врача и кто предложил его кандидатуру? Я не присутствовала при этом, но я уверена, что это были идеи твоей хитрющей твари, Тамарки! Тебе втемяшили в голову, что у нее больное сердце, а оно у нее, как у здоровой кобылы, нас всех переживет! Так что слушай своего семейного врача, — она произнесла это с сарказмом, — и не возникай в мой адрес, кобель недоношенный! Кир медленно остыл, отступил в парилку, колени подогнулись, сел на нижнюю полку. Ему пришлось выслушать все от начала до конца о том, как она изматывала врача своей любовью и ревностью, как она заставляла его найти способ отправить Былеева на тот свет, чтобы это не вызвало ни у кого подозрений. И как он приготовил такие капли, какие останавливали работу сердца, но, к счастью, воспользоваться ими не пришлось, потому что Кира похитили. Они поначалу решили, что Былеев сам разыграл похищение, но потом уверились, что розыгрыша не было, что Кира на самом деле похитили и скорее всего его уже нет в живых. Врач признался, что Тамара стала подозревать в этом Сынянова, то есть Кровельщика. Былеев слушал, прикусив губы, продолжая сомневаться, но, когда врач выдал ряд пикантных подробностей, рассказал о любимых позах и обычных словах Тамары во время утех, поверил сразу же. И в мозгу Кира произошел взрыв. Он схватился за голову и взвыл по-волчьи, а потом внезапно зверем кинулся на врача, вцепился ему в горло и стал душить. Тот захрипел, не в состоянии сопротивляться. Казалось, еще чуть-чуть, и с врачом все будет покончено. И тогда Гусев выхватил пистолет и ударил Кира рукояткой по голове. Кир мешком повалился на пол. А когда очнулся, то лишь одна мысль сверлила ему голову: отомстить Тамаре. Похоже, Райкина тактика начинала себя оправдывать. — Оставь их вместе, — уходя, со злорадством сказала она. — Двоим им будет не так одиноко! Гусев растащил их по разным углам, связал руки и ноги и заклеил рты. Райка уехала. Домой приехала на рассвете. Предполагая, что за нею может быть слежка, сделала вид, что пьяна в стельку. Кое-как выбралась из машины, шатаясь из стороны в сторону, прошла в подъезд, поднялась в лифте на этаж и скрылась в квартире. Следившие за нею оперативники с вечера потеряли ее, ждали возле дома. Увидав пьяную, решили, что всю ночь где-то кутила. А Райка планировала теперь захватить Тамарку и отвезти к Былееву, чтобы увидеть своими глазами, как тот станет расправляться с женой. Она хотела насладиться своей местью до конца. Оставалось только выбрать время расправы с Тамаркой и дать Гусеву отмашку. Тот, как голодный волк, кинется по следу ненавистной жены Кира и притащит ее для растерзания. Райка вошла в квартиру. Ночь была без сна, но чувствовала она себя хорошо, удовлетворенная полученным результатом. Не раздеваясь, дождалась, когда появится домработница Нина. Та предстала какая-то взъерошенная, растерянная, как будто всю ночь елозила на коленках, искала иголку в стоге сена. Блузка и юбка сидели на ней нескладно, не подходили ей ни по фасону, ни по цвету, отдавали полной безвкусицей. Впрочем, в неумении одеваться она походила на Райку. Наткнувшись взглядом на хозяйку, стала прятать глаза, наклоняя вперед голову. Жиденькие волосы поползли на лоб, полностью оголяя большие острые уши. Райка посмотрела на часы, прошла в кухню, села за стол. Домработница засуетилась, кинулась шнырять руками по подвесным шкафам, на ходу спрашивая: — Вам поставить кофе или чай? — Неужто за ночь забыла, что каждое утро я пью кофе? — вяло усмехнулась Райка. — Кофе. Конечно кофе, — заволновалась Нина. — Что-то мне не нравится твой внешний вид, — прищурилась и придирчиво, со значением спросила Райка, трогая на пальцах перстни с драгоценными камнями. — Что-нибудь произошло? — Нет. Просто голова болит немного, а так больше ничего, — поспешила ответить домработница. Ее долговязая фигура ссутулилась, голова еще больше наклонилась вперед, тонкие ноги нервно переступили. — И руки у тебя дрожат сегодня, — заметила холодным голосом Райка, глядя, как дергано домработница готовила для нее кофе. — Отчего бы это, неужто тебе нечего рассказать мне? Нина оторопело кинула взгляд на свои руки — пальцы и правда вздрагивали. Взяла чашку с кофе, но та выскользнула из рук и упала на пол. Нина испуганно замерла, видя, что от чашки остались осколки, а кофе брызгами разлетелся по полу в разные стороны, забрызгав кухонный гарнитур. И это было самое ужасное, ведь она знала, что больше всего хозяйка терпеть не могла безруких домработниц, а еще больше тех, кто не умел бережно обращаться с мебелью. — У тебя что, сегодня с головой не все в порядке со вчерашнего дня? — нахмурилась Райка. Домработница, не произнеся ни слова, метнулась за шваброй. Начала сосредоточенно и лихорадочно подтирать пол и собирать осколки. Потом схватила в раковине губку, встала на колени и старательно обтерла обрызганные кофе дверцы гарнитура, после чего насухо вытерла их полотенцем, чувствуя все это время на своем длинном затылке раздраженный взгляд хозяйки. Когда Нина наконец распрямилась, Райка опять надавила на нее новыми вопросами, пытаясь подтолкнуть к тому, чтобы домработница сама выложила ей все о встрече с Тамаркой, но Нина, суетясь, волнуясь, изворачивалась и не обмолвилась об этом ни единым словечком. В какой-то момент Райке даже почудилось, что врач соврал, навел тень на плетень, оклеветал домработницу, что той просто нечего рассказывать ей. Однако тут же отбросила сомнения, видя неадекватное поведение Нины. И Райка, сверля домработницу взглядом, спросила напрямик: — Ты встречалась с Тамаркой? О чем с тобой говорила эта ободранная кошка?! Нина вздрогнула и застыла от вопроса в лоб, покраснела до самых ушей, но тут же дергано замельтешила, поворачиваясь спиной: — Нет. Зачем мне это? Нет. Нет. Нет. Нет, — голос ее дрожал, и слова выталкивались изнутри с трудом и со страхом. Это вранье было так наглядно, что Райка больше не сомневалась в правдивости слов врача. Стало быть, встреча действительно была, и договоренность была именно той, о какой говорил врач. Иначе зачем было бы так упорно домработнице открещиваться от этого? Значит, Нина действительно притащила сейчас с собой капли, чтобы отравить ее. Продалась Тамарке и не собиралась отказываться от ее денег. — Ты врешь мне, подлая дрянь! — вдруг вскочила с места Райка и стала таскать домработницу за волосы. — Я заставлю тебя саму выпить эти капли! Шкура продажная! И буду смотреть, как ты подыхаешь! — Нет. Нет. Нет. У меня болит голова. Голова. Мне больно, — твердила та как заведенная, продолжая упорствовать. — А теперь пошла вон, тварь! Вон! — крикнула срывающимся голосом Райка и с отвращением оттолкнула Нину от себя. Домработница на дрожащих ногах выскочила из кухни, и через секунду Райка услыхала хлопок входной двери. Оперативник на улице увидал, как из подъезда выскочила растрепанная Нина и бегом припустила прочь. Удивился. А еще через минуту увидал на балконе Райку, та смотрела вслед своей домработнице. Затем вернулась в комнату, плотно закрыла балконную дверь, позвонила по телефону: — Запоминай адрес! — сказала Гусеву. — Сделай сегодня же! И, отбросив телефон, опустилась в кресло, хищно раздувая ноздри. Долго не могла успокоиться. Гусев стал поспешно собираться. Утром оперативники подкатили к дому, где находилась квартира врача. На этаже подошли к двери. Один из оперов протянул руку к звонку, но другой остановил его, показывая, что дверь приоткрыта. Они прислушались. Тихо. Оперативник толкнул дверь, она подалась. Приготовили оружие, вошли — квартира была пустой. Не застлана постель, разбросаны вещи. Позвонили Аристарху. Не обнаружив признаков борьбы или насилия, предположили, что в спешке врач забыл закрыть дверь. Отправились в больницу, но врача и там не нашли. Снова сообщили Акламину. Он настороженно встретил эту информацию. Случайность полностью исключал. Опасаясь, что снова опоздали и потеряли этого свидетеля, распорядился немедля мчаться к домработнице жены Кира и привезти к нему. Она была еще одним свидетелем, знала, с кем договаривалась для Тамары. Очень важно было сейчас найти ее. Оперативники направились к дому, где жила домработница Былеевой, едва успели подойти к подъезду, как нос к носу столкнулись с нею. Дверь подъезда распахнулась, и она, опрятно, со вкусом одетая, выступила из подъезда. Была невысокого роста, в небесно-голубом летнем платье, с ямочками на щеках, маленькими пухлыми губками и аккуратно уложенными русыми волосами. Ей показали удостоверения, подхватили под руки. Посадили в свою машину. Перепуганная, ничего не понимая и не сопротивляясь, она всю дорогу спрашивала, моргая зелеными глазами: — Да чего я натворила такого? Ответьте, ради бога. Оперативники сурово молчали, только один из них время от времени, хмуря брови, нагонял на женщину страхов, повторяя: — Сейчас узнаешь! От полиции не спрячешься. Мы все видим, мы все замечаем! Как говорится, от сумы и от тюрьмы не зарекайся! У домработницы дрожали губы, когда она вошла в кабинет к Акламину. А опер перед дверью снова подлил масла в огонь, шепнув ей на ухо: — Ему все про тебя известно. Он зверь! Запираться будешь — посадит! Ему все по барабану. Домработница Тамары после этого долго не могла вникнуть в вопросы Акламина и ничего не могла ответить. Начинала произносить слова, а язык не слушался ее, и получалось непонятное бормотание. Но когда наконец до нее дошел смысл этих вопросов, она успокоилась и откровенно рассказала о просьбе Тамары уговорить встретиться с нею домработницу Райки, чтобы оказать Былеевой услугу. Но какую услугу, она не знала. Акламин недовольно стукнул себя по лбу: как же он сам не догадался, с кем встречалась в кафе Тамара. Однако одних показаний домработницы Былеевой было недостаточно, и он отправил оперативников за домработницей Райки. Но опера не нашли ее дома, хотя наблюдатели за Райкой докладывали, что от невестки Былеева та уже ушла. Засели в засаде. И только в конце дня увидали, как Нина, ссутулившись, торопливо прошагала к своему подъезду. Подождали, когда она войдет в подъезд, и уже собирались направиться следом, как один из двоих остановил напарника: — Стоп! А ну-ка глянь. Приглядись-ка, не узнаешь вон того типа в бежевой рубахе? — Показал на вынырнувшего из-за угла парня, который быстро прошмыгнул к подъезду. — Да это же Гусев с фоторобота! Точно он! Нарисовался! Мы его по всему городу ищем! А он сам притопал! И думается мне, по тому же вопросу, что и мы! Открыто идет. Спешит, наверное. Уверен в своей неуязвимости. Обнаглел, скотина! — А вдруг ошибаемся? — усомнился напарник. — Вот и проверим сейчас. Ошибемся — отпустим. А если повяжем того, кого ищем, — честь и хвала нам с тобой. Гусев нырнул в подъезд за домработницей. Оперативники выпрыгнули из машины и кинулись следом. Подъезд был темным, неухоженным, лампочки не горели, ступени лестничного марша при входе плохо различались. Ухватившись за перила, опера выхватили оружие и бросились наверх. И тут услыхали со второго этажа женский вскрик и какую-то возню. Один из двоих не сдержался: — Кто там? — спросил. Другой ткнул его локтем в живот, заставляя замолчать, но было уже поздно: звук голоса полетел вдоль пролетов вверх. И все стихло. И вдруг сверху, как ураган, сорвался вниз Гусев, в темноте сбивая с ног первого опера, второй успел ударить преступника по голове и выстрелить. Гусев охнул, споткнулся, кубарем скатился по ступеням вниз, ругнулся, в горячке снова вскочил и, кособочась, выбежал из подъезда. — Я за ним! А ты проверь, что с нею?! — крикнул напарнику стрелявший опер и пустился за Гусевым. Тот был ранен, убегал медленно. Пуля попала ему в ногу ниже ягодицы. Он хрипел, кривился, хромал, устремлялся в толпу на тротуаре, чтобы затеряться. Опер не отставал, веря, что возьмет Гусева. Тот начал отстреливаться. Пешеходы на тротуаре шарахнулись кто куда, расталкивая друг друга. Женщины завизжали, приседая от страха. Оперативник прижался к углу дома, позвонил Акламину, скороговоркой выпалил: — Преследую Гусева. Стреляет, скотина. Я его ранил. Далеко не уйдет. Все равно возьму. Аристарх от оперативника, оставшегося в подъезде, уже знал, что произошло. Знал, что домработница Райки обнаружена на лестничной площадке с колотой раной в животе, живая. Опер отключил телефон и высунулся из-за угла. И в эту секунду пуля прошила ему плечо. Он перехватил ствол в другую руку и закусил губы: ну нет, не уйдешь, гад! Увидал, как Гусев, угрожая оружием, застопорил автомобиль и прыгнул в него. Опер точно так же остановил другую машину. Ввалился на заднее сиденье, чувствуя, как течет по плечу горячая кровь: — Вперед! За вишневыми «Жигулями»! Я преследую преступника! — Какой из тебя преследователь? — оглянулся водитель, пожилой круглолицый мужчина в очках и клетчатой рубахе. — Тебе в больницу надо, вся рубаха в крови, — и нажал на газ. «Жигули» свернули на другую улицу и как сквозь землю провалились. Около часа авто с опером кружило по улицам. Оперативник показывал то вправо, то влево, рукой зажимал рану, терпел боль и во все глаза смотрел сквозь стекла. Наконец водитель снова повернулся к нему: — И что дальше? Давай-ка я все-таки отвезу тебя в больницу. Перевяжут рану. Оперативник заскрипел зубами, но не от боли, а от бессилия. И опять достал телефон: — Ушел, стервец! — сказал Акламину. — На машине. Мне плечо зацепил, сволочь. Водитель, ни о чем больше не спрашивая, повернул к больнице. Вечерело, когда «Жигули» привезли Гусева к загородному поселку, где был дом Былеева. Рана на ноге была перетянута рубахой, которую Гусев снял с себя. Он знал, что от водителя надо было избавиться сразу, как только сел в авто. И в другое время он так и поступил бы, но сейчас из-за ранения не мог вести машину сам, вынужден был держать ствол у виска водителя, командуя, куда ехать. На окраине поселка остановил машину. Минуту раздумывал, как поступить со свидетелем за рулем. Пристрелить и бросить в машине было глупо, оставлять в живых — опасно. Он заскрипел зубами. Безвыходное положение. Гусев чувствовал, что начинает слабеть. Еще какое-то время, и он может потерять контроль над собой. И тогда все накроется медным тазом. Из двух зол выбрал второе, все равно водитель не знал, в какой дом он направляется. Вылез из «Жигулей», пригрозив напуганному молодому парню, что закопает живьем, если тот развяжет язык в полиции, и отпустил. Автомобиль в одно мгновение развернулся и скрылся в полумраке. Гусев поковылял к дому Кира. Скрывшись за калиткой, набрал номер Райки: — Дело сделано, Мама. Но я ранен в ногу. Менты поблизости оказались. Я ушел от них. Оторвался. Все чисто. Мне нужен врач с причиндалами и куча бинтов. — Ты где? — спросила Райка, переваривая тревожную информацию. — Уже дома. Колдыбаю к баньке, — ответил Гусев. Райка быстро обдумала, как поступить, и, найдя решение, проговорила: — Там есть врач, а все остальное сейчас подвезут. Жди. Гусев крепче перетянул рубахой рану, почесал голый живот и медленно потащился к баньке.