Подельник опять, превозмогая боль, пошевелился: — Я сейчас, я сейчас, — приподнялся на колени, но так и остался в согнутом положении, скуля от боли. Гусев выдернул из-за пояса пистолет, поднял его над головой подельника и равнодушно выстрелил в затылок: — Прости, кореш, такая работа! Задерживаться нельзя! Для ментов ты был бы находкой! А Мама приказала подчистить за собой. Сам понимаешь! Бородавкин ткнулся головой в пол, затем завалился набок, вытянулся. Из-под него струйкой медленно потекла кровь. Гусев вернул ствол за пояс, развернулся сам и быстро пошел из квартиры. Рано утром кто-то из соседей заглянул в распахнутую дверь, и на площадке начались беготня и крики. Вскоре возник оперативник Акламина, которому было поручено наблюдение за девицей. Выпроводил всех из квартиры и позвонил Аристарху. Акламин прибыл на место быстро. Опер виновато опустил глаза, оправдываясь: — Вчера она одна возвращалась домой. Я проследил до самого подъезда, дождался, когда погаснет свет, и только потом отправился спать. Кто же знал, что так случится? Наверно, подельники ждали внутри, потому что следов взлома нет. Одного вместе с нею приговорили. Значит, не зря мы подозревали ее. Акламин обследовал квартиру. Присмотрелся к трупу Бородавкина, уловил схожесть с фотороботом, если добавить усы и парик. Аристарх надеялся, что экспертиза покажет: в больнице и тут стреляли из одного пистолета. Так хотелось, чтобы хоть какие-то составляющие начали сходиться и вырисовывать общую картину. Акламин предположил, что девицу убрали за то, что ею заинтересовалась полиция. Значит, много могла рассказать, коли затерли следы по первому же звонку. Возможно, и Бородавкину выбили мозги, чтобы обрубить концы. Но если это так, то где-то должен появиться и труп Гусева. Кто же это так тщательно проводит зачистку? Скрупулезно. Кровельщик? — Я забыл сказать еще одну деталь, — произнес оперативник, когда осмотр был закончен и Аристарх собирался уходить. — Она обнаружила слежку, — выдавил из себя опер и почесал затылок, как школьник, плохо знающий урок. — Не знаю как, но определила. Днем вчера исчезала из торгового центра на целых полтора часа. Я все обшарил. Нигде. Но через полтора часа снова возникла как по щучьему велению. — Что же ты сразу не доложил? — спросил Акламин и шагнул в небольшую кухню с холодильником, газовой плитой, столом с тремя — почему-то только с тремя — стульями. И все. Больше в кухне ничего не было. Столешница — пустая, в раковине также никакой посуды. Лишь подоконник завален разнообразной косметикой. Аристарх озадаченно остановился посреди кухни. — Может быть, как раз это самое главное, — сказал. — Чем же тут хвастать? — смущенно пробормотал опер, останавливаясь в дверном проеме. — Я ж прозевал. — Куда она могла отлучаться? — Я голову сломал на эту тему. Ума не приложу, — переступая с ноги на ногу, вздохнул опер. — Может, с кем-то встречалась. Акламин еще раз оглядел кухню и шагнул к выходу. Опер посторонился. Аристарх через прихожую вышел на лестничную площадку, проговорил шагавшему за ним оперативнику: — Возможно, ты прав. Именно поэтому оставила тебя с носом. Ну что ж, надо над этим поработать. Такси, кафе, рестораны. Подумай, где можно было бы устроить такую встречу? Вероятно, не так далеко. Вдруг кто-то запомнил ее? Может, хоть на этот раз повезет. Опер мотнул головой и стал спускаться вниз по серому лестничному маршу, вдоль которого салатовая стена была расписана разноцветными фломастерами. Слова, фразы, рисунки и просто штриховка. После посещения невесткой Былеева избили до потери сознания. Лицо стало как кровавая маска: ссадины, губы распухли, их стянуло засохшими трещинами. К ребрам больно прикоснуться, тело в синяках. Майка и трусы в крови. Его окатили водой, чуть расшевелили, швырнули с пола на матрац и оставили приходить в себя. Прошло немало времени, пока он собрался с силами и стал ощущать свое тело в полной мере. Всякое движение приносило боль, Кир не мог сдержать стона. Осунулся, прежний лоск давно с него сошел. Он скрипел зубами, но все равно не собирался сдаваться. Подельники Райки не появлялись около суток. Кир хотел пить, но, связанный, не мог добраться до графина с водой. Поднос с едой тоже был недосягаем. Яркий светильник резал глаза и раздражал. Тишина давила на уши. Наконец, в дверной замок снаружи шумно вставили ключ. И в дверях возник Гусев. Былеев повернул голову, ловя его краем глаза. Тот был в помятой синей футболке с какими-то пятнами на груди и в бесцветных затасканных джинсах. Этот подручный Райки был особенно жесток, он всегда норовил бить в те места на теле, где было больнее, его глаза постоянно смотрели на Кира безразлично, как на пустое место. Он ножом срезал скотч с рук Былеева, молча поднос с едой и графин с водой со стола перенес на пол, поставил возле матраца, монотонно прогудел: — Ну, подписывать бумагу будешь или мне продолжать экзекуцию? У меня времени для этого много. Гусев развязно опустился на стул и, растопырив колени, стал презрительно наблюдать, как Кир уселся на матраце, вытянув перед собой ноги, как торопливо размял запястья рук, как взял с подноса бутерброд, жадно стал жевать и запивать водой. От его взгляда Киру стало тошно, он находился в крайней степени унижения. Кусок застрял в горле. Былеев поперхнулся и закашлялся. Гусев безразлично проговорил: — Слышь, убить тебя — бесплатное удовольствие. Дело плевое. Как три пальца обмочить. Зря ваньку валяешь. Найти тебя все равно не найдут. Ты не надейся и не шути с Мамой. Послушайся ее. Иначе Мама придумает тебе такую казнь, от какой даже мертвым ты будешь вздрагивать. Кир предполагал, что Райка давно перешагнула грань, разделяющую добро и зло, что стоит на ступени, с какой возврата нет, но за которой пустота. Уже не было той красивой, пылкой и необузданной, как необъезженная лошадь, женщины, которую он знал в своей постели. И тем не менее ему не хотелось верить, что невестка исполнит свою угрозу в отношении Артема и Тамары. Гусев терпеливо дождался, когда Былеев проглотил последний кусок, и монотонно спросил: — Что сказать Маме? Она интересуется — привозить нотариуса? — Я хочу поговорить с нею. — Кир нагнулся, испытывая боль во всем теле, поставил на пол графин. — Ты отвечай на вопрос! — повысил голос Гусев. — У меня есть предложение, — настороженно отшатнулся Былеев. — Ты не понял, твои предложения никого не интересуют, засунь их себе в задницу! — Он развязно поднялся с места. — Подпишешь бумагу или нет? Советую не огорчать Маму! Былеев умолк, он понял, что невестка ничего не собирается обсуждать с ним, она уже все решила. И давить на него будет, пока не додавит. Посмотрел в лицо Гусеву — и по нему определил, что именно сейчас должно произойти, подался назад и загородился от подельника Райки руками. Тот лениво потянулся, раскачиваясь, и ударил так сильно, что боль парализовала Былеева. Он раскрывал рот, пытаясь втянуть в себя воздух, но судорога сковала тело и сдавила глотку. Глаза вылезали из орбит. Кир съежился и завалился боком на матрац, медленно съезжая на пол. Наконец воздух со свистом прорвался в легкие. Былеев жадно и глубоко втянул его в себя, закашлялся, содрогаясь и хрипя. Гусев заломил ему руки за спину, замотал скотчем. Придвинул ближе стул, рывком поднял и толкнул Кира на сиденье. Былеев, ссутулившись, ждал, что будет дальше. Но дальше ничего не произошло. Гусев исчез на сутки. Через сутки снова появился, покормил и, с заклеенными глазами, вывел Кира на улицу. Обессиленный, тот жадно хватал свежий ночной воздух. Пытался по звукам определить, где находится, но все было тщетно. Так повторялось несколько раз. Гусев появлялся через сутки и затем вновь пропадал на такое же время. Кир, оставаясь один, пробовал освободиться от пут, но не мог. Прошло немало дней, прежде чем металлическая дверь отворилась и в помещение снова вошла Райка с большим конвертом в руках. За нею развалисто, уверенной походкой вышагивал подельник. Кир, обессиленный, лежал на матраце, закрыв глаза. Окровавленная майка выбилась из трусов, задралась на спине с синяками. Даже не шевельнулся. Гусев опередил Райку и носком ботинка толкнул Былеева: — Эй, ты живой? — Он живучий, — уверенно бросила невестка. Кир двинул ногами, разомкнул веки, взгляд был мрачным. Гусев подхватил его с матраца и усадил на стул. Опухшие разбитые губы Кира разжались: — Ты должна выслушать меня, — проговорил он, пытаясь выпрямить спину. — Я ничего тебе не должна! — ответила Райка и положила конверт на стол. — Это ты должен подписать завещание! Но ты отказался, потому что глуп как валенок! Твоя жадность неописуема, ты готов погубить всех! Она, как прошлый раз, присела на краешек стола. — Ради чего? Ты думаешь, если откажешь мне, я откажусь от своих намерений? Нет! Я все равно не отступлюсь, добьюсь своего! А тебя отправлю туда же, куда ты отправляешь своих. — Ты о чем? — дернулся Былеев и вытянул шею, у него внутри что-то оборвалось, но ему все еще не хотелось верить в плохое. — Я знала, что ты отвратительный отец. И ты это подтвердил. — Райка положила руку на конверт. — Ты добился своего! — Ты о чем? — снова переспросил Кир, тяжелое предчувствие сдавило грудь. Дрогнули губы, и он ощутил, как мелко задрожали пальцы. — Развяжи его, — распорядилась Райка. Гусев послушно и бесцеремонно пригнул Былеева книзу, срезал скотч с запястий и отбросил в угол. Кира колотило, не попадал зуб на зуб, он напряженно всматривался в лицо женщине. — Ты чудовище! — холодно бросила Райка. — У меня в руках доказательства этому! Поздравляю тебя! Ты убил собственного сына! Взяла со стола конверт и протянула Былееву. Тот вздрагивающими руками вскрыл конверт, вытащил стопку фотографий. Это были снимки похорон Артема. Кир побледнел, ужас пронизал его. Мысли заметались. Она исполнила свою угрозу и убила его сына за то, что он отказался подписать завещание на нее. Былеев замычал тупо и безумно. Она изверг, она не человек. А он человек? Ведь она предупреждала его. Артем, Артем, я задушу эту змею собственными руками! Перед глазами поплыло, он мотнул головой и, забыв, что связаны ноги, оторвался от сиденья стула и кинулся на Райку. Падая, отчаянно вцепился ей в горло и, наверное, мог бы задушить, если б рядом с нею не было Гусева. Тот с размаху нанес Киру удар по ребрам. Но Былеев не разжал пальцы, он навалился на невестку, придавил к столу. Райка захрипела. Подельник ударил его по голове, оторвал от невестки и отшвырнул в сторону. Былеев, теряя сознание, упал на пол. Райка отдышалась, но еще какое-то время продолжала чувствовать на своей шее пальцы Кира. Испытав физическую боль, она почувствовала моральное удовлетворение. Он поверил, поверил, что она убила Артема. Она точно все рассчитала. Былеев приходил в себя медленно. Наконец сознание вернулось полностью, он завозился и сел на полу, подтянул к себе колени, уткнулся в них лицом. Молчал, но это молчание было выразительнее всяких слов. — Мы с тобой оба чудовища! — подала голос Райка. — Ты сам захотел, чтобы я убила твоего сына, и я убила его! Теперь ты хочешь, чтобы я убила Тамарку, — я убью ее! — Заткнись, изуверка! — Кир чувствовал себя загнанным зверем, который из последних сил пытается защищаться. — У тебя слишком много эмоций. — Райка приподнялась на носках. — Будь проще. Такова жизнь. Каждому в ней за что-нибудь приходится платить. Только плата бывает разная. Когда жалеют деньги, приходится расплачиваться чьей-нибудь жизнью. Ты расплатился жизнью сына! Я не изуверка, я просто приняла твою плату! Я тебе говорила, что твоя жадность погубит сначала твоего сына, потом Тамарку, а потом тебя самого. Ради чего ты уничтожаешь всех своих близких? Трясешься над деньгами? Твоя глупость не имеет границ! Подписал бы завещание — и Артем был бы жив. Но ведь ты решил пожертвовать им.