— С нашими! — — Со своими! Они — мои, по большей части. А ты, защищающий своего гулящего дружка, и себя тоже оправдываешь. Все свои похождения. Может быть, и сейчас… погуливаешь? — добавляет ехидно и громко трескает дверью коридора. — Блять, Мир! — смотрю на приятеля. — Если бы я знал, что будет такой пиздец, я бы не пришел. Почему ты не сказал, что Инесса здесь? Почему? Она ни видеть, ни слышать меня не хочет. Шарахается в сторону, как от прокаженного. — Я же сказал: хотел как лучше! — машет рукой. — Пойдем на улицу, покурим. Обмозговать надо, как… — смотрит с досадой в сторону гостиной. — Как с женой помириться? Мир трет грудную клетку, в области сердца. — Сам виноват, позвал блядуна, еще и вступился, у Лены эта тема болезненная… Блять, — ругнулся. — Терпеть не могу, когда мы ссоримся, сердце камнем стынет. Ну как же она, а? Столько лет вместе, душа в душу, еб твою мать. А она до сих пор мои косяки помнит, с обидой… Как так, а? Что же я недостаточно стараюсь? — спрашивает вслух, но ответа не ждет. Сам с собой разговаривает, а я просто места себе не нахожу. Я все испортил и продолжаю портить прямо сейчас. Мы выходим на улицу, в сторону от двери мечется тень Инессы. Она отходит демонстративно к самой калитке и смотрит через прутья кованого забора на дорогу, в ожидании такси. При виде нее внутри все переворачивается. С ног на голову и обратно — и так несколько раз. Чувствую себя беспомощным, разбитым, размазанным… Страх потерять единственное, что теплится в душе, снова сковывает меня с головы до ног, как в момент клинической смерти. Я четко помню ощущение, с которым понял: там — хорошо, но там — ее нет. И меня резко накрыло страхом, тотальной пустотой. Накрыло и притянуло обратно. Шоры с глаз спали. Инесса нравилась с самого начала, но так, как нравятся десятки других симпатичных девчонок. Увлекся, да. Но именно с подачи Кира наши отношения переросли в полноценный роман и скорую женитьбу. Тогда я не думал, что поступаю дурно… Вообще мало о чем думал: расточал улыбки, тепло, признания, не зная их истинного веса. Я так часто говорил “люблю, мась. без ума от тебя, малыш!”, что это стало привычным, избитым, не сложнее, чем спросить “привет, как дела!” Осознание ценной тяжести этих слов накатило позднее. В спешке все изменить, моментально перестроить себя я напорол немало косяков, и теперь… моей девочке все стало известно. Я не знаю, как к ней подступится. Как? Она словно сгусток пульсирующей боли и недоверия. Зря она думает, что я не понимаю, не чувствую. Я, наконец, чувствую. Чувствую и мне пиздецки больно от того, что именно я ощутил в полной мере — в своей и в ее мере, помноженное на кратность вины. — Что будешь делать? — уточняет Мирослав. — Я слышал, Инесса адвоката ищет. — Дам ей развод, — сообщаю глухо. — Препятствовать не стану. — Значит, замнешь… — Нет. Просто отпущу, — прикусываю губу до крови, чтобы голос не дрожал, но он все равно выдает. — Агента своего только приструни. Если я что и понял, он очень резвый. Как бы за твоей спиной ничего не начал мутить… Глава 28 Вит Вечер в компании друзей провален. Еще и Мирославу досталось по моей вине. Когда я покидал друзей, Лена демонстративно вынесла Мирославу небольшую спортивную сумку со словами: — Проведай сестру Любашу и племянника, давно ты не был у них в гостях. Я поразился тому, как Мир молча это проглотил. Просто взял сумку и подержал в руке: — Я виноват лишь прошлым, Лена. Неужели неясно, как ты мне дорога? Перед нашими лицами захлопнулась дверь. — Лихо она тебя, жестоко… — выдавил я. — Неужели ты это проглотишь? — А что прикажешь? Выносить дверь пинком, орать и пугать детей?! Женщины думают эмоциями, и если мою Пуговку твоя ситуация всколыхнула, напомнила о давнем прошлом, значит, я в настоящее время где-то расслабил булки, — нехотя ответил Мирослав, пояснив. — Бабу завоевать не сложно. Завоевываешь на адреналине, видишь цель и идешь к ней. Берешь вершину нахрапом и ловишь кайф. Сложнее эту вершину удержать и постоянно доказывать себе и ей, блять, что она — мой Эверест. Нет, блин, выше всех Эверестов. Лучше… Охуительная, словом… За-дач-ка. Ты понял? Я закивал, хотя… потом покачал головой. — В целом, можно было и не спрашивать, — прикурил Мирослав возле машины. — Все и так понятно. Так, между нами, жену свою любишь? Или как… — Люблю. — Значит, не трать время зря. Иначе вон… как я, до конца жизни будешь слушать о том, как напоказ зажигал с другой, как жил несколько месяцев и юзал доступных баб. — Их было много… — вырвалось у меня. — Я только недавно понял, как меня это жрало, когда возвращался к своей девочке, — растер грудак. Мирослав закрутил от меня носом: — Мой подход всегда был иным. Я от одной пизденки к другой не скакал. Если и были отношения, то с постоянной партнершей. А не так… Но подход твой, в целом, типичный… Шлюхоебский. Да ты не обижайся, у меня приятелей куча, и мало кто одной и той же верен. Натура тянет в сторону, а мозгу и сердцу приятнее возвращаться в знакомое, постоянное. Так объясняют. У тебя, небось, еще и на адреналине все завязано или чем-то таком… Киваю. Выброс адский. Сколько таких было… Быстрых перепихов и торопливых сливов после очередной победы. Блять, есть соски, которые только и ждут быть использованными, и я их использовал. Казалось бы, есть жена, влюбленная по уши — трахай, не хочу! Но я не мог использовать ее так, как иногда хотелось. По-грязному. Все мужчины иногда просто животные, которым нужна ебля в чистом виде без разговоров о чувствах и долгих прелюдий. Не мог я жестко драть свою чистую девочку так, чтобы она хуем давилась и по подбородку текли слюни с соплями. Не мог раком нагнуть и вставить в задницу до визгов. Иногда наружу вырывается самое темное, этой твари я скармливал выебанных до опустошения шлюх и… оставлял грязного Вита за порогом нашего дома. — Иногда слить, просто слить хочется. Член стоит и голова совсем не соображает, нутро кипит. Любой ротик сгодится для этой цели. Мирослав промолчал. — Я конченый, да? Самому противно. Вернее, теперь противно, а тогда… Я же считал, что прав, прав, что не творю херни в браке, что сохраняю отношения в чистоте и не травлю Инессу своим дерьмом. Я где-то заигрался. Запутался? Слишком сложно бывает понять, кто ты есть, какой ты… Блять, я вообще раньше об этом не думал! Просто несся вперед. Просто летел без оглядки… Клинить начало впервые после аварии. Тогда и баб стало меньше, внезапно парень, который натягивает, но не соску на член, а компрессионный бандаж — на тело, не так популярен и нужен. Жрало ли это? Еще как! Привык к обожанию и слепому желанию, к адреналину и жил без этого словно наркоман без дозы. Меня ломало… Инесса была рядом. Чудом держался… Мне ее тогда больше всего послать хотелось, не потому что она была плоха или не нужна. Напротив, я вдруг понял моментальность и скоротечность всей своей жизни на фоне постоянства и глубины чувств Инессы. Понял, насколько от нее все-таки зависим. Уже тогда меня грызло то, что я не был с ней честен. Именно поэтому от детей в пылу отказался. Я считал нечестным вмешивать в свой обман кого-то еще, детей заводить вот так. Хотел сначала со всем разобраться, но еще не понимал, как. И отпустить, и удержать. Потом подстава в клубе, мое пребывание на грани, и пелена с глаз спала. Миражи, дурман — все ничтожное, шелуха. Только один вопрос — почему так поздно?