Я смотрю на нее, ожидая, что она будет меня осуждать. Но не вижу ничего, кроме ее обычной усмешки. – Ты физически не в состоянии заговорить с ним первой? – спрашивает она, растягивая слова. – Да, – угрюмо бормочу я. Эванжелина снова срывается с места, немного пружинистой походкой. Ее кольца снова звякают, когда она щелкает пальцами, жестом показывая мне, чтобы я следовала за ней. – Мне кажется, Мэра Бэрроу, тебе нужно выпить. В лучах заходящего солнца этот район Асцендента кажется очень живописным. С вершины рукотворного утеса, на котором он расположился, открывается прекрасный вид на озеро. Фонари на тротуарах горят ярким светом, освещая перебравшиеся на улицы столики и стулья баров и ресторанов, заполненные возвращающимися с работы посетителями. Меня накрывает чуждой волной смеха и музыки, и какой-то части меня хочется вернуться в более тихий уголок дворца. Здесь настолько шумно, что это действует мне на нервы. В каждом радостном звуке мне слышится крик, а звон стаканов заставляет меня вздрагивать. Эванжелина кладет мне на руку свою прохладную ладонь. Она меня успокаивает. Это не поле битвы. И не Серебряный дворец. Обстановка здесь очень похожа на Саммертон, Археон, Серебряные города, где Красным никогда не позволили бы войти в подобные заведения – не говоря уже о том, чтобы их обслуживать. Но здесь присутствуют представители обоих видов крови, что видно по различным оттенкам их кожи. Холодная бронза, теплая слоновая кость, ледяной фарфор, яркая медь. Многие все еще одеты в военную форму. Они либо возвращаются со смены, либо наслаждаются перерывом. Также я замечаю политиков в белых и зеленых одеждах. Они явно хотят отдохнуть от собраний и делегаций. Один из баров тише остальных и хуже освещен. Вокруг барной стойки здесь устроено множество ниш. Это место в принципе больше похоже на таверну, чем на место встречи космополитов. Я их помню. Они были у нас дома. Именно там я встретила принца Норты, хотя в то время я этого еще не знала. И, конечно же, Кэл сидит именно там, спиной к улице, с наполовину наполненным стаканом в руке. Я узнала бы его широкий силуэт где угодно. Я оглядываю себя. Вместо бархатного костюма на мне тренировочная экипировка. Я не смыла пот после тренировки, а мои волосы, наверное, все еще стоят дыбом от статического электричества. – Хорошо выглядишь, – говорит Эванжелина. Я фыркаю на нее. – Обычно ты хорошо лжешь. Она поднимает кулак и притворно зевает. – Присматривать за тобой очень утомительно. – Ну, ты определенно заслужила перерыв, – говорю я, указывая на один из столиков в другом баре. – Я смогу постоять за себя в течение часа или около того. К счастью, она не спорит и направляется к самому громкому, ярко освещенному и шумному бару на улице. Вспышка алой ряби на, казалось бы, пустом столике на обочине, и внезапно там сидит Элейн, с бокалом вина в руке. Эванжелина не оглядывается, когда она машет мне рукой. Я усмехаюсь про себя – этот назойливый магнетрон, вероятно, заставил свою девушку-тень следить за Кэлом, чтобы она могла подтолкнуть меня к нему, когда он останется один. Внезапно мне хочется, чтобы у меня было больше времени. Чтобы подумать, что сказать, порепетировать. Понять, что мне вообще надо. Сегодня утром я едва смогла выдавить в разговоре с ним пару слов, а увидев его вчера ночью, не могла успокоиться. К чему это нас приведет? «Есть только один способ узнать». Место рядом с ним свободно. Когда я забираюсь на него, я благодарю свое тело за то, что у меня еще сохранилась былая ловкость. Если бы я упала у него на глазах, я бы действительно умерла от стыда. Но я держусь ровно, и прежде чем он успевает повернуться, чтобы посмотреть на меня, забираю его стакан. Мне все равно, что в нем. Я просто пью, успокаивая нервы. Сердце бешено колотится у меня в груди. Жидкость слегка кисловатая, но холодная и освежающая, с оттенком корицы. На вкус как зима. Кэл смотрит на меня так, словно видит привидение, его бронзовые глаза широко раскрыты. Я смотрю, как расширяются его зрачки и его глаза из карих становятся черными. Его форменная куртка расстегнута, распахнута на свежем воздухе. Сейчас ему не нужен шарф или пальто, чтобы согреться, только его собственные способности. Я чувствую отголоски его тепла, которые вот-вот захлестнут меня целиком. – Воровка, – просто говорит он. У него низкий голос. Я оглядываюсь на него поверх края его стакана и допиваю напиток. – Очевидно. Знакомые слова повисают между нами. Сейчас они значат больше, чем следовало бы. Они кажутся концом и началом. Чего, я не могу сказать. – Неужели великой Тиберий Калор сбежал от своей делегации? Я протягиваю руку, ставя стакан на стойку перед ним. Он не двигается, заставляя мою руку скользнуть по его руке. От этого простого прикосновения через мое тело от макушки до кончиков пальцев ног, проходит разряд электрического тока. Мимо нас проходит бармен, и Кэл показывает ему два пальца, молча заказывая напитки нам обоим. – Я больше не король. Я могу делать все, что мне захочется, – говорит он. – Иногда. Кроме того, сейчас они снова спорят. Что-то на тему торговли. Я не принесу там никакой пользы. – Я тоже. Какое облегчение знать, что сейчас на меня больше никто не полагается. Не нужно стоять, произносить речи и быть чьим-то знаменосцем. Когда бармен ставит передо мной полный стакан, я беру его и одним глотком выпиваю половину его содержимого. Кэл следит за каждым моим движением, как солдат, осматривающий поле боя. Или врага. – Смотрю, твои братья научили тебя пить. Я усмехаюсь и пожимаю плечами. – Нужно было чем-то заняться, чтобы скоротать время на севере. Кэл делает более аккуратный глоток и вытирает с губ пену. – Как там? Райская долина манит даже сейчас. Пустынная пустыня, горы, тишина падающего снега под полной луной. Это хорошее место, чтобы забыться, потеряться. Но больше я не могу этого делать. – Там мне было хорошо. Мне нужно было… – я прикусываю губу. – Нужно было уехать. Он хмурится, наблюдая за тем, как меняется выражение моего лица. – А как ты? – Лучше. – Не идеально. Не целостно. Я больше никогда не буду целой. Его взгляд темнеет, и я знаю, что он это понимает. Он чувствует то же самое. – Я все еще плохо сплю. – И я, – быстро отвечает он, заставляя себя сделать еще один глоток пива. Я помню его кошмары, какие-то тихие, судорожные. О том, как он собственными руками убивает собственного отца. Я даже не представляю, каково это. А теперь, держу пари, ему снится Мэйвен. Тело, которое он нашел, рана в его животе, нанесенная моей рукой. Он и мне снится. – Я стараюсь о нем не думать, – шепчу я, обхватывая себя руками. Неожиданно у меня по коже пробегает холодок. Это из-за Кэла или ветер подул с горы, я не могу сказать. – Не получается. Он делает еще один глоток. Он прерывается первым, отводя от меня взгляд, похожий на тлеющие угли. – Знаю. – Он долго молчит, а затем снова смотрит на меня. И от грусти на его лице не остается и следа. – Так что дальше? Я не совсем понимаю, о чем он, поэтому отвечаю на самую простую интерпретацию вопроса. – Сначала – освоимся на новом месте. Гиза руководит переездом из дворца в наш собственный городской дом, вверх по склону. – Я машу рукой через его плечо, примерно показывая, где находится наш новый дом. – Она сказала, что оттуда открывается прекрасный вид, и я думаю, что он недалеко от того места, где мы, электриконы, сможем тренироваться. Один уголок его рта приподнимается в усмешке. – Я так и думал, что шторм в горах появился не сам по себе. Я тоже улыбаюсь и веду рукой, указывая на свой растрепанный вид, пот и все остальное. – На случай, если ты не мог сказать. – Ты прекрасно выглядишь. Как и всегда. – Он говорит это очень небрежно, затем делает еще один глоток. Он не моргает и не отводит от меня взгляд. Холодный воздух со свистом проносится сквозь мои зубы, когда я делаю вдох, последний вдох перед погружением. Я крепче сжимаю стакан в руке, пока не начинаю бояться, что он может разбиться. – Ты видел меня прошлой ночью, – шепчу я. Мой голос почти не слышно в гуле таверны. Его лицо омрачает эмоция, и я не могу понять, что именно он чувствует. – Да. Я надеялась на какую-то подсказку в его голосе или выражение лица, но мне приходится действовать вслепую. – Почему ты ничего не сказал? – спрашиваю я, стараясь не выдать своего отчаяния. Не могу сказать, получилось ли. Он заставляет себя улыбнуться своей фирменной улыбкой, кривой и непринужденной. – Ты хотела, чтобы я перебудил половину дворца, включая твоего отца? – Дело не в этом. – По крайней мере, теперь я знаю, в чем корень его обаяния. На его щеках расцветает румянец. Я расстраиваю его так же сильно, как он расстраивает меня. Нахмурившись, он делает еще один глоток пива. Долгий, как будто достаточно просто подождать, чтобы я закрыла эту тему. «Держи карман шире, Калор». Я не колеблюсь и смотрю на него до тех пор, пока он больше не может уклоняться от ответа. – Я подумал, что тебе нужна каждая секунда, которую ты можешь получить, – признается он, выдавливая слова. Как будто в них есть стыд. – Не хотел тебя торопить. Его тепло окутывает меня, неуверенное и ищущее. – Торопить?