– Пожалей себя, Бэрроу: я твой телохранитель. У меня чуть не перехватывает дыхание. С губ Тайтона срывается усмешка. – Что, прости? – бормочу я. Она просто перебрасывает косу через плечо, жестом приглашая нас идти дальше. – Я так хорошо спасаю твою жизнь, что с таким же успехом могу получать за это деньги. Три часа спустя солнце начинает садиться, быстро угасая над западным горным хребтом. На моей коже остывают капли пота. Меня пробирает дрожь. Я вытираюсь полотенцем и иду обратно к дворцу премьер-министра. Эванжелина идет впереди. Время от времени она бросает на меня раздраженные взгляды – желая, чтобы я шла побыстрее. На спарринг электриконов ей плевать: она уже сражалась с одним из нас. Но, возможно, объединенные силы нас четверых ее шокировали. Рейф и Тайтон следуют за мной более медленным шагом, переговариваясь друг с другом. Их голоса эхом разносятся по склону горы, отдаляясь от площадки для спарринга электриконов на склоне. Элла держится поближе ко мне. Она улыбается, сжимая в руках полотенце. Над головой вращается и кружится электрическая буря. С каждой секундой она становится все слабее. Скоро это будет просто шепот, тень на фоне бледно-розового неба. – Когда вы переезжаете из поместья? – спрашивает Элла. Ее голубые волосы сверкают в лучах заходящего солнца. Она недавно покрасила волосы. Я – давненько. Фиолетовые кончики моих волос стали тусклыми, в них виднеется проседь. – После гала-концерта, – отвечаю я. В моем голосе слышится волнение – и я действительно волнуюсь. – Здорово будет наконец переехать в собственный уголок. Моя семья почти год прожила в казармах и чужих домах, и я знаю, что они хотят снова поселиться в собственном доме. На лице Эллы появляется добродушная улыбка. – Будешь жить на берегу озера или на склоне холма? Я накручиваю прядь волос на палец, наслаждаясь ощущением после хорошей тренировки. Мои мышцы болят, а кровь – поет. – На склоне холма. Нам предлагали домик у озера, и он был просто замечательный, но мне больше нравится, где повыше. «Там, где есть хороший обзор и где никто не сможет подкрасться ко мне незамеченным». Она задумчиво кивает. – Семья привыкает? – Лучше, чем я думала. Им здесь нравится. Да и какая у них альтернатива? Подпоры? При этой мысли мне хочется фыркнуть. Никто из нас не вернулся бы в эту помойную кучу. Мы бы согласились, только если взамен кто-то вернул Шейда в мир живых. Эта странная мысль отрезвляет меня, и всякий восторг от тренировки исчезает. Элла замечает внезапную перемену в моем настроении. Ее возбужденный вид исчезает вместе с моим счастьем, и мы погружаемся в непринужденное молчание. Несмотря на то, что воспоминания всегда угрожают оказаться на поверхности, мне тоже нравится быть здесь. С моей семьей, с новокровками, с такими, как я. С людьми, которые верят, что мир может измениться, потому что они уже его меняли. С ними будущее кажется не таким пугающим. У задних ворот дворца наша компания расходится. Рейф первым машет нам на прощание. На солнце его смуглая кожа приобретает золотистый оттенок. – Завтра в то же время? – Если расписание позволит, – бормочет Тайтон. Элла толкает его локтем в ребра, пытаясь вызвать у него улыбку. – Конечно, Тай, как же мы могли забыть? У тебя же всю неделю важные встречи, перешептывания, вопросы, которые надо решать… – Вино и ужин! – кричит Рейф, посылая Тайтону воздушный поцелуй. Он, как и Элла, тоже недавно подкрасил волосы – в зеленый цвет. – До завтра, дорогие! – До завтра! – эхом повторяю я, наблюдая, как они уходят. Клянусь, завтра я найду время. Сомневаюсь, что иначе я смогу сохранить здравый рассудок. Эванжелина громко топает ногой. Она как всегда нетерпелива. Она осматривает свои ногти, на этот раз без металлических когтей. – Вы, Красные, всегда такие сентиментальные. – А ты попробуй. – Я закатываю глаза, протискиваюсь мимо нее и прохожу на все еще цветущую территорию дворца. Кармадон не пренебрег ни дюймом правительственного дома своего мужа. Стражники кивают нам, когда мы проходим мимо. В своих темно-зеленых пальто и начищенных сапогах они выглядят весьма впечатляюще. Эванжелина даже кивает в ответ некоторым из них, как Красным, так и Серебристым. Интересно, появляются ли у нее друзья в ее новом доме – если она в принципе способна заводить друзей. – Ну, тебе хотя бы стало лучше? – спрашивает она. На свежем воздухе из ее рта вырываются клубы пара. У нас под ногами хрустят листья. – Ты мой телохранитель или моя мать? – ворчу я, но она в ответ только ухмыляется. – Да, мне стало лучше. – Хорошо. Людей с ясной головой защищать легче. – Она хлопает в ладоши, ее кольца звякают друг о друга, как колокольчики. – Давненько мы с тобой не виделись. – Два месяца, – эхом отзываюсь я, не зная, что еще можно ответить. – Тебе точно нужно было отдохнуть, судя по тому, как ты тогда выглядела. Она внимательно осматривает меня, как будто может видеть меня насквозь. Эванжелина помнит, как я выглядела раньше, когда мы виделись в последний раз. Тогда она пробыла в Монфоре всего несколько дней, только сбежав из Археона и железной хватки своего отца. Я думала, она здесь просто проездом, еще одна беженка, которая бежит от войны, перебирается на запад. Никогда бы не подумала, что она останется в таком месте, как это, в стране, где она была равна любому Красному. Равна мне. Полагаю, Элейн того стоила. Любовь того стоила. Когда я видела ее в последний раз, она пересекла полмира, чтобы оказаться здесь. Она шла пешком, плыла на лодке и какую-то часть пути преодолела на самолете. Почему-то я выглядела намного хуже. Я была опустошена, шокирована, неспособна усидеть на месте или перестать бежать. Мы пересеклись в саду Кармадона, и даже она знала, что меня не нужно беспокоить. В кои-то веки Эванжелина Самос воздержалась от ехидных замечаний в мою сторону и дала мне побыть в одиночестве. Возможно, это плата за такую доброту. И теперь она должна повсюду следовать за мной. – Я готова вернуться, – признаюсь я. Почему-то это легче сказать ей, чем Гизе, Фарли или Килорну. Она видела меня в самом худшем, в самом мрачном моем состоянии, когда я думала, что остаток жизни проведу в плену безмолвного камня и любви жестокого короля. Обычно Эванжелина бережет свою гордость для себя. Сегодня она делится капелькой со мной. – Ты мне не нравишься, – отвечает она, и это похоже на еще одно признание. Принятие. Шаг к дружбе. Я реагирую просто на автомате. – Ты мне тоже не нравишься. – Мои слова вызывают у нее редкую, искреннюю улыбку. – Так, что там у меня дальше по расписанию? Я знаю, что пропустила собрание по торговым вопросам, но есть ли еще какие-то мероприятия, на которые мне необходимо попасть до захода солнца? Она смотрит на меня так, как будто у меня выросла вторая голова. – Откуда я знаю? – моргает она. Я сдерживаю смех. – В последний раз, когда у меня был телохранитель, он следил за моим расписанием. «Странно. Он тоже был Самосом». Эванжелина вздыхает, понимая ход моих мыслей. – Лукас был не так уж плох. Он не заслуживал смерти. – Ее взгляд немного затуманивается, темнеет от воспоминаний. – И он был лучшим телохранителем, чем я. Я понятия не имею, где тебе сейчас нужно находиться. – Здорово. В ее глазах снова появляются озорные искорки; они сверкают ярче, чем когда-либо. Она ухмыляется, показывая зубы. – Но зато я знаю, где сейчас кое-кто. У меня сводит живот. – Почему ты продолжаешь подталкивать нас друг к другу? – Ну, раньше я делала это для того, чтобы он точно на мне не женился. То есть: ну, как ты вообще себе это представляешь? Нет, спасибо, – говорит она, притворяясь, что ее тошнит. Я поджимаю губы, когда мы входим во дворец. – Ладно, каждому свое. После бодрящего холодного воздуха тепло дома обволакивает меня, как уютное одеяло. Запах, однако, остается тем же. И внутри, и снаружи во дворце царит сосновая свежесть. – А почему ты подталкиваешь меня сейчас? – спрашиваю я, понизив голос. Несколько заседаний все еще продолжаются, и, на мой взгляд, по дворцу бродит слишком много людей. Эванжелина даже не пытается говорить тише. – Не так много людей заслуживают того, чтобы быть счастливыми. Я, конечно, не вхожу в их число, но вот я здесь. – Она ведет меня за угол, поворачивая в сторону прихожей. – И, возможно, Бэрроу, ты этого заслуживаешь. Я бросаю на нее изумленный взгляд. Это одна из самых добрых вещей, которые я когда-либо слышала – и каким-то образом получилось, что эти слова мне говорит Эванжелина Самос. Опять же, общаться с ней легко. Может быть, потому, что мы не друзья и не семья. Она ничего от меня не ожидает и не опасается за мое благополучие. Для нее нет никакого риска. – Он видел меня вчера ночью. – Слова с трудом вырываются из моего рта. – Он не стал со мной говорить. Об этом стыдно говорить, стыдно даже, что я из-за этого переживаю. В конце концов, это я ушла. Это я сказала ему, что если он хочет, он может двигаться дальше. «Я не прошу тебя меня дожидаться». И все же он не сказал ни слова.