Ухмыляясь, я откидываюсь на спинку стула, аккуратно сложив руки на коленях. Мои острые кольца стукаются друг о друга, когда транспорт с ревом мчится по асфальту. – Я рада, что буду второй. После тебя это будет несложно. – Это что, вызов? – отвечает он. Я пожимаю плечами, наслаждаясь нашей игрой. Все, что угодно, лишь бы отвлечься от знакомой земли, проносящейся мимо в окне. – Просто наблюдение. Рен кладет руку на плечо Толли, позволяя своим длинным пальцам коснуться его брони. Она смахивает с нее невидимую пылинку. – Это не займет много времени, – говорит она. Она бегло осматривает моего брата, выискивая любой признак несовершенства или изъяна. Мягко и привычно она поворачивает к себе его лицо и проводит большими пальцами по серым кругам у него под глазами. Ее кожа на фоне его кажется совсем темной; и она стирает с его лица любые физические признаки усталости. Круги под глазами исчезают, подчиняясь ее способности. И внезапно Птолемус выглядит так, словно провел ночь во дворце, а не в тесном самолете. – Тем более, что остальные будут молчать. – Остальные? – Я сжимаю челюсть – и чувствую, как у меня сжимается грудь. Элейн рядом со мной резко втягивает носом воздух и смотрит на меня. Она выглядит такой же растерянной, как и я. – Толли, я ненавижу сюрпризы. Особенно сегодня. Он не отводит взгляда от Рен. – Не волнуйся. Там не будет никого, с кем ты еще не дралась. – Это не до конца сужает круг возможных претендентов, – бормочу я. Мой мозг прокручивает все возможные варианты. Сначала на ум приходит Мэра, но она далеко, все еще восстанавливается в глуши в долине Монфор. Когда она вернется в цивилизацию, об этом узнает вся страна. Прежде чем я успеваю начать вспоминать тех многих, с кем я спарринговала, сражалась и калечила, ответ буквально пролетает мимо. Два воздушных транспорта гудят у нас над головами, когда мы начинаем подниматься на холмы, на мгновение заглушая все разговоры. Я прижимаюсь лбом к окну, чувствуя, как стучат мои зубы – и гудят мои способности. Насколько я могу судить, на самолетах нет никакого тяжелого вооружения. – Алая гвардия, – выдыхаю я, отмечая разорванное багровое солнце, отпечатанное на борту корабля, летящего впереди. Со второго, кажется, еще капает свежая краска. На его хвосте нарисована новая эмблема, три соединенных круга: красный, серебристый и белый. Для каждого вида крови. Сплетены как равные. – И Штаты Норты. Я точно знаю, кто будет ждать нас в Ридж-хаусе, стоя в том, что осталось от моей прежней жизни. Обычно дорога от аэродрома до поместья занимает слишком много времени, но сегодня я хочу, чтобы она не заканчивалась. Мы поднимаемся на холмы за несколько секунд, и сквозь деревья виднеются знакомые ворота старого дворца. Когда мы проходим через них, я опускаю глаза, не в силах смотреть на внушительный фасад из стекла и стали. При желании я могла бы пойти по коридорам с закрытыми глазами. Было бы легко дойти до тронного зала, даже не поднимая глаз. Трус бы поступил именно так. Вместо этого я едва моргаю и смело выдерживаю все взгляды, спускаясь в широкий, засыпанный листвой двор. Через него протекает ручей, петляющий под жидкими железными мостами. Он течет из источника, расположенного неподалеку от центра Ридж-хауса. Цветы и деревья остались такими же, какими я их помню. Они совсем не изменились, если не считать прикосновения осеннего огня. Мельком я вижу заросшие знакомые стены и инстинктивно вспоминаю комнаты, выходящие окнами на приемный двор. Гостевые покои, залы для прислуги, галереи, караульные помещения, скульптуры. Все в порядке. Война еще не добралась до Ридж-хауса. Мне кажется, что мы словно вернулись назад во времени. Но это неправда. До того, как умер мой отец, у дверей стояли только Серебряные стражники. Воины, верные Дому Самоса. Теперь есть только Алая гвардия. Солдаты стоят, гордо расправив плечи, у них на шеях намотаны малиновые и красные шарфы, которые просто нельзя игнорировать. Они пристально смотрят, как мы подходим к поместью. Делегаты Монфора входят в Ридж-хаус первыми. Они идут впереди в своих белых и зеленых одеяниях. Их стражники охраняют и нас, и они внимательно провожают нас взглядами, когда мы проходим мимо. Среди них есть и Красные, и новокровки, и Серебряные. Каждый из них вооружен и готов сражаться, если в этом возникнет необходимость. Мне жаль тех, кто решит напасть на нас с Птолемусом здесь, в месте, которое мы так хорошо знаем. Бессмысленно сражаться с магнетроном во дворце, сделанном из стали. Даже мои кузены не стали бы пытаться. Конечно, им может хватить глупости попытаться совершить переворот от моего имени, но они не самоубийцы. Воздух в Ридж-хаусе затхлый, и это выводит меня из задумчивости. Само поместье цело, но я сразу замечаю, в каком оно находится плачевном состоянии. Как сильно тут все изменилось – а ведь прошло всего лишь несколько месяцев. Обычно чистые стены покрыты пылью, в большинстве комнат, отходящих от прихожей, не горит свет. Мой дом, или эта его часть, заброшен. Элейн крепко сжимает мою руку – я чувствую прикосновение ее прохладной кожи. Неожиданно я чувствую, как по моей коже ползет румянец, и меня бросает в пот. Я сжимаю ее в ответ, благодарная за ее присутствие. Провода почти сливаются с каменной кладкой под нашими ногами, извиваясь в тени у основания стены слева от меня. Они ведут в тронный зал, уже подготовленный к тому, что мы должны сделать и сказать. Закатный зал когда-то был нашим приемным залом – до того, как мой отец решил провозгласить себя королем. Наши троны стоят тут и сейчас – не говоря уже о многом другом. Я уже отсюда чувствую механизмы. Камеры, оборудование для вещания, освещение. Алюминий, железо, окаймленные пустотами, которые могут быть только пластиком или стеклом. Я не медлю, как бы сильно мне этого ни хотелось. Здесь слишком много глаз, Монфора и Алой гвардии. Показывать свою слабость слишком рискованно. Да и под давлением публики я всегда выступала лучше всего. В отличие от остальной части Ридж-хауса, в тронном зале моего отца царит идеальный порядок. Окна вымыты, из них открывается прекрасный вид на долину и реку. Все блестит в свете ярких огней, собранных съемочной группой. Они направлены на платформу, на которой когда-то сидела моя семья. Те, кто занимался уборкой, самым тщательным образом промыли все, от пола до потолка. Наверное, это дело рук Алой гвардии. У Красных в таких вещах больше опыта. Штаты Норты прислали небольшую делегацию. Я насчитала только двух представителей. Они не одеты в форму, не то, что представители Монфора или Гвардии. Но сразу понятно, кто представляет новую восточную страну, которая все еще отстраивается из пепла старой. А узнать этих двоих еще проще. Пока Гвардия занята расстановкой камер и освещения, двое нортанцев стоят в стороне. Не для того, чтобы избежать работы, но для того, чтобы не мешать. Я их не виню. Джулиан Джейкос и Тиберий Калор здесь бесполезны, низложены до простых зрителей. Их присутствие кажется еще более неуместным, чем присутствие шаркающих по полу моей матери вооруженных Красных. Я не видела Кэла с тех пор, как он в последний раз посещал Монфор. И он приезжал ненадолго, всего на несколько дней. Едва успел пожать руку премьеру и обменяться любезностями на одном из обедов Кармадона. Он был занят укреплением союзов и отношений, выступая в качестве посредника между Серебряной знатью своего бывшего королевства и формирующимся новым правительством. Это непросто. Он смертельно устал – это видно невооруженным взглядом – вокруг его горящих глаз пролегли темные тени. Иногда я задаюсь вопросом, не предпочел бы он быть во главе армии, а не сидеть за столом переговоров. Он ловит мой взгляд, и уголок его рта дергается в лучшей улыбке, на которую он способен. Я делаю то же самое, склоняя голову. Сколько же нам довелось пережить со времен Выбора королевы. Кэл больше не мое будущее, и я бесконечно за это благодарна. А вот его дядя меня беспокоит. Когда я вижу его, мой желудок сжимается. Джейкос стоит так же, как и всегда, и рядом с Кэлом кажется совсем крошечным. Певец смотрит в пол, стараясь не встречаться взглядом ни со мной, ни с моим братом. Не знаю почему – из-за чувства вины или жалости. В конце концов, он убил нашего отца. Иногда Джейкос приходил ко мне в кошмарах. Он являлся мне с оскаленными зубами, с раздвоенным, похожим на змеиный языком. В моих снах он был совсем не тем непритязательным ученым, каким является на самом деле. Когда мы подходим, Джулиану хватает такта, чтобы склонить голову и найти предлог, чтобы уйти. Когда мы проходим мимо, только Рен одаривает его улыбкой – пусть и едва заметной. Одна из ее кузин – его возлюбленная, и даже сейчас, когда двор Норты лежит в руинах, узы старой знати все еще крепки. Птолемус подходит к Кэлу первым. Он крепко пожимает его руку и одаривает самой теплой улыбкой, на какую только способен. Немалый подвиг для моего брата. Кэл отвечает тем же, опуская голову. – Спасибо, Птолемус, – говорит он, один отрекшийся король – другому. Странно видеть его в простой куртке, без формы, увешанной медалями. Особенно рядом с моим братом, одетым в свои цвета и доспехи. Толли ослабляет хватку. – И спасибо, что приехал. В этом не было необходимости. – Конечно, было, – легко отвечает Кэл. – Вы вступаете в эксклюзивный клуб. Я должен быть рядом, чтобы поприветствовать новых Отрекшихся. Я кривлю губы, но, тем не менее, беру Кэла за руку и крепко, хоть и быстро, стискиваю его в объятьях. – Пожалуйста, не надо нас так называть, – рычу я. – А мне кажется, в этом что-то есть, – вставляет Элейн. Она наклоняет голову, отыскивая источник света. Все остальные в резком флуоресцентном освещении похожи на скелеты или выглядят слишком кричаще. Она, разумеется, нет. – Рада тебя видеть, Кэл. – Я тебя тоже, Элейн. Всех вас, – добавляет он, переводя взгляд с меня на Рен. Он продолжает осматривать комнату. Ищет кого-то другого. Но Мэры Бэрроу здесь нет. – Штаты послали в качестве свидетелей только вас? – спрашиваю я, и он, похоже, рад этому вопросу. Он с удовольствием хватается за возможность отвлечься и сменить тему. – Нет, другие представители с генералом Фарли, – отвечает он. – Два Красных организатора, новокровка Ада Уоллес и один из детей бывшего губернатора Рамбоса. Покрутив пальцы, он указывает в дальний конец тронного зала. Я даже не пытаюсь оборачиваться. Все равно через минуту я их увижу. Но, честно говоря, я не хочу видеть, как пристально Диана Фарли смотрит на Птолемуса. Мой живот сводит, как сводит всегда, когда я нахожусь рядом с Красным генералом. «Прекрати», – говорю я себе. Я уже боюсь камер. У меня нет сил бояться еще и ее. – Рен сказала, что ты не будешь говорить?.. – говорю я, и мой голос стихает на середине фразы. – Да, – Кэл скрещивает руки на груди и принимает позу, которую я хорошо знаю. Он готов к бою. – И нас не будет в кадре во время трансляции. Иначе это неправильно поймут. Его логику нетрудно понять. – Понимаю. Ты хочешь, чтобы страна видела, что мы делаем это по собственной воле. Что над нашими головами не висит никакого меча. – Когда эти слова слетают с моих уст, я вздрагиваю – и Кэл тоже. Я представляю, как он думает о том моменте, когда меч пронзил шею его отца. – Прости. Неудачно выразилась. Он отмахивается от меня, хотя его лицо бледнеет. – В основном мы здесь, только чтобы оказать поддержку, – бормочет Кэл. Я моргаю, глядя на него, нахмурив брови. – Нам? – усмехаюсь я. Он качает головой. – Им. Он бросает взгляд в дальний конец тронного зала, туда, где нет оборудования. У окон, тесно прижавшись друг к другу, стоит небольшая группа людей. Они напоминают ярко раскрашенных птиц. Неожиданно мне кажется, что меня вот-вот стошнит. Я ищу среди них знакомый силуэт, высматриваю пантеру, идущую за ней по пятам. Но моей матери нет среди Серебряной знати. Элейн не так повезло. Она прерывисто вздыхает, когда замечает своего отца. Джеральд Хейвен спокойно беседует с дворянами Разломов, а также с некоторыми представителями старой Норты. Никого из Дома Самос я не вижу, но узнаю лорда-генерала Лариса, союзника моего отца и бывшего командующего воздушным флотом Норты. Все они стараются не пересекаться с нами взглядами. Отказываются это делать. Они не одобряют наше решение, но остановить нас, конечно, не могут. Элейн первой отводит взгляд. Ее лицо остается непроницаемым. Ни румянца, ни побледневших щек. Насколько я знаю, она не видела отца несколько месяцев. За это время они обменялись лишь несколькими письмами. Короткими, лаконичными, а со стороны Джеральда – откровенно оскорбительными. Он хотел, чтобы она вернулась домой. Она неизменно отвечала отказом. В конце концов, он перестал спрашивать ее об этом – и перестал писать. При виде его я чувствую холодную ярость. Я знаю, сколько боли он ей причинил. Кэл ужасно понимает женщин и, конечно же, неправильно истолковывает причину моего гнева. Бывший король толкает меня локтем в плечо. – Все в порядке. Не позволяй им напугать тебя. Когда отрекался я, они вели себя точно так же, – тихо хрипит он. – Бабушка несколько дней отказывалась со мной разговаривать. Я пытаюсь побороть очень знакомое желание закатить глаза. Рен поднимает бровь.