Вытираясь, я думаю о разговоре с тобой. Эта история попахивает правдой. Если и была какая-то ложь, то не явная неправда, а скорее намеренные опущения, я так думаю. Вернее, я не уверена. История казалась реальной. И ты как будто пропускаешь через себя этот пересказ, это безумное воспоминание. Но мог ли ты говорить только правду? Я не знаю. Может быть. Все может быть, и опять же, несомненно, есть элементы, которые выпадают из общей линии истории или противоречат ей. Там не было грабителя, в этом я уверена. Логан утверждает, что это была автомобильная авария. Мои воспоминания такие, они соответствуют истории с аварией. И мои чаяния тоже. Мои сны не говорят мне о насилии, только не о том, что совершил преступник, а о травме в результате несчастного случая. Да, пусть травма, но не от пистолета, ножа или кулака. Ты лжешь, но и говоришь правду. Ты спас меня. Всегда был рядом. Ты был со мной в тот момент, когда я очнулась. И продолжал быть рядом каждый день после этого. И как только я присела на закрытую крышку унитаза, как память пронзила меня воспоминанием. Воспоминаниями не из комы, а из времени моего выздоровления. О тебе на беговой дорожке рядом со мной. Ты бежал, одетый в черную рубашку без рукавов и черные шорты с наушниками в ушах. Ты бежал, бежал и бежал. Всегда подбадривал меня не словами, а делом. Я пошла. Уже хотела сдаться. Держалась за перила, за жизнь и изо всех сил пыталась просто поставить одну ногу впереди другой, чтобы справиться с медленной прогулкой. Я хотела уже сдаться, но потом я посмотрела на тебя, а ты все еще бежал. Пока я шла, ты бежал. Ты помогал мне одеваться. Я тоже это помню. Когда меня выписали из больницы, я все еще работала над координацией движения, восстанавливала мелкую моторику. Переодевание было медленным, трудоемким делом, и ты всегда был рядом, чтобы помочь. Никогда не позволял себе лишнего, никогда не давал почувствовать себя неловко из-за наготы. Но, оглядываясь назад, я помню, как ты украдкой бросал взгляды, тщательно избегая моих глаз и избегая прикосновений к моей коже. Я теперь понимаю, это было для того, чтобы держать в руках свое желание. Ты помогал мне кушать. Даже кормил меня в больнице. И дома, когда были кризисные дни. Приподнимал меня, ставил на ноги прямо, разговаривал со мной. Это было очень обременительно. Даже простой разговор утомлял. Даже просто кормление, в конце концов, было трудной задачей. А ты кормил меня. Не жалуясь. Никогда не проявляя нетерпения. Ты всегда был со мной. Ты стал моим миром. Ежедневные упражнения, помогающие мне восстановить подвижность мышц, сменились ежедневными упражнениями для восстановления силы и формирования фигуры. Я жила − не вместе с тобой, а рядом с тобой, и ты мне предоставил все. Еду, одежду, развлечения; жизнь... Я никогда не сомневалась, потому что понятия не имела, что я буду делать без тебя, куда пойду. Я была так зависима от тебя. Абсолютно беспомощна. Ничего не помнила. Я была никем. Ничего не знала. И ты никогда не претендовал на то, чтобы быть парнем или членом моей семьи. Ты никогда не объяснял, кем ты был для меня, ты просто... был и все. Забивал холодильник продуктами, а мой шкаф одеждой. Показывал мне упражнения, тренировал, приносил мне книги, сначала по одной-две, потом охапку, а затем нагруженные коробки, по мере того, как росла моя любовь к книгам. И однажды, казалось бы из ниоткуда, просто так ты подкрался ко мне, и я почувствовала, как ты прикоснулся ко мне, это было похоже на разряд электричества. И это стало началом чувственного исследования, которое на самом деле не квалифицировалось как «отношения». Ты сохранил тотальный контроль. Я была не совсем рабыней, но невольницей была. И я буду честна сама с собой... я желала. Ты мог одним пальцем довести меня почти до оргазма и держать в таком состоянии... очень долго. Мог просто гладить мой клитор, пока я не начинала рыдать и умолять закончить, а ты говорил, чтобы я ждала, приказывал мне не кончать, пока ты не разрешишь. А если я не послушаюсь и кончу раньше, чем ты позволишь, то в следующий раз подведешь меня к краю и заставишь терпеть намного дольше. Ты фиксировал мои руки над головой и мучил меня этим «почти оргазмом» в течение долгих минут, казались часами эти минуты. До тех пор пока я не начинала клясться, что в следующий раз буду лучше стараться. И я никогда не прикасалась к тебе. Никогда не смотрела прямо в лицо. Ты всегда был позади меня. Я всегда смотрела в другую сторону. Лицом вниз, с животом, прижатым к кровати. С раздвинутыми коленями. Или в коленно-локтевой позе с подушкой под животом. Или распластанная на окне. Ты реально наслаждался этим. Прижать меня нагую к окну и получать свое удовольствие от моего тела, выставленного на всеобщий осмотр. Как будто ты показываешь свой трофей, свой приз при этом приговаривая: «Вот смотрите, она моя, вся моя и вам никогда ее не получить». И мне не сосчитать какое бесчисленное количество раз меня брали вот так, распятую на оконной раме, с расплющенной по холодному стеклу грудью. Почему никогда лицом к лицу? Я, конечно, удивлялась, но никогда не спрашивала. Как будто ты всегда прятался от меня. Но что ты скрывал? Пару раз, особенно в последнее время, перед тем, как я ушла и нашла Логана, я разглядела человека, которым ты мог бы стать. Человека, который может быть... пусть не ласковым, не нежным, но почти таким. Мужчину, который может быть почти близким. Не просто сексуальным доминантом, движимым завоеваниями, не просто хищник и не первичная сила природы. А мужчина. Пусть не любовник, но, по крайней мере, сексуальный партнер. Я никогда не была твоим партнером. Я была твоим обьектом. Твоей собственностью. Я помню, как ты говорил мне несколько дней назад в своем доме о том, что желаешь меня, о том, что даже когда я была бритоголовой, слабой, беспомощной и потерянной, ты хотел меня. И я помню, как думала, что если я хочу по-настоящему оставить в прошлом мадам Х и все, с чем я был связана когда-то, если я захочу обрести новую личность, мне нужно будет изменить свою внешность. И я не оставляю себе времени подумать об этом. Я роюсь в кабинете Логана в ящиках под раковиной в ванной и нахожу то, что мне нужно: электрическую машинку для бритья. Сердце колотится, отдавая пульсом в самое горло. Смогу ли я? Руки трясутся. Я включаю машинку для стрижки, и в ванной эхом раздается ее гул. Моя рука вибрирует. Хватаю прядь своих густых черных волос, которые в распущенном состоянии достают до середины спины, и оттягиваю ее назад, смотрю на свое отражение, пытаясь представить себя без волос. Сейчас я почти на десять лет старше той девушки с фотографии, которую однажды увидела на телефоне Калеба. Это было бы радикальным изменением, и часть меня восстает против идеи применить прибор на свою голову, чувствовать, что мои волосы пропали, и я облысела. Но мне нужно измениться. Я должна выглядеть по-другому. Я больше не могу быть похожей на существо, созданное Калебом Индиго. Я затаиваю дыхание, смаргиваю слезы непонятно каких эмоций. И подношу бритву к волосам. Чувствую, как зубцы инструмента щекочут кожу у основания волос в районе лба. А потом когда я уже вижу себя без волос, рука Логана обхватывает мое запястье и отнимает машинку для стрижки. С силой, но очень осторожно высвобождает устройство. − Изабель... детка... какого черта ты тут творишь? Сглатываю комок в горле. − Я... Я хотела... − Ты хотела побрить голову наголо? − в его голосе звучит паника. − Да. Он швыряет машинку для стрижки на крышку унитаза. − Зачем? Я имею в виду... Боже, твои волосы охренительно великолепны, Из. Зачем ты решила их сбрить? Насколько честной я могу быть с Логаном? Мой рот извлекает правду прежде, чем у меня есть шанс действительно обдумать это. − Я больше не могу быть его творением, Логан. Он создал меня. Изобрел. У меня не было выбора в том, что мне надеть, как выглядеть. Я была персоной − Мадам Икс, а она всегда была идеальной. Моя одежда − сплошь дизайнерские платья, юбки и блузки. Сексуально, но скромно. И мое нижнее белье, даже его выбирал он, для себя. Ты ведь заметил это. Мои волосы... каждые несколько месяцев к нему приходила женщина, чтобы подстричь кончики моих волос, но мне не разрешали подстригать их короче. Мне не дали права голоса даже в этом. Она приходила, подстригала концы волос и уходила. Я однажды спросила, может ли она снять на пару дюймов больше, но она просто проигнорировала меня. У меня нет собственных денег, поэтому я не могу купить себе новый гардероб. У меня даже дома нет. Но мои волосы? Я могу изменить это. Это все, что я могу сделать. − Но зачем их полностью отрезать? − Логан запускает ладони в мои волосы, шелковистые пряди скользят сквозь пальцы как вода. − Я никогда не стал бы тебе указывать, что делать с твоей жизнью, твоим телом или чем-то еще, но сбрить все это... это кажется немного экстремальным. − Для того чтобы сделать мне операцию, хирурги должны были сбрить мои волосы. Калеб показал мне фотографию, где я без волос. Я не помню этого. Но он говорит, что они прооперировали меня, и я сначала чувствовала себя нормально, очнулась, и вспомнила себя. Но потом у меня началось внутричерепное кровотечение, стала развиваться опухоль мозга, им пришлось ввести меня в кому. А когда я вышла из нее, то потеряла память. Но это фото. Это была настоящая я, последняя и единственная моя фотография, сделанная перед тем, как я потеряла свою личность. Это была я, как... как Изабелла, как та Изабелла, которая когда-то была Изабель, которой я была раньше. И я хочу − я не знаю... Я хочу быть ей снова. Я знаю, что мне никогда ее не вернуть. У меня было несколько незначительных воспоминаний, но я никогда не верну все. Я знаю это. Но я просто... Я думаю, я подумала, что отрезав волосы, я могла бы... вернуть себе часть той себя, кем была раньше. − Мне кажется, в этом есть смысл. Ты хочешь отождествить себя с той, кем ты была. И я полностью с тобой согласен. Но вдруг... Я перебиваю его.