Я вышел из кабинета, сообщить профессору и доктору Шульцу, что можно проводить Оливера Блэнкса к себе в палату, а ему на смену привести Роба Джефферсона, но ступив за порог, я, к огромному удивлению, обнаружил смотрящие на меня суровые и хмурые лица. Доктор Шульц молча вывел из кабинета Оливера, я же остался наедине с профессором, который жестом указал мне на кресло, я же, не понимая, причину подобного поведения, последовал его приказу. Спустя несколько минут в кабинет вошел и доктор Генрих Шульц, который встал сбоку от меня. — Итак, мистер Смит, мы с полным пониманием отнеслись к вашей ситуации, пошли к вам на встречу, прониклись доверием, а вы подобным образом решили отплатить всем нам, — произнес профессор, суровым взглядом уставившись на меня. — А в чем собственно дело, профессор? Что я такого натворил? — удивленным голосом спросил я. — А вот что! — произнес профессор, указывая в сторону доктора Шульца, который вытащил что-то из кармана и поднес к моему лицу. Неожиданным предметом оказалась моя шариковая ручка, которую я все никак не мог отыскать сегодня утром, вот только как она оказалась у доктора Шульца? Вероятно, что я оставил ее в кабинете, когда брал интервью в прошлый раз, но тогда в чем здесь преступление? — Надеюсь вы не будете отрицать, что эта ручка ваша? На ней достаточно символов, говорящих о ее принадлежности именно к вашей персоне, — усмехнулся доктор Шульц. Да, та самая подарочная ручка, на которой было выгравировано мое полное имя, а также год, когда она была подарена. — Доктору Джереми Смиту, — зачитал доктор Шульц. — Вряд ли в нашей клинике работает кто-то с таким же именем и фамилией, — продолжал надсмехаться доктор. — Не буду отрицать, что это моя ручка, вот только в чем здесь проблема? Я, вероятно, обронил ее во время прошлого посещения вашей больницы, вот и все, а что, это противозаконно или противоречит вашему внутреннему этикету? — изумился я. — Важно не то, что вы ее оставили, в этом нет ничего возмутительного, важно то, где вы ее оставили, мистер Смит, — произнес профессор. — И где же я ее оставил? — спросил я. — Там, куда вам путь строго запрещен, на четвертом этаже, — ответил доктор Блэк. — Но я никогда не был на четвертом этаже, профессор, да и когда, по-вашему, я мог туда попасть? — соврал я, вспоминая свое ночное путешествие. — Думаю, что сегодня, когда мы оставили вас одного. Генрих отправился за мистером Блэнксом, а я отлучился по работе, оставив вас здесь без присмотра, наивно рассчитывая на вашу порядочность. Но видимо я ошибся, вы проигнорировали мои требования и отнеслись к ним легкомысленно, что не могло не огорчить меня, да и не только меня, всех нас. Так что мистер Смит, я вынужден буду принять соответствующие меры в отношении вас, — произнес профессор. — Погодите, я никуда не отлучался, я все это время сидел здесь, да и вообще какой смысл мне бегать на несколько минут на другой этаж, рискуя столкнуться с кем-нибудь из персонала? Да и к тому же я мог обронить ручку где-то на первом этаже, а кто-то ее подобрал, а потом выронил на четвертом, кто-то из ваших сотрудников, или же охранник, нес ее на выяснение принадлежности, ну и потерял по дороге. Ведь возможен такой вариант развития событий? — я старался всячески демонстрировать свою непричастность к происходящему. — Возможен, конечно, и такой вариант, но он крайне маловероятен, я в него совсем не верю, — произнес профессор. — А я тем более, — поддержал доктор Шульц. — Ну все же он вероятен, остальное уже ваши предположения. Но лично я буду настаивать на своей непричастности к попаданию моей ручки на четвертый этаж вашего учреждения, — твердо заявил я. — Хорошо, Джереми, я лично опрошу всех своих сотрудников, включая охрану и технический персонал, чтобы прояснить эту ситуацию. Но если я не получу от них никакой информации о вашей ручке, то буду считать вас не только нарушителем наших договоренностей, но еще и лжецом, отказывающимся признаться в правде, — произнес профессор, глядя мне в глаза. Я же сохранял полную непоколебимость, стараясь всеми силами показать свою непричастность к столь абсурдной ситуации. Поэтому все это время я сидел в кресле полностью расслабившись, стараясь думать только о том, что это лишь часть небольшой игры, в которую не стоит погружаться достаточно глубоко, иначе это может обойтись мне слишком дорого. Я знал, что такие специалисты быстро раскусят меня, если я начну нервничать и отводить взгляд, но я нарочно не делал этого, пытаясь верить в то, что я, действительно, к этому не причастен, и никогда не бывал на проклятом четвертом этаже. И у меня это легко получалось, это можно было понять по растерянности, которая проявлялась на лице профессора, ведь ему не удавалось прочитать меня, как бы он не пытался это сделать, особенно бросаясь резкими заявлениями в мой адрес. — Хорошо, профессор, опрашивайте, — твердым голосом произнес я, понимая, что мистеру Блэку придется опросить не только всех сотрудников, работающих в этот день, но и тех, кто работал и дежурил в прошлые смены, ведь ручку я мог обронить и намного раньше. Право странно, что тогда уборщица ее не обнаружила. Но пускают ли ее на четвертый этаж, вот в чем загадка. А я, судя по всему, обронил ручку рядом с палатой, когда под утро возвращался оттуда в мокрой одежде. Видимо она выпала из мокрой куртки, которую я тащил в руке, переодетый в белый халат сотрудника психиатрической лечебницы. — До выяснения всех обстоятельств, я запрещаю вам посещение нашего учреждения. С этого момента двери в «Обитель надежды» для вас закрыты. Если я получу информацию, опровергающую все наши предположения, то я непременно извинюсь перед вами. Но я очень сильно сомневаюсь, что кто-то из моих сотрудников даст мне объяснение насчет вашей ручки, попавшей на запретную территорию, но кто знает, посмотрим, — подытожил профессор, вставая с кресла. — Генрих, вызовите, пожалуйста, охранника, пусть проводит мистера Смита к выходу, — произнес он, обратившись к своему подчиненному. Глава 14 Решительный поступок Я стоял на парковке психиатрической лечебницы, откуда был позорно выставлен по какой-то глупой и абсурдной причине. Теперь я даже не знал, что мне делать дальше, ведь мой день складывался так удачно, а в итоге привел к такому отвратительному завершению. Я довел до финала свой разговор с Элизабет Шифер и с Оливером Блэнксом, но не успел поговорить со своим последним собеседником Робом Джефферсоном, в чьей истории мне так и не удалось поставить точку. И похоже, что я уже никогда не смогу этого сделать, ведь путь в больницу для меня закрыт. А все происходящее настолько неприятно и унизительно, что у меня уже пропало всякое желание как-то разбираться со всем этим. Сейчас в моей голове крутилась лишь одна мысль, просто забыть обо всем, умчаться домой и больше не вспоминать об этой увлекательной истории. Так я и сделал, мгновенно прыгнув в свой автомобиль и умчавшись в сторону дома, других вариантов у меня все равно не было. А что я могу? Переубедить профессора? Умолять его? Унижаться? Нет, это бессмысленно, тем более что я уже выбрал позицию ошибочно обвиненного, а это значит, что я не могу просто взять и во всем признаться, этот вариант здесь точно не уместен. Но что мне тогда делать? Брать больницу штурмом, вваливаясь туда, демонстративно наплевав на запрет высшего руководства? Нет, тогда меня не просто выволокут оттуда силой, так еще и вызовут полицию, которая будет смотреть на меня как на последнего идиота. Ладно, надо поесть и немного отдохнуть, а потом собраться с мыслями и все обдумать, тем более что я все равно ушел оттуда не с пустыми руками, кое чего я все равно смог добиться. Около трех часов дня я сидел на кухне и попивал крепкий зелёный чай, он помогал мне немного расслабиться, снимая накопившееся нервное напряжение. Но помимо расслабления, он давал мне еще и неплохую ясность ума, столь необходимую в моем непростом случае. Итак, что мы имеем на сегодняшний день, а на сегодняшний день мы имеем две решенные задачи с двумя моими собеседниками, одну нерешенную задачу с последним из них, а также не закрытый вопрос со Сказочником. Что касается книги, то у меня есть возможность закончить главы, посвященные двум пациентам «Обители надежды», кроме главы, посвященной третьему пациенту — мистеру Джефферсону. Также я пока не могу добраться до концовки своего произведения, потому что не знаю, что будет скрываться в самом финале этой истории. А все это значит, что мой корабль застрял на мели и не может плыть дальше, но развернуться назад он не имеет возможности, а стоять на месте — значит пойти против природы самого парусника, лишив его права быть самим собой. Получается, я должен любым путем выгрести со дна. Двинуться дальше к своей заветной цели, вот только непонятно, как именно это сделать, что конкретно я должен совершить, если ситуация, в которую я попал, абсолютно патовая. В ней нет никаких вариантов для ходов, это завершенная партия. — А если есть? — пронеслось у меня в голове. Я сам всегда говорю о том, что выход есть всегда, как и выбор, который никто не в силах отнять у нас. Что если я все же слишком однобоко смотрю на ситуацию, размышляя о ней как жертва, как человек слабый и безвольный. А ведь как я отреагировал вначале, психанул, обиделся, расстроился, решил сбежать, все бросить, забиться в угол, как неудачник, поступить так, как я всегда поступал ранее, как я поступал всю свою жизнь. И вот сейчас, в этот момент я могу доказать себе, что изменился, что действительно стал другим, что я имею право сам решать свою судьбу, проявляя истинное стремление к собственной цели, подкрепленное крепкой волей и несокрушимым духом. А может это все тест, испытание, придуманное не кем иным, как мистером Сказочником, который всячески подводил меня к полному переосмыслению самого себя. Чтобы я изменил свое мышление, попав в столь сложную ситуацию. А ведь возможно, что именно он взял мою ручку, пока я спал, и оставил ее у себя, а в нужный момент просто взял и подбросил куда-нибудь на своем этаже, да так, чтобы она была кем-то неизбежно обнаружена, тем самым скомпрометировав меня. Но он, конечно, сделал это не из злого умысла, а лишь для того, чтобы создать мне испытания, которые преобразят меня. Ну что же, если это действительно так, то это весьма умный ход с его стороны, и если все дороги ведут к нему, то это значит, что есть и пути, ведущие к выходу, то есть к решению этой ситуации. Не думаю, что он создал бы для меня такую проблему, которую я не смог бы решить. Я прежний, вероятно, бы и не смог, но я сегодняшний, это уже совсем другое дело. А это, бесспорно, означает лишь то, что выход, безусловно, есть, если… Если это не является простой случайностью или действием других лиц. Так, ну если говорить о случайном стечении обстоятельств, когда я сам, по собственной глупости и невнимательности выронил свою именную ручку, то это можно посчитать и волей судьбы, специально создавшей мне такую ситуацию. А вообще, как говорил мой таинственный знакомый с четвертого этажа, случайностей в мире не существуют, все они следствие вполне явных и закономерных событий и поступков, совершаемых нами на своем жизненном пути. А если это и некая случайность, то есть следствие моих поступков, то не думаю, что оно является чем-то ограничивающим и пресекающим мои высокие стремления. Мои намерения были абсолютно чисты и праведны для того, чтобы их след привел за собой нечто неприятное и негативное. А если это вмешательство какого-нибудь третьего лица, например, того, кто настроен ко мне крайне недоброжелательно, хотя и пытается всячески скрывать это? Доктор Генрих Шульц? Может быть это все его проделки? Может таким способом он решил избавиться от меня, подбросив ручку в запретную зону, а потом собственноручно найдя ее. Или, ожидая, что кто-то другой найдет ее. Постойте, а ведь они не сказали, кто именно нашел ручку, а может ее вообще не находили, а она все время лежала в кабинете доктора Шульца, который заблаговременно спрятал ее в карман. А потом и наплел профессору о том, что якобы нашел ее на четвертом этаже, когда прогуливался под бледным светом мрачных коридоров. Я ведь и сам не знаю, оставлял я ее там наверху или же выронил в кабинете Шульца. Вот эти вещи и смущали меня, я не помнил, чтобы брал именно эту ручку в ночной поход, но и не могу утверждать того, что ее не было со мной в тот момент. Я лишь помню, что не мог найти ее, когда собирался на утреннюю встречу. А потерять ее я мог как прошлой ночью, так и во время своего предыдущего официального визита. А может это хитрая уловка со стороны высшего руководства лечебницы, может они проверяли меня таким образом, хотели выяснить, проникал ли я вообще когда-нибудь на четвертый этаж. Ведь я всячески сохраняю свое равнодушие ко всему странному и загадочному, происходящему на территории больницы. Подозреваю это вызвало у них интерес, и они решили проверить меня, вывести на чистую воду, пытаясь выяснить мои истинные намерения? Возможно, все именно так, а может и нет. Мне придется отбросить все вероятности возникновения данной ситуации и найти разумный выход из нее. А сделать это необходимо таким путем, какой не выставит меня в итоге полным идиотом, если это вдруг окажется обычной проверкой со стороны профессора Блэка. Вернемся все же к моей ситуации, и посмотрим, как я могу повлиять на нее. А надо ли мне вообще на нее влиять? Нет, мне надо завершить начатое — вот, что для меня важнее всего. Получается, что попадание в больницу неизбежно, но каким путем? Стоп! Придумал! У меня же есть выход на охранника Боба, а это значит, что я смогу договориться с ним и он пропустит меня ночью, а там я… Но ведь я не знаю в какой палате находится Роб Джефферсон, и как вообще я проберусь на третий этаж, который может быть куда более посещаемым в ночное время. А кем? Все дежурные санитары заняты своим делом, охрана у себя в будке смотрит телевизор, кому есть дело до осмотра этажей. Обходы, они их делают очень редко, да и то третьим и четвертым этажом занимается лично Боб, а он меня не выдаст. Тогда мне необходимо увидеться с этим охранником, чтобы договориться о моем очередном ночном забеге. И мне просто необходимо поторопиться, закрыв все горящие вопросы до тех пор, пока мои близкие не вернулись домой. Я ведь поставил себе цель — к их приходу со всем разобраться и стать, наконец, нормальным и разумным человеком, переборовшим в себе все слабости, зависимости и пороки. Я хочу, чтобы они встретили изменившегося отца и мужа, человека, который станет для них примером настоящего мужчины, заботливого и любящего. Я хочу, чтобы они были безгранично счастливы с тем, кто в великой битве смог побороть свое несовершенство. И я должен встретить их другим, я просто обязан все завершить к их приезду, ведь это мой громкий вызов, брошенный самому себе! Я сидел за столом и изучал график дежурств охранника Боба, чтобы с его помощью пробраться в «Обитель надежды». Для того, чтобы встретиться с ним, мне придется к шести часам утра устроить небольшую засаду где-нибудь по пути к больнице, чтобы перехватить его по дороге. Завтра я обо всем договорюсь с Бобом, уверен, что он мне не откажет в помощи, ведь он будет думать, что все это делается ради нашего с ним исследования. А пока у меня есть свободные часы, я займусь написанием книги, которая все время торопит меня, в жажде быть завершенной. До глубокой ночи я не мог сомкнуть глаз, поэтому вместо сна безостановочно набирал всевозможные буквы, из которых в последующем и сложится мое бессмертное творение. Я даже восхищался своей невероятной концентрацией, благодаря которой смог напечатать весьма впечатляющий объём текста. Понимая, что до встречи с Бобом осталось не более пяти часов, я был вынужден поставить на паузу свои творческие порывы и отправиться спать. Но сон мой словно сгинул куда-то, абсолютно не желая являться ко мне. Видать не только в «Обитель надежды» для меня вход закрыт, но еще и в царство Морфея пускать не желают. Знать бы, чего это все они так на меня ополчились? «— Ну раз так, то не буду настаивать» — с этими словами я вскочил с кровати и бросился заниматься своим великим делом, продолжая безостановочно набирать текст создаваемого мною произведения. В четыре часа утра прозвонил будильник, который оповестил меня о необходимости остановить свою работу и начать собираться на встречу с охранником Бобом, который, естественно, об этой встрече ничего не знал. Я переоделся, взял ключи от машины и помчался в сторону психиатрической лечебницы, которая стала для меня уже слишком знакомым и, как бы безумно это не звучало, родным местом. Я припарковал свой автомобиль все на той же круглосуточной парковке возле супермаркета, а сам отправился пешком. Без четверти шесть я уже прогуливался примерно в тридцати метрах от больницы, стараясь маскироваться среди растущих деревьев, на тот случай, если в поле зрения появится не Боб, а его напарник, который может опознать меня и заподозрить что-то неладное. Но я не находился на территории клиники, а это значит, что никто не имел права оказывать на меня какое-бы то ни было воздействие. Спустя десять минут на парковку лечебницы подъехал старенький форд, из которого вышел уже знакомый мне охранник, являющийся бессменным напарником Боба. А самого Боба при этом все еще не было видно. Насколько я помню, Боб рассказывал, что у него нет машины и он добирается до работы на утреннем автобусе, а это значит, что идти ему около пятнадцати минут, так как ближайшая остановка находится в полутора милях от этого учреждения. Тогда надо ждать его с западной стороны, предполагаю, что именно оттуда он и должен появиться, ведь там находится ближайшая остановка. А раз так, то мне следует немного прогуляться ему на встречу, если он, конечно, уже не проскочил в здание больницы, пока я неспешно шел до этого места, но это маловероятно, ведь он сам говорил мне, что смена происходит ровно в шесть утра. Уж не думаю, что ради этого он приезжает сюда на полчаса раньше, хотя кто его знает, у меня под рукой нет расписания автобусных рейсов, чтобы это как-то проанализировать. Я отправился в сторону автобусной остановки, в надежде перехватить Боба на подходе к больнице. Тем самым обезопасив его и себя от возможного наблюдения со стороны его коллег или же других лиц, населяющих «Обитель надежды». Я шел по вымощенной дорожке, когда среди немногочисленного силуэтов опознал нужного мне охранника. Махать ему рукой, я, конечно, не стал, как и бежать к нему с распростертыми объятиями, хотя мне и очень этого хотелось. Ведь Боб сейчас был моей единственной надеждой, без которой я никак не смогу поставить точку во всей этой истории. Поэтому я отбросил все эмоциональные проявления и просто уверенным шагом двинулся к нему на встречу. Но реакция Боба на мое появление оказалась абсолютно не такой, какой я ожидал. Вместо того чтобы поприветствовать меня или как-то отреагировать на мое возникновение, он просто прошел мимо, сделав вид, что никогда раньше меня не видел. Предположив, что он просто не узнал меня, я развернулся и пошел за ним следом, а спустя несколько шагов догнал его и слегка хлопнул по плечу, на что он резко обернулся в мою сторону и возмущенно уставился на меня. — Вы что-то хотели, сэр? — его глаза смотрели на меня с непониманием. — Боб, ты чего, не узнал меня? — удивленно спросил я. — Кто вы такой, сэр? Я первый раз вас вижу, — охранник развел руками. — Да ты что, я же Джереми, забыл, что ли? Давай заканчивай этот цирк, у меня к тебе очень важное дело, оно касается наших с тобой наблюдений, — произнес я уже шепотом, предполагая, что Боб просто боится слежки. Либо высшее руководство оповестило всех своих сотрудников касательно моей нежелательной фигуры, с которой запрещено налаживать какие-бы то ни было контакты. — Какой еще Джереми? Сэр, я не понимаю, о чем вы говорите, предполагаю, что вы меня с кем-то перепутали, — ответил мне охранник. — Боб, ты чего, мы ведь с тобой еще вчера виделись и все было нормально, — пытался я растормошить своего старого знакомого. — Сэр, я не знаю откуда вы знаете мое имя, но я со стопроцентной уверенностью заверяю вас, что лично я вас не знаю, и уж тем более никогда не имел с вами никаких дел. А теперь, извините меня, но я должен идти на работу, — Боб развернулся и двинулся в сторону психиатрической лечебницы, оставив меня одного в окружении полного непонимания всего происходящего. Если поразмыслить, то получается, что Боб боится со мной общаться, потому что ему это запретило руководство, пригрозив санкциями или увольнением. Но ведь раньше он был готов рисковать, почему же сейчас он стал бояться этого. Очень странно все это выглядит. И самым странным здесь является то, что охранник Боб оказывается еще и весьма талантливый и успешный актер, раз за все время нашего сегодняшнего общения, он даже на секунду не раскрыл себя, признав во мне знакомого человека. Нет, он же, наоборот, жестко придерживался своей позиции, изображая, что видит меня впервые, словно я действительно какой-то чудак, приставший к нему на улице. И что удивительно, я не увидел в его глазах никакого просвета, обычно в них сложно скрыть правду, но сейчас я ее не увидел, словно он на самом деле не узнал меня. Но как такое возможно? Нет, такого быть не может, он же неоднократно видел меня, мы общались, разговаривали, к тому же я назвал ему свое имя, которое, без сомнений, должно было подвести его к нужным логическим выводам, но вместо этого я лишь наблюдал какой-то необъяснимый театр абсурда. Поняв, что с Бобом мне общаться уже не имеет никакого смысла, я решил отправиться домой, чтобы в спокойной обстановке заняться поиском возможного выхода из данной ситуации. Ведь я так рассчитывал на охранника Боба, а он вдруг загадочным образом изменил свое отношение ко мне, буквально внезапно, сразу после того, как профессор с позором выставил меня из клиники. Но, постойте, постойте, а как же Боб получил эту информацию, если он еще не заступал на пост, а инцидент с ручкой произошел вчера днем. Неужели его оперативно оповестили по телефону? Не думаю, что это такое чрезвычайное происшествие, чтобы всех мгновенно ставить на уши. Да и глупо все это, ведь я, по сути, делал все это по наводке самого охранника, а если быть точнее, то ради него самого. Не в моих глазах, конечно, а в его собственных, ведь это он пригласил меня. Он жаждал поделиться с кем-то своей проблемой и был крайне счастлив, что кто-то со стороны оказался неравнодушен ко всему происходящему. И вот так он решил проявить свою благодарность по отношению к тому, кто бросился к нему на помощь? Эх, Боб, что же ты так поступаешь? Вернувшись домой, я стал ходить по комнате из угла в угол, занимаясь поисками возможной лазейки для моего проникновения в «Обитель надежды», но на ум не приходило ничего стоящего. Все решения были слишком радикальными, незаконными и, с высокой долей вероятности, обреченными на провал. Но решить вопрос дипломатическим путем я тоже не мог, прекрасно осознавая, что переубедить профессора я не смогу. Тема четвертого этажа была для него слишком болезненной, поэтому он вряд ли бы простил мне такой проступок, который, если уж говорить откровенно, еще не был доказан. Была лишь улика, на основе которой и строились все его предположения и обвинения. Но я их все, естественно, отрицал, отказываясь принимать любые теории, выставляющие меня в негативном свете. Больше у меня не оставалось знакомых, которые бы помогли мне попасть в больницу, из всех людей, кто мог мне хоть как-то посодействовать, были лишь мои друзья — пациенты, ну и конечно же мистер Сказочник. Но не думаю, что он захотел бы помочь мне. Ибо, вероятно, он как раз и стоял за всеми преградами, возникающими у меня на пути. Но ведь в этом и есть весь смысл моего существования — преодоление мешающих мне препятствий, дабы достичь своей величайшей цели. И он точно не будет помогать мне, ведь я уже дошел до того уровня, что и сам вполне могу справится со всеми, возникающими в моей жизни, трудностями. Теперь ему больше не надо объяснять мне принцип всех земных процессов, ведь я и сам их прекрасно понимаю. Мне лишь необходимо выявить причинно-следственную связь, которая и приведет меня к источнику зарождения проблемы. Хотя, каким бы не был этот самый источник, важно не то, какой он и где располагается, а важно само осознание его существования, ведь когда ты понимаешь, что произошедшее с тобой событие — не некая возможная случайность, а следствие комплекса всевозможных действий, мыслей и поступков, то твое отношение к самой ситуации начинает в корне меняться. Ты уже не воспринимаешь все как необъяснимый рок судьбы, а видишь это, как вполне разумное и закономерное событие, произошедшее с тобой по вполне понятным и объяснимым причинам. И не всегда причина эта кроется в каком-то физическом действии, чаще всего самые невероятные события происходят после умственных фантазий и ментальных вызовов, которые мы не задумываясь бросаем сами себе. Но при этом мы наивно продолжаем думать, что наши мысли никак себя не проявили в этом мире, что они лишь мимолетная вспышка, которая никем не будет обнаружена. Но в том-то и дело, что мысль — это вспышка, свет, импульс, который непременно озарит собой пространство. Особенно то, что чаще всего пребывает во тьме, а уж там, поверьте, есть те, кто, сокрывшись от человеческих глаз, его бессомненно заметят. Не думай, что твоя мысль великая тайна, она уже давно не является таковой, поэтому контролируй свой ментальный огонь, чтобы он не разгорелся слишком сильно, а то велик шанс, что возникнет великий пожар, который сожжет и тебя самого. Итак, а если мне рассмотреть возможность подкупа охраны? Нет, глупо, наивно и чревато еще большими проблемами. И если я допущу хоть одну ошибку, то все, можно смело ставить крест на всем моем предприятии. Я не должен попадаться другим на глаза и не должен никого ставить в известность, это слишком большой риск. Вот я доверился Бобу, а что в итоге, он теперь делает вид, что не знает меня. А рассказал ли он руководству о том, как я ночью тайком пробирался на четвертый этаж больницы и сидел там в палате, ожидая какого-нибудь мистического проявления? Нет, не думаю, ведь тогда бы его выгнали с работы. Зачем ему так рисковать? Почему же он при этом не боится, что я могу рассказать начальству о наших с ним темных делишках? А уж после таких новостей его точно выставят с работы, да еще и лишат лицензии охранника в придачу. Не могу до конца разгадать логику мышления охранника Боба, все никак не хочет увязываться в моей голове. Словно что-то здесь не так, что-то определенно не сходится. И самое печальное, что у меня почти не осталось времени, чтобы успеть к приезду моих родных девочек. Так, сегодня просто необходимо принять быстрое решение. Ну хорошо. Решено. Сегодня! Ночью! Я сделаю это. Разобьюсь в лепешку, но добьюсь результата, доведу свое дело до финала. Я собрал необходимую амуницию, в которую входили: фонарик, записная книжка, ручка, спортивный костюм цвета хаки для маскировки, легкие кроссовки с бесшумной подошвой, отвертка со сменными насадками и набор всевозможных ключей, который я прихватил на удачу, вдруг какой-нибудь из них все-таки совпадет с замочной скважиной, и я смогу открыть дверь, ведущую к черному входу в психиатрическую лечебницу. Я, конечно, понимал, что шанс этот ничтожно мал, но все же это не повод, чтобы не попытать свое счастье. В больницу я рассчитываю направиться к одиннадцати часам вечера, чтобы не столкнуться с кем-то из персонала, кто бы мог меня опознать. Автомобиль я решил бросить на другой парковке, располагающейся примерно в четырех милях от больницы. Все же у меня полностью пропало доверие к Бобу, поэтому не стоит рисковать, оставляя транспорт там, где о нем могут знать другие. Если все вдруг оказались в курсе моих истинных замыслов, то мои перемещения могут начать контролировать. В том числе и организовав круглосуточное наблюдение за парковкой у ночного супермаркета, где я всегда оставлял автомобиль. И если кто-то вдруг его там обнаружит, то все сразу поймут, что я направился в больницу, и тут же устроят мне засаду, поймав меня с поличным. Или же вызовут полицейских, сообщив им, что в здание проник неизвестный. А все это, безусловно, повлечет за собой ряд неприятнейших событий, в которые я бы очень не хотел попадать. Мой план состоял в следующем — я проберусь к зданию, запрячусь в кустах и буду изучать обстановку. Если ничего интересного не возникнет, то попытаюсь вскрыть железную дверь своими ключами, если это не поможет, то буду обходить здание в поисках другой возможности проникновения. В четверть одиннадцатого я припарковал свой автомобиль на бесплатной автостоянке, расположенной примерно в сорока минутах ходьбы от психиатрической лечебницы «Обитель надежды». Все свои принадлежности я сложил в небольшую поясную сумку, так у меня все будет под рукой, если потребуется что-то оперативно достать или положить на место. Это явно надежнее, чем распихивать все предметы по карманам крутки, рискуя потом чего-нибудь недосчитаться. Добравшись до клиники, я сразу проанализировал обстановку — на парковке больницы почти не было машин, кроме нескольких служебных, автомобиля напарника Боба и еще нескольких автомобилей, вероятно, принадлежавших кому-то из дежурившего персонала. Почти все окна с моей стороны были темные, за исключением нескольких окон на первом этаже. С лицевой стороны горело больше света, ведь там подсвечивание происходило за счет коридора, в котором освещение на ночь никогда не гасилось, ну и, конечно, за счет помещения охранников и прочих служебных кабинетов, в которых, насколько мне известно, свет тоже не выключался. Я проник на территорию больницы и стал пробираться среди кустов, где обычно и лежал мой маршрут, когда я приходил сюда ночью по наводке охранника Боба. Я полностью обошел здание, за исключением лицевой стороны, так как там напрочь отсутствовали, пригодные для маскировки, зеленые насаждения. Поэтому я решил не рисковать, да и парадный вход мне был абсолютно не интересен, проникать через него — подобно самоубийству. Там дежурит охрана, выходит много окон, в которые могут смотреть сотрудники больницы, и освещение достаточно яркое для того, чтобы распознать там силуэт идущего человека. Через некоторое время я уже заседал в кустах напротив большой железной двери, скрывающей за собой черный вход в здание. Боб говорил, что здесь есть еще несколько аварийных выходов, но они слишком заметны и двери там невероятно скрипучие, поэтому мы тогда даже не стали рассматривать их в качестве альтернативного варианта. Надо было подумать над этим и взять с собой немного машинного масла, ведь три двери точно дают больше шансов, чем одна. Я просидел в кустах около получаса, но ничего вокруг так и не изменилось, тогда я решил, что настало время действовать. Подкравшись к двери, я увидел едва живую лампу, света от которой с трудом хватало, чтобы отыскать в стене ту самую дверь, на большее она была уже не способна. Я тихонько достал из сумки связку ключей и стал поочередно вставлять каждый из них, надеясь, что удача будет на моей стороне, но увы, чуда не случилось. Ключи в связке быстро закончились, и подходящих среди них не оказалось. Тогда я убрал ключи и вновь спрятался в тени кустов, чтобы осмыслить свой следующий шаг. Пока у мня была лишь одна идея, это отыскать остальные двери и попробовать провести с ними те же манипуляции, рассчитывая, что где-нибудь мне уж точно повезет. Хотя внутренне я очень сомневался на этот счет, понимая, что это бессмысленное и абсолютно провальное решение. Ладно, у меня еще есть время, поэтому стоит подумать над другим вариантом. Я стал бесшумно передвигаться вдоль здания, разыскивая хоть какой-нибудь способ для проникновения внутрь. Я даже задумался над тем, чтобы вскарабкаться на крышу по водосточной трубе, вот только я не знал как потом с крыши попасть на этаж, ведь люки, ведущие на чердак всегда закрыты на надежный замок. Во время своего третьего обхода, я, к огромному счастью, обнаружил ту самую спасительную лазейку. В одном из окон, находящимся неподалеку от черного входа, была не полностью закрыта нижняя створка. По ее состоянию можно было догадаться, что она не заперта на щеколду, а это значит, что ее можно открыть еще шире и более того, вероятно, я бы смог пролезть в нее, если распахнуть ее полностью. Вот только была одна небольшая проблема. На окне висела прочная металлическая решётка, пролезть через которую я бы точно не смог. Но ведь как-то эта решётка устанавливалась, кто-то же крепил ее, значит и снять ее вполне возможно. Я взял фонарь и стал подсвечивать места крепления решетки к фасаду здания, под лучом света я обнаружил, что решетка прикручена на обычные болты, которые должны сниматься с помощью обыкновенной плоской отвертки. Всего решетка держалась на восьми таких болтах, которые были плотно вкручены в стену. Не зря же я прихватил с собой отвертку со сменными насадками, которую предполагал использовать в открытии дверей. Я достал ее, подобрал нужную насадку, затем стал пробовать открутить первый болт, который поддался без особых усилий. Я полностью вытащил его из отверстия и положил в сумку. Ведь если у меня все получится, то мне непременно придется все вернуть на прежнее место. Второй болт вообще отказывался выкручиваться, отвертка все время срывалась, а он при этом положение свое не менял. Тогда я решил пока его не трогать, а разобраться с остальными. В итоге я извлек шесть болтов, оставив лишь тот, который никак не получалось выкрутить, а также еще один в самом верхнем правом углу. Все же должен остаться какой-то болт сверху, на котором и будет держаться решетка, ведь я же не могу просто взять и поставить ее рядом, или же закинуть в кусты. Она должна оставаться на своем месте, иначе кто-нибудь может заметить ее отсутствие. Хоть охрана и вряд ли будет делать внеплановый ночной обход вокруг здания, но рисковать лишний раз мне все равно как-то не хотелось. После десяти минут мучений я все же смог одолеть проклятый болт, который никак не хотел выкручиваться. Я столько сил затратил на его извлечение, что даже умудрился ободрать себе кожу на ладонях. Но это небольшая жертва, которая, я надеюсь, на сегодня будет единственной. После того, как я вытащил этот болт, решетка под собственной тяжестью отвисла в сторону, держась лишь на одном угловом болте. Это позволило мне аккуратно взобраться на карниз и посильнее приоткрыть форточку, после чего я, держась одной рукой за раму, вторую, с фонариком в руке, просунул в помещение, чтобы подсветить комнату, убедившись, что я не лезу в какой-нибудь кабинет, где в темноте спит дежурный санитар. К счастью, никакого спящего санитара, я не обнаружил, само помещение было похоже на коморку уборщицы, так как на полу стояло несколько ведер со швабрами, а вдоль стены расположился шкаф с какими-то банками и посудинами, вроде тех, что используют при обслуживании лежачих пациентов. Выяснив, что помещение полностью безопасно, я спрятал фонарь в сумку и, уже свободной рукой, отогнул створку, после чего стал аккуратно протискиваться внутрь. Мне повезло, что я не был тучным человеком, поэтому без особых проблем смог влезть через нижнюю створку окна. После того, как я оказался в помещении, я зафиксировал створку и начал подтягивать к себе решетку, чтобы устаканить ее в нужном положении, но у меня ничего не получалось. Она все время сдвигалась и уходила в сторону под собственным весом. Тогда я достал из сумки еще один болт и, натянув решетку, вставил его в отверстие и слегка закрутил, тем самым зафиксировав решетку в ее изначальном положении. И важно еще понимать, что в случае наступления экстренной ситуации мне надо будет мгновенно открутить этот болт, чтобы успеть выскочить в окно, если я вдруг каким-то образом буду обнаружен. Осмотрев комнату, я не заметил абсолютно ничего интересно, похоже, что это помещение действительно предназначалось для складирования различных предметов, используемых при уборке палат и кабинетов больницы. Подойдя к двери, я тихонько потянул на себя ручку, дверь оказалась не запертой, и, судя по всему, она никогда и не закрывалась на замок. Выглянув в коридор, я не увидел никого из персонала, только лишь мерцающий свет и несколько кабинетов, которые, вероятно, тоже являлись служебными помещениями. Если я нахожусь по правую сторону от черного входа, то получается, что это тот самый сектор первого этажа, где располагаются преимущественно технические помещения. Ведь именно сюда ходил Боб, когда искал мне сменную одежду, взамен моих промокших вещей. Вон тот кабинет по ту сторону похоже и является гардеробной, где хранятся комплекты новой одежды для медицинского персонала. Я выскочил из своего укрытия и максимально тихо прокрался к кабинету, в котором, как я предполагал, должна была храниться медицинская форма. Толкнув дверь, я зашел внутрь. В помещении было достаточно темно, чтобы я мог что-то разглядеть, поэтому ко мне на помощь вновь пришел карманный фонарик, который тусклым лучом осветил пространство. И действительно это оказалось то самое место, куда бегал за халатом Боб. Помещение походило на один огромный шкаф, где на вешалках висели новые, упакованные в целлофан, медицинские халаты, комплекты униформы, резиновые тапочки и прочие атрибуты. Я решил, что для конспирации это лишним не будет, поэтому переоделся в форму санитара, в такую же, в какой ходили настоящие санитары этого заведения. А куртку и штаны я упаковал в пакет и оставил здесь, припрятав в самом дальнем углу. Ведь даже если пакет найдут, то никто не сможет по его наполнению идентифицировать хозяина вещей. Ну а если все сложится гладко, то я спокойно переоденусь и, уже в своей одежде, покину больницу. Облачившись, я вышел в коридор и буквально на цыпочках дошел до двери, ведущей к лестнице, отворив которую я оказался в уже знакомом мне месте. Да, это было то самое место, где я ночью, под присмотром охранника Боба, тайно проникал в больницу. Так как путь мне был хорошо известен, то я смело, но аккуратно, двинулся вверх по лестнице в сторону третьего этажа, где мне предстояло найти своего последнего собеседника Роба Джефферсона. Пробравшись на третий этаж, который оказался куда более приятным и уютным местом, чем тот, что располагался над ним, я стал крадучись перебираться между палат, надеясь хоть как-то определить ту, в которой находится мой знакомый. Но на дверях или стенах не было никаких опознавательных знаков, абсолютно ничего кроме номера, а самих палат было несколько десятков, что означало лишь то, что обыскать каждую из них я не смогу. Это все равно, что искать иголку в стоге сена. Может я, конечно, преувеличиваю, но в любом случае разница не существенная. Мне крайне необходим медицинский журнал учета пациентов, чтобы я мог понять в какой именно палате лежит моей знакомый. А для этого мне нужно попасть на регистрационный пост, который находится на первом этаже, неподалеку от дежурящих охранников. А вот это уже не простая задача, просто так я туда спуститься не смогу, они однозначно меня засекут и тут же поймают, все это более чем рискованно. Но и обстукивать каждую палату, проверяя кто там находится, тоже так себе решение. Ведь если кто-то из больных проснется и увидит меня, то тут же поднимет шум и тогда тут такое начнется… Хорошо хоть, что здесь есть разделение на мужское и женское отделение, иначе бы было еще веселее. К слову, мужское находится с этой стороны, а женское в правом крыле, куда добраться еще сложнее. Я несколько минут стоял и размышлял о том, какой же вариант будет наиболее разумным для меня. В итоге весы здравомыслия все же упали на вариант с журналом, за которым мне идти никак не хотелось. Но я прикинул и предположил, что охрана может все-таки спать или же смотреть телевизор, и тогда у меня есть хоть какой-то шанс проскочить незамеченным. Но не стоит забывать, что я еще, помимо прочего, одет в одежду местного персонала, поэтому они могут вообще не отреагировать на меня. Ведь Боб мне рассказывал, что сотрудники обычно спят у себя в кабинете, либо же работают, и изредка, но проходят мимо них в какой-нибудь кабинет или на регистрационный пост, чтобы посмотреть необходимую информацию по какому-нибудь пациенту. И если охранники не будут, борясь со сном, вышагивать по коридору, то вряд ли смогут рассмотреть меня из своей комнатушки. Скорее всего они лениво проводят меня взглядом и будут дальше заниматься своими делами. Да и кто вообще предположит, что в психиатрическую клинику проник посторонний и теперь шастает по ней в форме лечащего врача. Вряд ли кто-то будет подозревать подобное, поэтому все же стоит рискнуть и пройти до поста, главное только не наткнуться на кого-то из настоящих медработников. А то тогда мне точно не сносить головы, они-то чужака сразу распознают. Сделав глубокий вдох, я спустился по лестнице на первый этаж, там прошел мимо технических помещений и, открыв большую двустворчатую дверь, оказался среди рабочих кабинетов, где, вероятно, находились дежурные сотрудники больницы. Поэтому мимо этих кабинетов я передвигался максимально тихо, стараясь не издавать ни звука. Выйдя в общий холл, я замер, оценивая обстановку и одновременно занимаясь поиском двери, ведущей на регистрационный пост. Охранников, к счастью, не было видно, но был слышен шум работающего телевизора. Пройдя еще несколько шагов, я увидел, что дверь в их помещение закрыта, но в окошке горит свет. Вероятно, они просто включили телепередачу, чтобы отогнать сон, а дверь прикрыли, чтобы не шуметь на весь этаж. Найдя глазами регистрационный пост, я самым коротким путем, но самым быстром шагом, двинулся к нему, и уже буквально через мгновение оказался рядом с ним. Сейчас самое главное не паниковать и сохранять спокойствие, изображая будто я здесь работаю, иначе же при обнаружении они что-нибудь заподозрят. Благо я, помимо формы, нацепил еще и медицинскую маску, которая скрывала большую часть лица, поэтому опознать меня издалека было весьма проблематично, да и уверенности мне это значительно прибавляло. Ведь рисковать становится намного проще, если заранее знать, что никто не сможет распознать твое лицо. Мне очень повезло, что журнал лежал на самом видном месте, я сразу открыл его и стал искать фамилию Джефферсон. Спустя пару минут я нашел своего пациента, он находился в одиночной палате под номером триста пятьдесят девять. Отлично, теперь можно и возвращаться. Я закрыл журнал и пулей бросился обратно, про себя повторяя номер нужной мне палаты, чтобы не растерять его по дороге. И быстрым шагом, боясь быть замеченным, дотопал до коридора, где и скрылся за углом. Затем так же молниеносно я пролетел мимо кабинетов, где находились дежурные сотрудники и скрылся в крыле технических помещений, миновав которые, я, наконец, оказался у лестницы возле черного входа. И только сейчас я позволил себе спокойно выдохнуть, чувствуя, что все это время находился в максимальном напряжении, от которого мое сердце дико колотилось в груди, пытаясь вырваться наружу. «Триста пятьдесят девять» — повторял я себе, чтобы не забыть, пока бесшумно поднимался по лестнице на третий этаж психиатрической лечебницы. Я шел среди множества дверей, за которыми находились пациенты клиники, такие же люди, как и все, только обреченные на неизбежные страдания, совладать с которыми из них могли лишь немногие. И вот я стоял напротив палаты, на двери которой висела табличка с номером триста пятьдесят девать. Я вплотную подошел к двери и, прижавшись к ней, тихонько постучал указательным пальцем по ее поверхности. Но не успел я повторно произвести данную процедуру, как из-за двери раздался знакомый мне голос: «— Я знал, что ты придешь. Я ждал тебя». Глава 15 Тайна последней загадки — Привет, Роб, как твои дела? — шепотом поприветствовал я своего собеседника, стоящего за толстой дверью палаты. — У меня все хорошо, я постоянно вспоминаю наши с вами разговоры и пытаюсь с их помощью найти какое-то решение своей проблемы, — ответил собеседник. — Ответ всегда лежит где-то на поверхности, Роб, — подбодрил я. — Да, согласен, но только стоит мне протянуть руку, как он мгновенно ускользает. Я чувствую, что он где-то рядом, но не могу достичь его, словно какой-то барьер, либо небольшая стена, встали прочной преградой между нами, не позволяя нам коснуться друг друга, — прозвучало в ответ. — Прямо как эта дверь, стоящая, между нами, — ответил я. — Да, именно так оно и выглядит, — согласился мой собеседник. — Скажи, у тебя были какие-нибудь изменения за последние дни, что-то начало меняться в твоей жизни? — спросил я. — Сложно сказать, я вроде понимаю некоторые вещи с помощью своего разума, но не могу изменить само отношение к ним, мне будто не хватает ума, эмоции мои всегда берут вверх, — сообщил Роб. — А может потому, что почва для них недостаточно крепка? Может тебе необходимо укрепить сам фундамент, на котором выстроилось твое понимание, тогда твои эмоции признают собственную необоснованность? Ведь они не отдельны от нас, они также являются частью нашего сознания, только более глубокого и потаенного, а потому, чаще всего, и неосознанного, — ответил я. — Но как это сделать, я не понимаю, я все время ищу выходы, но все они всегда заводят меня в тупик, — посетовал Роб. — Роб, а что, если я скажу тебе, что ты не сумасшедший и все призраки, которых ты видишь, не являются твоими галлюцинациями? — спросил я. — Но тогда чем же они являются? — прозвучал удивленный голос. — Тебя это удивляет? — спросил я. — Если честно, то да, — произнес собеседник. — В том то и твоя проблема, Роб, ты сам признал себя безумцем, ты похоронил себя, как здравомыслящего человека. Тебя пугали не призраки, которые являлись к тебе по ночам, тебя пугало собственное сумасшествие, которое ты сам и породил, — ответил я.