– Я открою тебе свои источники информации, если ты выдашь мне свои. Эта девчонка решила уморить меня! Приложив сверхчеловеческие усилия, я отодвигаю ее от себя. – Сейдж, я не могу. Она обиженно отступает назад: – Прошлой ночью, хотя и ненадолго, я была счастлива. По-настоящему счастлива. Не помню, когда я в последний раз испытывала такое чувство. – Прости. Я люблю тебя, но это невероятный конфликт интересов. Сейдж вскидывает голову: – Ты любишь меня? – Что? – Я вдруг заливаюсь краской. – Я ничего такого не говорил. – Говорил. Я слышала. – Я сказал, что любил бы тебя. – Нет, – возражает Сейдж, и ее лицо расплывается в улыбке. – Ты сказал не так. Правда? Я так замотался, что сам не понимаю, какие глупости слетают у меня с языка. Или просто не способен скрывать свои истинные чувства к Сейдж Зингер, а они такие интенсивные, что это меня пугает. Сейдж кладет ладони мне на грудь: – А вдруг я откажусь надевать на себя жучка, если ты сейчас же не вернешься со мной в постель? – Это шантаж. Сейдж сияет улыбкой. Пожимает плечами. Легко сказать, мол, буду всегда поступать правильно и воздерживаться от неправильного, но стоит тебе оказаться в любой конкретной ситуации, как ты сразу понимаешь, что нигде нет черного и белого. Только градации серого. Я замираю в нерешительности. Но лишь на секунду. А потом хватаю Сейдж за талию, беру на руки и говорю: – Я на все готов ради своей страны. Нелегко было прорваться в тюрьму. Сперва я испекла круассаны, их горьковатый миндальный привкус должен был замаскировать добавленный в тесто крысиный яд. Я оставила угощение у дверей комнаты охранника, который будет сторожить Алекса до завтрашнего утра. А тогда помощник Дамиана замучит узника до смерти. Я издала дикий вопль, как раненое животное, и спровоцировала стражника открыть дверь и посмотреть, что за шум. Не заметив ничего подозрительного, он пожал плечами и забрал корзину с выпечкой. Через полчаса бедняга бился на полу в смертельной агонии, изо рта у него шла пена. Никто, взглянув на лежащий под скалой осколок кремня или заметив сухую ветку у лесной дороги, не посчитает такую находку чудесной. Но при особых обстоятельствах, если соединить их вместе, можно разжечь огонь, который поглотит весь мир. Да, так я убила человека. Разумеется, это означает, что мы с Алексом теперь повязаны. Я бы с радостью сгнила в камере рядом с ним, если нам осталось провести вместе только это время. Сквозь тюремное окошко я видела Алекса. Он сидел с закрытыми глазами, прислонившись спиной к влажной стене. После месяца ежедневных пыток он превратился в скелет. Казалось, мучители устали от этой забавы раньше, чем тело их жертвы дало слабину. И вот игра закончена, теперь его убьют. Услышав мои шаги, Алекс встал. Я видела, как трудно ему это далось. – Ты пришла, – сказал он, сплетая свои пальцы с моими через решетку. – Я получила твою записку. – Я послал ее две недели назад, – с упреком произнес Алекс. – И понадобилось две недели, чтобы заманить птицу к своему окошку. – Прости, – сказала я. Пальцы Алекса, покрытые шрамами и ссадинами от побоев, крепко сжимали мои. – Прошу тебя, – прошептал он, – сделай для меня кое-что сегодня вечером. – Что угодно, – пообещала я. – Убей меня. Я набрала в грудь воздуха и смогла произнести только: – Алекс… Сейдж Если бы вы сказали мне месяц назад, что я возьму на себя выполнение секретной миссии в качестве выездного агента ФБР, я бы рассмеялась вам в лицо. Но и заяви вы мне, что я влюблюсь в кого-то, кроме Адама, я тоже назвала бы вас сумасшедшим. Лео каждый раз без напоминания просит соевое молоко, когда мы заказываем кофе. Он включает душ, выходя из ванной, чтобы вода успела прогреться к моменту, когда я приду мыться. Он открывает для меня дверцу машины и не трогается с места, пока я не пристегну ремень. Иногда на его лице появляется такое выражение, будто он не может поверить своему счастью. Не знаю точно, что он видит, глядя на меня, но мне хочется быть этой девушкой. А мои шрамы? Они никуда не делись, но, глядя в зеркало, я прежде всего замечаю свою улыбку. Я нервничаю по поводу записи разговора с Джозефом. После трех дней ожидания он наконец состоится. Сперва сестрам нужно было закончить поминальные обряды. Потом Лео получал разрешение на использование средств электронного слежения в Управлении Минюста по уголовным делам. И к тому же самого Джозефа должны были выписать из больницы. Я отвезу его домой и тогда, надеюсь, смогу добиться от него признания в убийстве Дарьи. Лео занимался подготовкой всего необходимого из моего дома, куда мы вернулись как команда после той ночи в отеле. Не сговариваясь, решили, что он выпишется из отеля «Кортъярд Марриотт» и будет жить у меня. Я готовилась давать отпор комментариям и вопросам сестер, однако особенно усердствовать мне не пришлось. Лео очаровал Пеппер и Саффрон, для этого хватило десяти минут разговора о том, как один известный писатель, автор триллеров, ходил за ним по пятам, исписал кучу страниц, делая разные заметки, а потом, отбросив в сторону реальность, создал бестселлер, в котором грубо искажены факты, зато он взлетел на самый верх в списке популярнейших по версии «Нью-Йорк таймс» книг. – Я так и знала! – сказала ему Саффрон. – Этот роман обсуждали в моем читательском клубе. Мы все решили, что русский шпион никак не мог проникнуть в Министерство юстиции с фальшивыми документами. – Вообще, это не самая большая натяжка. Но вот главный герой, у которого целый шкаф костюмов от Армани? На зарплату госслужащего? Никогда! – заявил Лео. Разумеется, я не могла внятно объяснить присутствие в доме Лео – и Евы, если уж на то пошло, – не рассказав сестрам о Джозефе. Удивительно, но в результате я сразу стала знаменитостью. – Не могу поверить, что ты охотишься на нацистов, – сказала вечером за ужином Саффрон. Утром они с Пеппер отправились в аэропорт, чтобы разъехаться по домам. – Моя младшая сестренка. – Я, вообще-то, не охочусь на них, – поправила ее я. – Просто один сам свалился мне в руки. По совету Лео я два раза звонила Джозефу, интересовалась его здоровьем. Свое временное отсутствие я объяснила, сказав правду. Моя близкая родственница внезапно умерла. Я была занята улаживанием семейных дел. Добавила, что Ева по нему скучает, спросила, что говорят врачи о его состоянии, и обсудила с ним детали выписки из больницы. – И все равно, – поддержала сестру Пеппер, – мама и папа были бы рады. Учитывая, сколько шуму ты наделала, отказавшись ходить в еврейскую школу. – Это не имеет отношения к религии, – попыталась объяснить я. – Речь идет о справедливости. – Одно не обязательно исключает другое, – дружелюбно заметил Лео и таким образом увел разговор в сторону от критики в мой адрес, а потом переключил его на анализ прошедших выборов. Как неожиданно и приятно, что кто-то прикрывает твою спину. В отличие от Адама, которого всегда ограждала от нападок я, Лео без труда удается защищать меня. Он предугадывает, что меня расстроит, и, как супергерой, переводит стрелку на железнодорожных путях, прежде чем поезд слетит в пропасть. Утром я вручаю Пеппер и Саффрон коробку свежеиспеченных шоколадных круассанов в дорогу. Сестры обнимают на прощание Лео, я провожаю их до взятой напрокат машины, которая стоит на подъездной дорожке. Пеппер крепко прижимает меня к себе. – Не упускай его, Сейдж. Я хочу знать, чем все кончится. Позвонишь мне? Впервые сестра просит меня о чем-то по-человечески, а не критикует. – Обязательно, – обещаю я. На кухне я застаю Лео. Он только что закончил говорить по телефону. – Мы можем по дороге в больницу взять фургон. Потом, пока ты забираешь Джозефа… Сейдж, что случилось? – Ну, во-первых, я не привыкла ладить с сестрами. – Ты изобразила их Сциллой и Харибдой! – смеясь, восклицает Лео. – А они обыкновенные мамаши. – Тебе легко говорить. Они тобой очарованы. – Похоже, я оказываю такое воздействие на всех женщин семейства Зингер. – Хорошо, – отвечаю я, – тогда, может, попробуешь использовать эту магию и загипнотизировать меня, чтобы я не испортила все сегодня.