– Так я и поняла. – Что это на него нашло? – Не знаю. Может, плохой день. – У него каждый день плохой. Племянник миссис Претти несколько раз провел рукой по волосам, будто пытаясь смахнуть воспоминания о Филлипсе. Затем он убрал руку и как-то невесело усмехнулся. – Думаю, он успокоится. Понимаю, обстоятельства так себе, но мы, кажется, до сих пор незнакомы. Я Рори. Рори Ломакс. – Пегги Пигготт. Мы пожали друг другу руки. – Я здесь всего на несколько дней, – сказал он. – Знаю… Видела палатку, в которой вы живете, – добавила я, не зная, что еще сказать. Он был весьма удивлен, даже смущен. – Ну, я не то чтобы живу в палатке. В том смысле… Я всегда могу принять ванну в доме. И вещи для меня стирают. Жульничаю. Он сделал паузу, словно обдумывая, что сказать дальше. – Поверьте, нет ничего лучше, чем спать под открытым небом. Во всяком случае, в это время года. Лежишь в палатке, слушаешь соловьев. – Соловьев? – спросила я удивленно. – Ну, большинство уже улетело, конечно. Но некоторые еще здесь. А что? Разве вы их не слышите? – Только по радио, – ответила я. Теперь удивился он. – По радио? – переспросил он. – Не важно… Пока мы разговаривали, подошел дворецкий Грейтли и предложил лимонада. – Что скажете? – спросил Рори Ломакс. – Я бы не отказался. Мы взяли с подноса стаканы, и Рори предложил присесть. Я не видела причин немедленно возвращаться к работе (учитывая настроение Филлипса), поэтому мы немного прошлись и уселись в глубокой бархатной тени под тисовыми деревьями. – Итак, – начал Рори, – что это за история с соловьиными трелями по радио? – Боюсь, долго придется рассказывать. – Я готов послушать. Конечно, я пожалела, что не удержала язык за зубами. Но показаться грубой мне не хотелось, поэтому другого выбора у меня не было и я начала рассказывать. – Есть виолончелистка Беатрис Харрисон, – начала я. – Любимая виолончелистка сэра Эдварда Элгара. Хотя это и не относится к делу… В общем, летом она любила музицировать не дома, а в саду. Однажды вечером она играла музыкальную пьесу и услышала, что вместе с ней поет соловей. Сначала она подумала, что это просто странное совпадение. Чтобы понять, так ли это, она начала играть гамму. И соловей ее тоже подхватил. – Вы уверены? – спросил Рори Ломакс. – Совершенно, – сказала я ему. – На следующий вечер она попробовала снова, и произошло то же самое. И на следующий – то же самое. Мисс Харрисон так поразил этот соловей, она отправилась к лорду Рейту на Би-би-си, решив, что там могут заинтересоваться такой записью. Но лорду Рейту идея не понравилась. По крайней мере, сначала. Он боялся, что тогда люди перестанут выходить из дома и по-настоящему слушать соловьев. Тогда мисс Харрисон сказала, что есть много людей, которые живут там, где соловьев нет, в конце концов лорд Рейт согласился. Я остановилась. Рори Ломакс смотрел на меня с точно таким же изучающим выражением лица, с каким он смотрел на Чарльза Филлипса. – А дальше? – спросил он. – Хотите дальше? Уверены? – Совершенно. – Ну… В следующий раз, когда мисс Харрисон пришла на репетицию в сад, там были установлены микрофоны и усилители. Она начала играть как обычно, но ничего не получалось. Сначала был Дворжак. До этого соловей хорошо ему подпевал. Затем Элгар и, наконец, «Мальчик Дэнни». Все равно ничего не выходило. Ни звука. Кроме виолончели, конечно. Все начали нервничать – хлопоты насмарку. И тут, когда все уже собирались уходить, соловей запел. Он пел следующие пятнадцать минут, его голос то поднимался, то опускался вместе с виолончелью мисс Харрисон. Но это не всё: те, кто слушал трансляцию у себя в саду, говорили, что другие соловьи тоже начинали петь. После этого мисс Харрисон получила более 50 тысяч благодарственных писем. Я закончила свой рассказ, а Рори Ломакс довольно долго хранил молчание. Он выглядел настолько ошеломленным, что через некоторое время я стала переживать – не смеется ли он надо мной. – Замечательная история, – сказал он наконец. – Да, замечательная. Тишину между нами нарушил громкий щелчок. Звук исходил от клубка фиолетового металла Граймса. Он все еще лежал на траве, где его и оставили. Только теперь он был открыт. Видимо, нагревшись на солнце, металлический корпус раскололся. Мы с удивлением посмотрели вниз. Внутри оказались серебряные чаши, одна в другой. Всего их было восемь, каждая украшена крестообразным узором. За исключением легкой ржавчины по краям, все они были в идеальном состоянии – даже более яркие и блестящие, чем золото, которое мы нашли. На следующий день началась подготовка к вечеринке. Мужчины принялись за работу: поправляли самый большой из отвалов, чтобы у гостей была точка обзора на возвышенности, с которой они могли бы осмотреть корабль. Еще они скосили траву возле пастушьей сторожки, чтобы у вудбриджской «Силвер Банд» была ровная площадка для игры на своих инструментах. Я предполагала, что все эти приготовления должны привести Чарльза Филлипса в ярость, но он оставался спокоен. Видимо, так он справляется с неприятностями: вешает незримый занавес между собой и тем, что его не устраивает. Чем больше его что-то не устраивает, тем более непроницаемым становится занавес. Но в то же время он сам, похоже, не осознавал собственной непоследовательности; настроение у него резко менялось, на него словно находило затмение, которое затем сменялось другим затмением. Конечно, подготовка к вечеринке мешала нашей работе. Нам и так отчаянно не хватало людей: ни мистер Кроуфорд, ни мистер Уорд-Перкинс пока так и не приехали. Тем не менее мы сделали еще одну важную находку. Поначалу мистер Филлипс решил, что наткнулся на щит. Но по мере того, как он продолжал очищать его от песка, стало ясно, что это огромное блюдо, почти два фута в диаметре. Сделанное из серебра, как и чаши, оно было сильно помято с одной стороны, но в остальном не имело никаких повреждений. Центр блюда украшала восьмиконечная звезда, а возле края имелось два штемпеля. Один из них – шестиугольный с надписями. Другой – овальный. Внутри овала – изображение женщины в вуали и с нимбом. Филлипс указал на эти метки: – Это, как вы, возможно, знаете или не знаете, контрольные штемпели императора Анастасия I. Анастасий – правитель Византийской империи с 491 по 518 год. Невероятно, да? На протяжении веков мы думали, что эти люди и дубины не могли сделать, чтобы бить друг друга по голове. А теперь узнаем, что их торговые пути простирались вплоть до Константинополя. В обед Филлипс, вытянув ноги, улегся под деревом. Мистер Граймс тоже лежал, заложив руки за голову. И хотя мы все после работы в камере были в пыли и грязи, его комбинезон всегда оставался безупречным. Мистер Джейкобс, мистер Браун и мистер Спунер сидели немного поодаль. Роберт тоже был там. Он рассеянно бродил неподалеку и выглядел расстроенным. Я заметила, что щеки у него мокрые от слез. Я спросила, что случилось, и он сказал, что потерял один из своих роликовых коньков. Я попыталась его успокоить, сказала, что рано или поздно они обязательно найдутся. – Почему ты так думаешь? – спросил он. – Точно я не знаю, – ответила я. – Но думаю, что конек наверняка найдется. Скорее всего. Я была бы рада пообедать в одиночестве, но не успела расположиться, как меня позвала миссис Претти. Она сидела в своем плетеном кресле, а ее племянник, Рори, лежал на одеяле у ее ног. Я села рядом. – Я очень надеюсь, что к вечеринке ваш муж уже вернется, – сказала миссис Претти. – Уверена, если у него получится, он обязательно будет. – Очень хорошо, что вы оба к нам приехали. Хотя вряд ли вы себе представляли семейную жизнь именно такой. – Поверьте, миссис Претти, я бы ни за что не упустила такую возможность. Мы пообедали, и, пока в погребальной камере никого не было, Рори пошел сделать еще несколько фотографий. Я уже собиралась уходить, когда миссис Претти сказала: – Моя дорогая… Я хотела бы кое о чем тебя спросить. Я бы спросила мистера Филлипса, но он, кажется, сегодня немного занят. – Конечно. Миссис Претти ничего не ела, по крайней мере пока я была там. Тем не менее она прикоснулась салфеткой к губам, прежде чем продолжить. – Вам не кажется странным, что вы не нашли тело? Гробница – а это, ясное дело, гробница – содержит погребальные принадлежности кого-то очень важного. Но кто здесь похоронен – совершенно непонятно. Она, конечно, была совершенно права. Странно, что мы не нашли никаких следов тела. Вначале Филлипс говорил, что это лишь вопрос времени. Однако раскопки продолжались, и он, казалось, все меньше и меньше хотел обсуждать эту тему. Из чего я решила, что Филлипс, как и все остальные, был озадачен отсутствием тела. Я сказала, что, возможно, перед нами вовсе не могила, а мемориал. Возможно, кто-то погиб в море или в бою. – То есть тела могло и не быть? – Вполне возможно, – ответила я. – Но если тело есть, то, может, мы его еще просто не нашли? – Конечно. Терять надежду еще рано. – Спасибо, дорогая, – сказала миссис Претти. – Это все, что я хотела узнать. В тот день от Стюарта больше никаких вестей не последовало. Только вернувшись в гостиницу, я вспомнила, что надо бы подумать, в чем я пойду на вечеринку миссис Претти. Не то чтобы у меня был большой выбор: единственный вариант – наряд, в котором я отправлялась в наш медовый месяц. По настоянию Стюарта его для меня специально сшил мистер Молино с Бонд-стрит. И жакет, и юбка были из красно-коричневого шелка, а пуговицы – из позолоченной бронзы.