— Я ведь имею право… — Нет, — сказал он. — Вы правильно заметили: кнут и пряник. Пока мы все обходимся пряником. Но я отрезвляю вас: кнут… Ведь малюток двое, — проговорил он с нажимом на последнее слово. — Кнут может оказаться очень страшным. Вика побледнела. — Отставьте неудачные мысли, — негромко проговорил Санчес. — Они не стоят жизни одного из ваших малышей. — Вы… — Вика помолчала, мышцы ее левой щеки непроизвольно сократились. — Вы… чудовище, — прошептала она. — Вовсе нет, — рассмеялся Санчес. Потом он беззаботно улыбнулся: — Было приятно побеседовать с вами. Фотографии оставьте себе. Тремя днями раньше прерванного Гриневым просмотра «Красотки» Санчес подошел к ней и беспечно поинтересовался: — Эти краски у вас под матрацем… Нет, вы что, серьезно? — Что? — произнесла Вика. — Нет, ничего. Будем считать, что просто забава. — Это… — Ком встал у Вики в горле, она сглотнула. — Она вам сказала? — Ну вы даете! Разумеется, нет. Она знает, что за несанкционированные поступки я оторву ей голову. Но навязчивые идеи… Наши дремучие инстинкты оказываются сильнее. — Он вздохнул. Вика была смертельно перепугана, а Санчес, казалось, просто забавлялся. — Хотите совет? — изрек он. — Не пытайтесь переманить ее на свою сторону. Во-первых, пустые обольщения. Во-вторых, опасно для вас обеих. Ведь вас и так уже почти не отличить. А если вы еще примените ваши несомненные способности в области макияжа, да еще, — он бросил оценивающий взгляд на ее домашний спортивный костюм. Александра Афанасьевна в сравнении с ней теперь — сама элегантность, — поменяетесь одеждой, так, пожалуй, точно не отличишь. — Он рассмеялся и подмигнул ей: — Я прав? Насчет макияжа? Вика почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Вот и все: теперь он ей скажет… про капсулы нарозина, растворенные в банках с кока-колой и по четыре раза в день сливаемые в унитаз. Но Санчес уже легкой пружинящей походкой направился в сторону дома. И темный холодок отступил. Заканчивался май. Вика чувствовала, что приближаются какие-то события, их скрытых признаков становилось все больше. И она смотрела фильмы по нескольку раз в день. Это была чудесная ниша, надежное укрытие для маленького беззащитного существа. Вика думала. Она научилась отключаться от этого однообразного телевизионного шума. Возможно, маленькое существо теперь уже и не настолько беззащитно? Шансы малы; наверное, их не было бы совсем, если б не одна навязчивая идея, назойливый бред… Как первобытный дикарь наделяет магическими свойствами нечто, понятное лишь ему, так и Александра Афанасьевна Яковлева изобрела свой магический тотем, который чудесным образом должен был переменить ее жизнь. С каким-то сухим отчуждением Вика поняла, что обладает этим тотемом. Май заканчивался. Вика проливала слезы над фильмом «Красотка», а потом ее пригласили на беседу в сад камней. Санчес разглядывал в бассейне рыб и задавал ей свои вопросы. В вечернем воздухе стояла липкая духота. Приближалась гроза, которая станет лишь легкой предтечей страшной бури с ураганным ветром, обрушившейся на Москву через несколько дней. Склянка в замшевом футлярчике с рисунком ручной работы, склянка с вытяжкой из слизи Радужной вдовы, ждала своего часа. А потом наступил июнь, и все начало меняться. Первое сообщение о страшном взрыве, прогремевшем на свадьбе в загородном доме Лютого, Вика услышала на волнах «Русского радио». Вика вышла во двор. К Москве приближался страшный ураган. — Радужная вдова, — прошептала она. Все начинало меняться. С ошеломляющей быстротой. 5. И голоса, и пальцы имеют отпечатки (II) — Сегодня на четыре, — сказала шефиня. — А почему тема такая? — спросил Игнат. — Сегодня в четыре она будет рассказывать о благотворительности и, видимо, демонстрировать полную рассеянность. Так сказать, генеральная репетиция. Главная пресс-конференция — через три дня. Что еще раз подтверждает правильность отработанной нами версии. — Светлана Андреевна на листе бумаги продолжала чертить свои схемы. Вся логически-временная цепочка, начиная с заказного убийства Викиного мужа, автокатастрофы, подмены Вики дублером, возможно, еще на стадии «больницы» (то есть скорее всего когда демонстрировали человека, блуждающего между жизнью и смертью, сразу после аварии, это была Вика; «выздоравливающая Вика» — это уже была косметика, дублер или, как ими было решено именовать дублера, — «маска»), вплоть до последней, оперативно поступающей информации, — все это сходилось в центральной точке: свадьбе в загородном доме Лютого. Нижняя часть листа была очерчена прерывистой линией со словом «Батайск», где развивался свой, параллельный, ряд, и все элементы этой схемы взаимодействовали посредством длинных искривленных стрелок. С геометрией у Светланы Андреевны был полный порядок. Как и с логикой. Все элементы этой схемы работали, и присутствовала в ее завершенности даже какая-то пугающая темная красота. — А почему такая тема, — шефиня решила вернуться к вопросу Игната, — объясняю: благотворительность — это все, на что теперь распространяется наша компетентность… Очень грамотно. С более серьезными вопросами вице-президент «Континента» в результате полученных травм и затянувшегося процесса реабилитации просто не в состоянии справляться. Что, так сказать, в нашу копилку — еще одно подтверждение правильности нашей версии. — Светлана Андреевна усмехнулась. — И как красиво у них получается: пытались, делали все возможное, вывели человека на работу, но что ж поделать, — она развела руками в стороны, — реабилитация пошла не так, как ожидалось, со всякими ремиссиями… Это правильное слово? — Если имеется в виду онкология, то да. А так не знаю, — сказал Игнат. Но шефиня уже продолжала: — Красиво. Почти гениально. Ведь делалось все на виду всего честного мира. Лучшие клиники, врачи, огромные деньги. Не помогло. Сделали все, что могли, но даже с такими элементарными вопросами, как благотворительность, человек, мягко говоря, не совсем справляется. И у всех на виду! Даже сегодня будет приглашена пресса, где барышня станет валять рассеянную дурочку, и у всех это вызовет лишь сочувствие. — Светлана Андреевна рассматривала свои схемы как увлекательную шахматную партию. — Черт побери… Если бы они не перессорились, вышло бы идеальное преступление. «Да, — подумал Игнат, — осталось только, чтоб у нее глаза сверкали. Вот еще одно проявление охотничьего азарта. Знакомое проявление. Она, конечно, умница, Светлана Андреевна, и дело свое знает. На таких, как она, всегда все и держалось. Потому что если ты начнешь видеть за всеми этими стрелками, квадратиками и овалами, за всей этой великолепно (и правильно) выстроенной логической системой трагические человеческие судьбы, то все рухнет. Либо одно — либо другое. Все правильно. Так было всегда. И наверное, с каждым». — Красиво, — повторила шефиня. — Похоже, что… так, — кивнул Игнат и неожиданно подумал: «Так было всегда и с каждым. Пока его жизнь не превращалась в… Ночь. И вот тут ты останавливался. И слушал совсем другие голоса. И даже если ты когда-нибудь пройдешь через долгую Ночь, эти голоса с тобой останутся. Но это все не важно». Игнат поморщился. Шефиня пристально смотрела на него. Она была вовсе не бесчувственной, холодно-рассудочной женщиной, она была хорошим профессионалом и, наверное, хорошим человеком. А вот он несколько расклеился… — Видишь, Воронов, — произнесла шефиня, и ее руки, лежащие на схеме, мягко пододвинули лист бумаги к Игнату, возвращая его в реальность, — это ответ на твой вопрос: даже благотворительность мы теперь не тянем. Никакая заказная пуля с этим бы не справилась. Не дала бы такого результата. Они… — шефиня умолкла, словно подбирая нужное слово, — …умные. — Вы думаете, это будет опекунство? — спросил Игнат. Он уже чувствовал себя совершенно нормально. — Что-то вроде почетной отставки и передачи акций в доверительное управление. Думаю, что так. — При чем тут доверительное управление? Кого у нас интересуют эти формальности с акциями? Реальные люди могут вообще не иметь никаких акций, хотя в ее случае… — Реальность и формальность совпадали. — Шефиня кивнула. — Значит, на этой созываемой через три дня пресс-конференции объявят о ее отставке? — Нет, Игнат, не так. Она сама объявит о своей отставке. И это будет великолепно разыгранный мелодраматический финал. Пакеты Вики и ее мужа значительно превышали контрольный пакет акций. Все это теперь… «“Умно”, — сказал Варенуха». — Да, действительно неглупо. И с вопросом «Кому это надо?», извините за каламбур, теперь тоже нет вопросов, — сказал Игнат. — Не думаю. Там дело посерьезней. Лютый и его альянс с Щедриным мог бы составить серьезную конкуренцию. Теперь этой конкуренции нет. Блестящая схема — всё сразу, модель работает. — У Вики, реальной, а не «маски», имелся контрольный пакет. Она вела дело к сближению с Лютым, потому что этого хотел ее муж. — Совершенно верно. И эту опасность они устранили просто гениальным образом, убив сразу не двух, а всех зайцев. И без помощников… — А я знаю, — отозвался Игнат, — про помощников я теперь знаю немало… — Откуда? Лихачев? — Все вместе. И ваша схема, и Лихачев, и кое-что из старых связей. Вести из прошлого. — Как, кстати, с Лихачевым-то выкручиваться собираетесь? Игнат быстро взглянул на нее: — Не беспокойтесь, вы здесь ни при чем. — Я не об этом. — Шефиня усмехнулась и, несильно постучав костяшками пальцев по столу, произнесла: — А именно о том, о чем спросила. Как выкручиваться с Лихачевым? Игнат чуть помедлил: — Если ваша схема верна, в чем я практически уверен, то мы чисты. Если же нет, то… думаю, у нас возникнут более важные вопросы. — Ты… — Шефиня откинулась на спинку стула. — Ты всегда играешь ва-банк? — Нет, — ответил Игнат, — я уже не маленький ребенок. Только тогда, когда не остается другого выхода. — Я тут тоже… — Она усмехнулась, вспомнив свою недавнюю ставку на «зеро». — Тоже не было выхода. Сыграла. И что удивительно, выиграла. Помогло. — Так всегда бывает, когда идешь ва-банк. — Всегда?