— Насколько я понял, рыженькая — девушка Мунира? — Надо полагать, — с неохотой признал я. — Кажется, у них с Женей роман, а Лиза — ее давняя подруга. Он заинтересовался: — А что у нас Лиза? — Лиза замужем, и вообще не по этой части, — сердито сказал я. Колин засмеялся: — Ты, случаем, сам на нее видов не имеешь? Я пожал плечами. Через некоторое время Колин подсел за стол Мунира, извинившись перед нашими спутницами, и пояснив, что встретил давнего приятеля. К моему неудовольствию, он о чем-то оживленно заговорил с Лизой, положив на спинку ее стула руку. Оба склонились над салфеткой, на которой Лиза что-то писала или рисовала, отсюда мне не было видно. Лиза низко склонилась над столом, и я представил, что Колин любуется ее грудью в довольно низком вырезе платья. Краска бросилась мне в лицо, что для Веры не осталось незамеченным. Я потянулся за сигаретой. — Собственно говоря, я нечто подобное и предполагала, — спокойно произнесла Вера. — Красивая девочка. — Это вовсе не то, что ты думаешь, — после некоторой паузы сказал я. Она рассмеялась: — Значит, все еще серьезней, чем казалось мне. Я с неудовольствием заметил, что Колин сунул в карман пиджака салфетку и поднялся, поцеловав Лизе руку. Вскоре он присоединился к нам. Заметив мой нарочито безразличный вид, широко улыбнулся: — Старею, наверное. Не поверишь, но мы обсуждали конструкцию верхнего яруса реактора. Твоя Лиза меня убедила… Еще одной страстью Кольки с детства была математика. Если вам удавалось облечь доказательства в математически красивую форму, успех у него вам был обеспечен. А Лиза еще в институте славилась своей непогрешимой математической логикой. Я понял, что на Колина она сумела таки произвести впечатление. Не желая обижать Веру, я постарался уделить внимание ей. Колин мне здорово помог. Мы пили, танцевали, правда, Вера со мной больше не заговаривала. В разгар вечера наших девушек разобрали кавалеры, и Колин выхватил Лизу. Я в одиночестве накачивался виски. Неожиданно ко мне подсела Женька. — Игорь Степанович, у Лизы неприятности. Правда, она строго-настрого запретила мне говорить вам об этом, но скоро все равно все узнают, беременность ведь не скроешь. — Лиза… беременна? — после некоторой паузы спросил я. — При чем тут Лиза?! Это Лорка Крылова ждет ребенка от Демидова. — С чего ты взяла? — Этот сволочь сам все Лизке и рассказал. От выпитого в голове шумело, и я потер виски. — И что Лиза? — Расстраивается, конечно, но виду не подает. А тут еще этот Платонов… Я позвенел льдинками в стакане. — У Лизы с ним… серьезно? Женька жалостливо посмотрела на меня и вздохнула: — У Лизы с ним никак. Он ее преследует все время, пакости всякие придумывает. Я понимаю, он вам друг, но я такое могла бы порассказать…То цветы, то звонки… Я вот не удивлюсь, если узнаю, что всю историю с Лоркой Крыловой тоже Платонов подстроил. Я засмеялся невесело: — Ну, это вряд ли. — Вот только если Лизка узнает, что я вам это все рассказала, она меня убьет. Я покосился на Женю и сказал: — Спасибо тебе за откровенность. А Лизе можешь об этом не докладывать. Она кивнула. — Пойду, а то она меня замучает вопросами, о чем мы говорили. Я ей, почему-то, врать не умею. Кому хочешь, совру и глазом не моргну, а она как уставится своими глазищами — и я все ей выкладываю. Утренняя летучка проходила как обычно, если не считать того, что голова после вчерашнего у меня все-таки побаливала. Пока Любовь Петровна докладывалась о своем объекте, я посмотрел на Лизу: по своей, знакомой мне еще с института, привычке она рисовала балерин. Это был тревожный признак, поэтому меня не обмануло безмятежно спокойное выражение ее лица. Вчера я пропустил момент, когда они с Муниром поднялись из-за стола, и увидел их, только когда они уже были в дверях. Мне казалось, что с возрастом я научился хорошо скрывать собственные чувства, однако Вера опустила ресницы и заговорила с подругой, и я понял, что ревнивую женщину обмануть всегда труднее. Вскоре отбыли и мы. Я развез всех по домам, последней в машине осталась Вера. Ехали в молчании, около въезда в ее двор я свернул под шлагбаум. Вера вопросительно глянула на меня, но спрашивать ни о чем не стала. Утром я поднялся рано, чтобы до работы успеть домой, побриться и сменить рубашку. Вера сварила мне кофе, я на ходу отхлебнул его, наклонился к ней, чтобы поцеловать на прощанье. Вера стояла в дверях, пока не закрылись двери лифта, и я почувствовал себя свиньей. Уже в машине я вынул трубку и, когда она мне ответила, сказал ей: — Не сердись, а? Спасибо тебе за все, милая. Она вздохнула. — И тебе тоже. Заскучаешь — звони. А сердиться мне на тебя не за что… На летучку я слегка опоздал. В дверях мы столкнулись с Эдиком, и я удивился: обычно этот парень пунктуален, как часы. Я перевел взгляд с Лизы на него и увидел его полностью отсутствующий взгляд. Насторожившись, решил поговорить с ним после. Его теща — настоящая мегера, неизвестно, что она еще могла выкинуть. После летучки я обычно обхожу лаборатории и отделы, а сегодня с обходом не задержался. Открыв дверь, я увидел, что Женька и Лиза повисли на Эдике с поцелуями, а он с растерянным лицом пытается их утихомирить. Порядок удалось восстановить, и Эдик сказал: — Соня вчера получила результаты, мы ждем ребенка. Женька спросила: — Эдик, а чего ты смурной такой? Ты должен на голове от счастья стоять, как я понимаю… Эдик смущенно покивал: — Я и стою… Вчера Соня рассказала обо всем матери, разразился страшный скандал. В общем, мы с Соней решили уехать к моим, в Барнаул. Так всем будет легче. Лиза возмутилась: — Эдик, ты что? Во-первых, где ты там найдешь работу, чтобы содержать всю свою семью? И потом, у тебя ведь настоящий талант, а в своем Барнауле ты просидишь года три, а потом очень трудно будет что-либо наверстать, ты же знаешь!