– Иногда мне снится, что меня находит собака. – Собака? – Да. Большая, вот как эта. – Что ж, похоже, твой сон сбывается. – Надеюсь, что нет. Сеток посмотрела вниз на Картографа, ковыляющего рядом с лошадью. – Почему? – Потому что в моем сне собака хоронит меня. Сеток, вспомнив видение, в котором Баальджагг вырывалась из земли, улыбнулась. – Не думаю, что тебе стоит волноваться из-за этой собаки, Картограф. – Надеюсь, ты права. Однако у меня есть вопрос. Сеток вздохнула. Труп, который не затыкается. – Давай. – Где мы? – Это Пустошь. – Ага, это все объясняет. – Объясняет что? – Ну, всю эту… пустоту. – Ты никогда не слышал про Пустошь, Картограф? – Нет. – Тогда позволь спросить. Откуда же прибыл ваш фургон, что ты даже не знаешь, по какой земле путешествуешь? – Учитывая мое имя, действительно печально, что я знаю так мало. Разумеется, эти земли были когда-то внутренним морем, однако подобное можно сказать о бесчисленных бассейнах на любых континентах. И это вряд ли служит блестящим подтверждением моего профессионализма. Увы, после смерти мне пришлось радикально пересмотреть мои самые ценные представления. – Ты вообще на вопросы отвечать собираешься? – Наше появление было неожиданным, но мастер Квелл счел его благоприятным. Клиент остался доволен и даже весьма изумлен. Уж лучше эта жалкая земля, чем царство внутри проклятого меча, и не мне же с этим спорить? Карты это карты и все такое прочее. Естественно и неизбежно, мы потеряли бдительность. А погляди вперед. Вот и доказательство. – Колеи пропали и снова появились шагов через пятнадцать-двадцать, где лежали разные обломки, в том числе и половина сломанной оси. Потерянная лошадь и потерянное колесо позади, половина оси здесь… как эта повозка продолжала двигаться? И почему прервались колеи? Она летела? – Нижние духи, Картограф… – И Сеток замолчала. Сидя верхом на лошади, она действительно что-то видела впереди. День угасал, и все же… – Я вижу. Снова участок без следов, а потом, там, где следы снова появляются, разбросаны фрагменты украшенного фургона. Сеток видела большой кусок раскрашенного дерева, вероятно, с крыши фургона, с глубокими царапинами, словно громадная рука разрывала фургон на части. Немного подальше и сам фургон – то, что от него осталось. В стороне лежали скрюченные мертвые лошади. – Картограф… – Оно ударило с неба, – сказал труп. – Был это дракон? Совершенно точно нет. Энкар’ал? Какому энкар’алу под силу запросто оторвать от земли целый фургон и всех лошадей? Нет, не энкар’ал. Учти, однако, что я видел только начало атаки… Скажи, Сеток, ты видишь кого-нибудь? – Пока нет, – ответила она. – Стави, Стори! Погодите. – Она спустила мальчика на землю. – Я поеду вперед. Знаю, что становится темно, но следите за небом: там что-то есть. Где-то. И надеюсь, не очень близко. Нервная лошадь не желала приближаться к фургону, и ее пришлось понукать. Лошади, лежащие вокруг фургона, были разодраны, торчали сломанные кости, местами была содрана плоть. Повсюду те же тонкие, но глубокие царапины. От когтей. Громадных и смертельно острых. Сеток увидела первый труп. Мужчина. Он намотал постромки на предплечья, и теперь его обе руки были неестественно вывернуты и почти оторваны от плеч. Что-то, похоже, прорезало его голову сверху наискосок. Через маленький шлем, вдоль носа и ниже челюсти, так что осталась лишь половина лица. Рядом лежал другой мужчина – без головы, и ее нигде не было видно. Сеток остановила лошадь в нескольких шагах от разрушенного фургона. Он был огромный, шестиколесный, и весил, похоже, как баргастская юрта со всей семьей внутри. Нападавший упорно царапал его с одного бока, словно стремился попасть внутрь. Края зияющей дыры были залиты кровью. Сеток залезла повыше, чтобы заглянуть внутрь. Мертвых тел нет. Но какая-то куча лежала на стенке фургона, ставшей полом, поблескивая во мраке. Сеток подождала, пока глаза привыкнут к темноте. И внезапно отпрянула. Кишки. Пассажира выпотрошили. А где остальное? Сеток снова залезла на фургон и оглядела окрестности. Вот он. По крайней мере, половина. Верхняя. А потом она увидела следы ног: три-четыре следа сливались в один широкий, который вел прочь, на восток. Выжившие. Но они явно бежали, спасаясь, иначе что-нибудь сделали бы для своих мертвых. Впрочем, кто-то сделал… по крайней мере, чуть-чуть. Сеток спустилась с фургона и села на лошадь. – Прости, подруга, но ты, похоже, последняя. – Она развернула лошадь и направилась к остальным. – Сколько тел? – спросил Картограф, когда она подъехала. – Три точно. И следы уходят прочь. – Ты сказала три? – Сколько видела. Два на земле, один в фургоне… ну, вернее, его куски остались в фургоне. – Мужчина? В фургоне мужчина? – Да. – Ох, это очень плохо. Вернувшись к развалинам фургона, Картограф постоял над каждой жертвой, качая головой и тихо бормоча что-то, возможно, молитву, – Сеток издали не разбирала слов. Когда они миновали Картографа, он догнал ее. – Я нахожусь в некотором противоречии, – сказал он. – С одной стороны, жаль, что меня не было здесь, чтобы увидеть страшный бой, увидеть, как Смертный меч Трейка полностью пробудился. Увидеть, как ярость трелля поднимается из глубин его души. С другой стороны, стать свидетелем страшной смерти тех, кого я почитал друзьями, – да, это было бы кошмарно. Как ни печально, бывает так, что получить желаемое не приносит ничего кроме смятения. Выясняется, что хотел вовсе не того, чего хотел. Еще хуже, если просто не знаешь, чего хочешь. И думаешь, что смерть покончит с этими испытаниями. Как бы не так. – На дороге кровь, – сказала Сеток. – Почему-то я не удивлен. И все же, им, видимо, удалось отогнать демона – и это само по себе необычайный подвиг. – Как давно все случилось? – Не очень давно. Я лежал на земле с утра. И думаю, мы найдем их… – Уже нашли, – сказала Сеток. – Они встали лагерем. Она видела слабый свет маленького костра, и фигуры, выпрямившиеся и повернувшиеся к ним. Солнце садилось за спинами у Сеток и ее спутников, так что ясно, что незнакомцы могли видеть только силуэты. Она подняла руку в приветственном жесте и легонько тронула лошадь пятками, направляя вперед. Две фигуры у костра выглядели внушительно: один широкий, звериного вида, с кожей цвета полированного красного дерева и черными волосами, которые свисали грязными косами. Он держал двуручную булаву. Второй был выше ростом, кожа татуирована тигриными полосами; приблизившись, Сеток увидела, что он сам похож на дикого кота, и его янтарные глаза были разделены вертикальными зрачками. Два зазубренных тяжелых меча в руках были под стать его татуировкам. Сеток разглядела еще троих: две женщины и высокий юноша – с вытянутой челюстью, длинной шеей и испачканными кровью волосами. Узловатая морщина омрачала высокий лоб над темными сердитыми глазами. Стоял он чуть в стороне от остальных. Сеток снова посмотрела на женщин. Обе невысокие и пухлые, обе ненамного старше самой Сеток. Но глаза, как у пожилых: унылые и блеклые от пережитого. Еще двое выживших лежали у костра – то ли спали, то ли были без сознания. Первым заговорил звероподобный мужчина: он обратился к Картографу; языка Сеток не узнала. Немертвый ответил на том же языке, потом повернулся к Сеток. – Маппо Коротышка приветствует тебя, но предупреждает: за ними охотятся. – Знаю, – ответила она. – Картограф, а у тебя, похоже, дар к языкам… – Дар Худа, чтобы выполнять его поручения. Маппо обратился ко мне на диалекте даруджистанского – на торговом арго. Это чтобы его спутники поняли, ведь они из Генабакиса, в отличие от него. – А кто он тогда? – Он трелль, Сеток… – А полосатый – что за существо? – Смертный меч Трейка… – А что это значит? – Ага. Трейк – это Тигр Лета, чужеземный бог. Остряк избран смертным оружием этого бога. Тот, кого Картограф назвал Остряком, заговорил, уставившись на Сеток зловещими глазами. Она обратила внимание, что мечи он так и не убрал в ножны, хотя трелль свою булаву опустил.