Стори показала пальцем. – След идет туда. Туда, Сеток. – И мы пойдем, – добавила Стави. На юг, но поворачивает, увидела Сеток. На восток. И что там? Что мы найдем? – Балалалала! – громко крикнул мальчик над самым ухом Сеток; ее передернуло. Баальджагг подошла обнюхать след. Наверное, просто инстинкт. У зверюги даже нос не работает… Так ведь? Или она все-таки что-то может учуять. Жизнь, например. Когда двойняшки пошли вперед, огромная волчица двинулась за ними. Мальчик заерзал на руках Сеток, и она опустила его на землю. Он побежал за сестрами. Ну я и лидер. На повороте она увидела следы заноса: здесь колеса фургона пошли юзом, вспахав землю. Следы от копыт очень глубокие. Но непонятно, чем был вызван такой маневр. След тянулся прямо еще на юг сотню шагов, потом поворачивал к востоку, а потом – на северо-восток. Сеток фыркнула. – Они потеряли управление, – сказала она. – Ехали, куда лошади несут. Бессмыслица… Стави повернулась. – Нам все равно, куда они едут! – крикнула она. – Неважно! – Но как они помогут нам, если даже себе помочь не могут? – спросила Сеток. – Ну и какая разница? Стервозная малявка дело говорит. – Посмотрите на отметки – они скакали во весь опор как сумасшедшие. Как вы собираетесь их догнать? – Лошади устанут. Они пошли дальше. Старательно-бесцельное преследование. Очень по-взрослому. Под ногами хрустели камни, от обжигающей жары сучья кустов потрескивали. Воды почти не осталось. От мяса ящерицы, которое ели утром, в желудке Сеток было сухо и кисло. Ни одно облачко не давало передохнуть от жары. Сеток уже не помнила, когда видела в последний раз птицу. Миновал полдень, день тянулся, как сама бесконечная Пустошь. След наконец тянулся прямо на восток. Даже двойняшки шагали не так бойко. Тени удлинились; и тут Стори вскрикнула и вытянула руку. Одинокая лошадь. К югу от дороги, шагах в двухстах. Остатки постромок свисали с головы. Стоя на слабых ногах, она тыкалась носом в безжизненную землю; черные бока были покрыты коркой белой засохшей пены. Сеток помедлила и сказала: – Придержите Баальджагг здесь. Может быть, я смогу поймать лошадь. Впервые двойняшки не начали жаловаться. Лошадь смотрела в другую сторону, но уловила звук или запах, когда Сеток была еще в сотне шагов от нее, и развернулась. Глаза животного были странные, словно подернутые чем-то одновременно бледным и темным. Но лошадь хотя бы не бросилась прочь. Призраки волков, держитесь от меня подальше. Нам нужно это животное. Очень осторожно Сеток приближалась. Лошадь следила за ней. Она явно ела кактус, и теперь из пасти торчали десятки игл, с которых капала кровь. Голодная. Страдает. Сеток заговорила тихим, успокаивающим тоном: – И давно ты здесь, подруга? Совсем одна, все ушли. Хочешь к нам в компанию? Я уверена, что хочешь. А с этими иголками мы что-нибудь придумаем. Обещаю. Она подошла уже вплотную и могла коснуться лошади. Но глаза животного останавливали ее. Это не лошадиные глаза. Скорее, как у… демона. Она ела кактусы… и сколько? Сеток посмотрела на ощипанную землю. Ох, нижние духи. Если все это у тебя в животе, то беда. Лошади больно? А как можно узнать? Усталая, да, но дышит ровно и глубоко, уши настороженно шевелятся, словно изучая саму Сеток. Наконец Сеток решилась и медленно потянулась к обрывкам кожаных постромок. Крепко ухватила их – и лошадь подняла голову, словно собираясь ткнуть ее израненной мордой. Сеток намотала поводья на левую руку и осторожно взялась за одну иголку. Вытащила ее. Лошадь вздрогнула. И только. Вздохнув, она принялась щипать траву. А что, если слизнуть кровь с иголок? Что подумает лошадь? Сеток решила не выяснять. Ох, но как же хочется. Язык истомился по вкусу крови. Я чую ее теплую жизнь. Старик, дай мне свою шкуру. Когда Сеток вынула последнюю иголку, она положила ладонь на украшенный лоб лошади. – Тебе лучше? Надеюсь, что да. – Милосердие… – произнес слабый голос на торговом наречии с сильным акцентом. – Я уж и забыл, каково это. Сеток обошла лошадь кругом и увидела распростертый на земле труп. У нее перехватило дыхание. – Ток? – Кто? А, нет. Хотя видел его разок. Забавные глаза. – Здесь мертвые вообще никогда не уходят? – Страх Сеток сменился гневом. – Не знаю, но ты хоть могла бы представить, какую злость испытывают такие, как я, когда видят таких, как ты? Юных, полных жизни, с ясными и горящими глазами. Ты меня мучаешь. Сеток потянула лошадь прочь. – Погоди! Помоги подняться – я на что-то наткнулся. Я не против быть несчастным, если только найдется, с кем поговорить. Быть несчастным, когда не с кем говорить, гораздо хуже. Это верно. Сеток подошла ближе. Присмотрелась к трупу. – У тебя в груди торчит кол, – сказала она. – Кол? А, ты про спицу. Тогда понятно. – Серьезно? – Пожалуй, нет. Все перепуталось. Все же, полагаю, я лежу на куске ступицы, а спица уходит глубже в землю. Так бывает, если фургон подхватят, а потом снова бросят. Интересно, хорошая ли у лошадей память. Похоже, нет, иначе эта все еще бежала бы. Итак, прекрасное дитя, ты мне поможешь? Сеток нагнулась. – Цепляйся за руку – сможешь? Хорошо, теперь держись крепко, а я попытаюсь тебя поднять. Получилось легче, чем она ожидала. Кожа и кости весят не много, да? – Меня называют Картограф, – сказал труп, безуспешно стараясь смахнуть пыль со своих лохмотьев. – Сеток. – Очень приятно познакомиться. – Я думала, что делаю тебя несчастным. – Несчастья меня радуют. Она хмыкнула. – Очень кстати. Идем со мной. – Замечательно, а куда ты идешь? – Мы следуем за вашим фургоном – скажи, в нем все мертвые, как ты? Картограф, казалось, серьезно задумался, а потом ответил: – Вероятно. Но давай выясним, ага? На детей Оноса Т’лэнна и Хетан, похоже, появление еще одного живого трупа не произвело никакого впечатления. Картограф, увидев Баальджагг, настороженно остановился, но ничего не сказал. Сеток взяла мальчика за руку и подвела к лошади. Запрыгнув ей на спину, нагнулась и подняла мальчика к себе. Двойняшки снова двинулись по следу. Баальджагг пошла за ними. – Ты знала, – сказал Картограф, – что мертвым все еще снятся сны? – Нет, – сказала Сеток. – Не знала.