– Она просто пошлет за нами погоню. – Не пошлет. Я же говорю: она соображает мгновенно. – Тогда зачем ждать нашего отъезда? Уголёк провела ладонью по лицу, стирая остатки слез. – Вы не понимаете. Она взаперти – в тюрьме, которую сама создала. И там она ничего не слышит, ничего не видит. Там она совершенно одинока. И сжимает кулаки так, что костяшки белеют. Это ее бремя, и его она не переложит на плечи других – даже ее Кулаков, даже ее Высшего мага, хотя он-то, наверное, сам давно все понял. Она стоит между нами и правдой – но это ее убивает. – И значит, – сказала Масан Гилани, – ты хочешь показать ей, что она не одинока, что мы все не дураки, что мы, возможно, готовы к этой правде. Мы не только поняли, мы с ней. Чтобы помочь, попросит ли она или нет. – Именно так, – подтвердила Уголёк. Масан Гилани вздохнула, а потом улыбнулась Целуй. – Ты никого не удивишь. Вот я – другое дело. – Адъюнкт придумает что-нибудь, чтобы сохранить вашу репутацию, – сказала Уголёк. – Иначе ваше бегство станет сигналом для массы колеблющихся солдат. Целуй, сестренка, ведь ты-то никого не удивишь? – Спасибо. Только бы люди не подумали, что я трусиха. Масан Гилани фыркнула. – Так и подумают. И тут уж ничем не поможешь, Целуй. Мы идем на войну, а ты сбегаешь. И я. Так что Уголёк и адъюнкт сделают все, чтобы выглядело, как будто меня послали с каким-то заданием… – И это правда, – перебила Уголёк. – Да, это поможет. Дело в том, что для солдат, уже подумывающих дезертировать, это может стать последним толчком. Такой риск адъюнкт может счесть неприемлемым, что бы ты ей ни сказала, Уголёк. – Я не трусиха, – повторила Целуй. – Я просто не верю в эти сказки про семью. Армия – не семья, как бы вы ни пытались доказать мне обратное. Это бред. Нужный командирам и королям, чтобы мы всегда были готовы делать за них грязную работу. – Точно, – отрезала Масан Гилани, – и в диких джунглях, откуда вы родом, вам вряд ли приходилось слышать истории о том, что бывает, когда армия взбунтуется. Убивают командиров. Свергают верховного правителя. Захватывают… – И при чем тут все разговоры насчет «мы – одна семья»? – Я говорю, что одни занимаются делами, а другим лучше не лезть. Вот и все. Как и в семье. Кто-то один главный, а не все. Узурпатор ничем не лучше и вообще не отличается от того, кого сверг. Обычно становится только хуже. И все разговоры о «семье» – это о борьбе за выживание. Ты стоишь за своих, а не за чужих. Это непонятно? – А тот, кто главный, пользуется своим положением. И нас использует. И не хочет быть родичем остальным, ты и сама это знаешь. – Вы можете, – прервала Уголёк, – можете всю ночь тут болтать. Но у нас нет времени. Целуй, с каких это пор тебя волнуют люди, которых ты бросила? Или, может быть, ты гордишься тем, что ты – Охотник за костями?.. – Ты хочешь, чтобы я помогла, или нет? – Ладно, ладно, мир. Идея в том, что это только с виду дезертирство. Как у Фарадан Сорт при И’Гхатане. – Я скачу на юг. Уголёк кивнула. – И мне нужно найти изморцев и хундрилов. – Да. – И что мне сказать им? – Убеди их не бросать нас. – И как, во имя Худа, мне это сделать? Уголёк лукаво улыбнулась. – Используй свое обаяние, сестра. Масан Гилани вмешалась: – Сержант, если она поедет и к тем, и к другим, куда ехать мне? – Да, с ходу и не придумаешь, – признала Уголёк. Масан фыркнула. – Ну так подумай, Уголёк. А мы пока уведем коней. – О, лейтенант, наконец-то я тебя нашел. – Теперь мастер-сержант, сэр. – Да, разумеется. А где твои подчиненные, мастер-сержант? – Распущены, сэр. – Прошу прощения? – Вернее, рассеялись, сэр. Незаметно влились в ряды, совершенно бесследно. – Это просто потрясающе, мастер-сержант. Ты, несомненно, заслужил благодарность. Увы, я просмотрел обновленные списки и обнаружил, что ни одного из этих рекрутов нельзя найти во всей армии. – Да, сэр, они хорошо обучены. – Чему, мастер-сержант? Исчезать? – А вот тут, сэр, мне вспоминается одна история из моей юности. Позволите? – Прошу, продолжай. – Благодарю, сэр. Ах, юность… Внезапное рвение охватило юного Арамстоса Пореса… – Арамстоса? – Да, сэр… – Это твое второе имя? – Именно так, сэр. Позволите, я продолжу рассказ, сэр? – Давай. – Внезапное рвение, сэр, – выкопать себе пруд. – Пруд. – Прямо за кучей битого кирпича, сэр, у задней стены дома. Я часто играл там, когда родители переходили от словесной перепалки к поножовщине, или когда амбар вспыхивал в очередной раз. Я на четвереньках – среди осколков горшков и выбитых собачьих зубов… – Собачьих зубов. – Не везло отцу с домашними животными, но это, сэр, совсем другая история, может, в другой раз. В пруд я мог бы посадить крохотных пескарей, которых спас из грязной реки у нашей сточной канавы, где мы обычно плавали в холодные дни – согревались, сэр. Словом, пескарей – в мой пруд. Представьте мое возбуждение… – Прямо как наяву вижу, мастер-сержант. – Прекрасно. И вот, я выпустил пятьдесят серебристых мальков, и представьте мой ужас и недоумение, когда на следующее же утро я не нашел в пруду ни единого пескарика. Но что, что же с ними случилось? Кто виноват? Какая-то жадная птица? Старушка с нашей улицы, которая носила сетку на волосах? И теперь ее прическу украшают блестящие пескари?.. Или тараканы? Крысы? И те, и другие – вряд ли: они обычно подбирали остатки ужина с нашего стола и из дома почти не выходили. Да, сэр, это была загадка, загадкой она и остается. До самого сегодняшнего дня, и я уверен, на всю мою оставшуюся жизнь. Пятьдесят пескарей. Пропали. Пуфф! Поверить невозможно, сэр, и было это крайне огорчительно для того ясноглазого целеустремленного паренька. – И теперь, если я правильно понимаю, ты, мастер-сержант, снова столкнулся с необъяснимой загадкой. – Все рекруты, сэр. Растворились в рядах. А потом… – Пуфф. – Именно так, сэр, прекрасно сказано. – А что случилось с твоим прудом, мастер-сержант? – Ну, моя домашняя водяная змея там еще жила какое-то время, пока пруд не высох. У детей такие грандиозные мечтания, правда? – Это точно, мастер-сержант. Пока все не пойдет прахом. – Именно, сэр.