Это верно, не могли. Да разве они после этого вообще люди? – Что? – Он поднял глаза на убийцу. – Эй, так нечестно! – Ты прав, Шеб. Нечестно – и никогда не было. Сверкнул клинок. Призрак вскрикнул. Внезапно оказалось, что он целиком здесь, в зале Матроны. Все было заполнено клубящимися испарениями. Раутос опустился на колени, не в силах справиться с рыданиями. Бриз все бросала плитки, только это были уже не плитки, а монеты, ярко блестящие монеты – однако стоило ей взглянуть на очередную россыпь, следовал разочарованный возглас, и она снова сгребала их в кучу – воздух был заполнен непрерывным бряканьем и звоном. – Ответов нет! – шипела она раз за разом. – Ответов нет! Ответов нет! Таксилиец стоял перед огромным троном, негромко бормоча себе под нос: – Сулкит его преобразовала – теперь он ждет – все теперь ждет. Ничего не понимаю. Сама Сулкит стояла рядом. Ее тело теперь изменило форму, вытянулось, плечи опустились, морда сделалась короче и шире, на клыках заблестело масло. Неподвижный, немигающий взгляд серых глаз рептилии – личинка уже не была личинкой. Перед призраком стоял стражник Дж’ан. И выдерживать его нечеловеческий взгляд было невыносимо. Вид шагнул в зал и остановился на пороге. С клинка капает, утыканный заклепками жилет весь покрыт спереди брызгами и потеками. Лицо неподвижное. Глаза как у слепца. – Здорово, приятель, – произнес он. – С кого начнем? Призрак отшатнулся от него. Раутос стоял перед женой. Еще один вечер прошел в молчании, но сейчас нарыв, казалось, наконец лопнул. Она всматривалась ему в лицо с каким-то непонятным, утомленным выражением. – Муж мой, тебе меня совсем не жалко? – Если что у меня и осталось, так это жалость, – ответил он. Она отвела глаза. – Даже так. – Ты давно сдалась, махнула на себя рукой, – сказал ей Раутос. – Чего я никогда не понимал. – Сдаются, Раутос, не обязательно по доброй воле. Он некоторое время смотрел на нее. – Но в чем для тебя, Эскил, заключается радость в жизни? В чем ты находишь удовольствие – день за днем, ночь за ночью? – Тебя это давно уже не интересует. – То есть? – Ты нашел себе хобби. Единственное, что способно зажечь огонь у тебя в глазах. А моей радостью, муж мой, был ты. Пока меня не покинул. Да, теперь он вспомнил. Но такое было лишь один раз, одну-единственную ночь. – Но это неправильно, – его голос дрогнул. – Перекладывать все… на кого-то другого. Она лишь пожала плечами, и это оказалось страшней всего. – Я просто тебе надоела? Но, Раутос, это ведь неправда. В конце концов, разве может надоесть та, кого ты и замечать-то не хочешь? – Я тебя замечал. – Только чтобы отвернуться. Пока не дошло до того, что у тебя – сам говоришь – не осталось ничего кроме жалости. А когда-то ты говорил, что меня любишь. – Я тебя любил. – Раутос Хиванар, что ты такое раскапываешь на речном берегу? – Механизмы. Я так думаю. – И чем они так тебя привлекают? – Сам не знаю. Тем, что я не могу понять их цели, их предназначения, – почему мы вообще об этом заговорили? – Послушай меня, Раутос. Это просто обломки. Даже если они были частью машины, в чем бы ни заключалось ее назначение – теперь она сломана. – Иди спать, Эскил. Она ушла, и это был последний раз, когда они поговорили по-настоящему. Он помнил, как сидел потом, уронив голову на ладони, безмолвный и неподвижный снаружи, переполненный рыданиями изнутри. Да, машина сломана. И он это знал. А оставшиеся от нее части совершенно бессмысленны. Оказалось, что его жалость была в то же время и жалостью к самому себе. Раутос почувствовал укус клинка, и в то мгновение, когда еще не нахлынула боль, попытался улыбнуться. Стоя над телом, Вид перевел взгляд на Таксилийца. Ненадолго задержал, потом обернулся к Бриз. Та, стоя на коленях, сгребала монеты. – Ответов нет! И решений тоже. Но они обязаны быть, вот в этих штуках. Которые все решают – любому известно. Куда делась магия? – Ты хочешь сказать – иллюзия? – ухмыльнулся Вид. – Да, и лучшая из них! А теперь вода поднимается – я задыхаюсь! – Напрасно он тебя принял, Пернатая Ведьма. Ты ведь это и сама понимаешь, согласись? Да, все они были ошибками, эти фрагменты жизней, которые он воспринял в себя вместе с пылью и дымом, но ты оказалась наихудшей из ошибок. Странник тебя утопил – и оставил твою душу. Чего делать не следовало, слишком ты была опасной, слишком потенциально могущественной. Ты ведь, чтоб тебя, его глаз прогло- тила! Она вскинула голову, по лицу ее скользнула безумная улыбка. – Старшая кровь! Я взяла его в залог! Вид покосился на призрака. – Икарий действительно пытался повторить то, что давным-давно сделал К’рул, но он не Старший бог. – Вид снова перевел взгляд на Пернатую Ведьму. – Он хотел создать собственные Пути, способные удержать его в одном месте, подобно паутине. Удержать в одном месте, и в одном вре- мени. – Но этот залог мой! – взвизгнула Пернатая Ведьма. – Уже нет, – ответил ей Вид. – Теперь он принадлежит Икарию Похитителю Жизни. – Но он разорван на части! – Да. – Хотя и не по своей вине. – Опять да, причем это еще и несправедливо. Однако на руках его кровь, в сердце – ужас. Чувство такое, что нам следует хоть что-то ему дать, согласись? Или же наоборот. В любом случае призрак сейчас здесь, с нами. Икарий здесь. Настало время умирать, Пернатая Ведьма. И тебе, Таксилиец. – А тебе? – спросил его Таксилиец. – Мне тоже, – улыбнулся Вид. – Но почему? – не унимался Таксилиец. – Почему именно сейчас? – Потому что Похититель Жизни сейчас там, где ему надлежит быть. Прямо сейчас он на месте. И мы должны уступить ему дорогу. – Вид обернулся к призраку. – Икарий, Дж’ан не видит здесь никого кроме тебя. Гнездо готово, ароматы настроены под твой… вкус. – Вид махнул рукой, и призрак увидел, что Пернатая Ведьма и Таксилиец исчезли. – Только не думай, приятель, что ты от нас избавился, мы просто возвращаемся внутрь тебя. Мы – пятна у тебя на душе. Призрак опустил глаза и увидел серо-зеленую кожу, покрытые шрамами длиннопалые руки. Он поднял их, чтобы коснуться лица, пальцы скользнули по выступающим из нижней челюсти клыкам. – Что я должен сделать? Но и Вида уже не было. В зале остался он один. Сулкит, стражник Дж’ан, стоял и смотрел на него. В ожидании. Икарий повернулся к трону. Машина. Конструкция из артерий, вен, горького масла. Способная запечатлеть время, создать определенность. Вокруг взвихрились ароматы. Весь город, гигантское сооружение из камня и железа, содрогнулся. Я проснулся… нет. Я возродился. Икарий Похититель Жизни шагнул вперед, чтобы занять свой трон.