– Честно говоря, не очень. Пятьсот рублей единовременно, и еще триста, но уже ежегодно. Но дело не в этом. – А в чем же? – Ну, вы же с матушкой никаких денег не получили? – Да я-то откуда знаю? Я вообще не уверен, что я этот самый Митька Будищев и есть. Память ведь так и не вернулась! – А вот это уже не важно, – вмешался внимательно слушавший их Барановский. – Вас таковым признали односельчане, а также комиссия в составе двух мировых судей и городского прокурора. – Было дело, – кивнул Дмитрий. – Вы, кстати, хорошо осведомлены. – Я навел кое-какие справки, – загадочно улыбнулся инженер. – А теперь самое главное, – продолжил Лиховцев. – В завещании есть пункт, согласно которому, в случае безвременной кончины кого-либо из сыновей Блудова, его доля переходит к брату. – Но я ведь не… – А если и второй не доживет, то тебе. – Ё… – вырвалось у Будищева, после чего схватил рюмку и залпом выпил. – С учетом того, что других близких родственников у старого Блудова не было, а ты и твоя матушка никаких выплат не получали, оспорить это завещание вряд ли у кого получится. Но нужно поторопиться. Тебе надобно поехать самому, или дать мне доверенность на ведение дел, и я все устрою. – Тебе? – Что тебя удивляет, я все-таки юрист. – Совсем забыл. – Можешь поехать, – кивнул Барановский. – За мастерской я пригляжу, а тебе наследство пригодится. Нужно расширять производство, не говоря уж о твоем намерении жениться. Все это требует денег, сам понимаешь. – А я-то, дурак, в Америку собрался, – задумчиво покачал головой Дмитрий. – Куда собрался? – Да я так, Владимир Степанович, мысли вслух. – Что за вздорные мысли?! Надо работать, расширяться. Внедрять ваши новые изобретения. – О чем вы? – Да хотя бы о фонарике, что вы подарили моему сыну. Я, может быть, не слишком разбираюсь в гальванике, но понять, что ты сделал что-то совершенно новое, в состоянии. Да бог с ними, с изобретениями. Мне достоверно известно о намерении дворцового ведомства устроить электрическое освещение Зимнего дворца в следующем году. Если мы получим этот заказ – будущее нашего предприятия обеспечено! Какая может быть Америка? – Северная или Южная, – машинально ответил занятый своими мыслями Дмитрий. – Где там у них Рио-де-Жанейро? Представляете, десять тысяч негров, и все поголовно в белых штанах! – Господи, опять твои шуточки! – Кстати, ты не забыл? – доверительно шепнул однополчанину Лиховцев. – Ну, про те вещи, что оставлял мне на сохранение. – Слушай, а кто ближайшие родственники Блудова? – спросил погруженный в свои мысли Будищев. – Ну, того, который типа мой отец? – Графы Блудовы, кажется. Андрей, Вадим и… – И Антонина Дмитриевна? – Ну да. Ты их знаешь? – Немного. – Ну, так что ты решил? – А что тут решать. Давай прокатимся в Рыбинск. Места там хорошие, тихие. Стеше должно понравиться. – Кто такая Стеша? – спросил Лиховцев. – Долгая история, брат. – Кстати, как она? – воспользовался случаем Барановский. – Паулина Антоновна часто спрашивает, а я, право, не знаю даже, что ей ответить. – Спасибо. Девочке уже лучше. Иногда случаются приступы, но мы с Гесей пока справляемся. – Кстати, как она восприняла вашу заботу о девочке? – Нормально восприняла. Можно сказать, теперь мы одна семья. Включая Стешу и Семена. В этот момент вернулись женщины, мужчины тут же вскочили, так что разговор сам собой прервался. – Что-то вы долго, – шепнул на ухо Гесе Будищев. – Все нормально. Паулина Антоновна весьма приятная дама, и мы с ней очень хорошо поговорили. А вы как? – Замечательно! Мы едем в Рыбинск. – Прости, я тебя не понимаю. – Что тут непонятного? – Но ты говорил… – Что ты будешь женой фабриканта. А теперь, видимо, еще и помещика. – Хорошо. Как скажешь. Через некоторое время Дмитрий с Гесей откланялись, а Алексей заявил, что непременно должен их проводить. Проводив глазами эту странную троицу, Барановский повернулся к жене и озадаченно спросил: – Доводилось ли тебе видеть более необычный союз? – Отчего же, – пожала плечами Паулина Антоновна. – Как совершенно справедливо заметил твой «компаньон», в жизни и не такое случается. – Но ведь они совершенно разные. Решительно непонятно, что они могли найти друг в друге. – Ты не прав. Я немного поговорила с девушкой и, кажется, разобралась. – Вот как? Может быть, тогда и меня просветишь? – Изволь. Она натура страстная и увлекающаяся, однако же умеющая сохранять при всем при этом ясность мыслей и здравый рассудок. И в ее положении твой Будищев, как бы ни странно прозвучало, – лучшая партия из возможных. Да, пока он всего лишь мастеровой, но ты сам сказал, что уже завтра станет пусть мелким, но фабрикантом. Он не глуп, умеет взглянуть на мир под необычным углом, и что более важно, извлечь из всякой ситуации свою выгоду. – То есть с ее стороны ты видишь лишь холодный расчет? – Вовсе нет. Он нравится ей, в нем есть эта первобытная сила, которую теперь редко встретишь среди мужчин нашего круга. Он хищник. Такие люди нравятся женщинам вне зависимости от происхождения. Что же удивительного, что она тоже не устояла? – Ну, хорошо. Положим, на ее счет ты права, а что скажешь о мотивах Дмитрия? – Прости, милый, но разве ты забыл, где познакомился с ним? – На войне. – Вот именно. Место, где люди ежеминутно рискуют жизнью, где их чувства неимоверно обостряются, где за один день можно испытать более, чем другим доведется за год мирной и безмятежной жизни. А тут появляется эта милая и красивая девушка, сбежавшая из дома на войну вслед за своим возлюбленным. Как можно было не влюбиться в такой возвышенный и привлекательный образ, ведь он еще очень молод! – Вот уж не думал, что ты способна заподозрить нашего друга в столь высоких чувствах. Мне казалось, что ты его не слишком жалуешь. – Как ты можешь так говорить, Владимир! – строго прервала мужа Паулина Антоновна. – Каков бы ни был твой Будищев, он – тот самый человек, который, не раздумывая, закрыл собой моего мужа при взрыве этой проклятой пушки, благодаря чему мои дети не остались сиротами. И нет в мире человека, к которому бы я чувствовала больше признательности, за исключением, быть может, собственных родителей! – Прости, – поспешил успокоить супругу инженер. – Я не совсем верно выразился… – Я прекрасно тебя поняла. И в чем-то ты прав, я нисколько не обманываюсь насчет моральных качеств Дмитрия, но это не значит, что я отказываю ему в известном благородстве, а также способности чувствовать. Под его грубой, а иногда и откровенно неприятной личиной скрывается, в сущности, не дурной человек. И кто знает, может быть, они с Гесей пойдут на пользу друг другу. – Кстати, а почему ее все называют именно Гесей? Мне кажется, Гедвигу правильнее сокращать… – Боже мой, ты и этого не понял, – искренне рассмеялась госпожа Барановская. – Ладно, не обижайся. Я тебе как-нибудь потом все объясню! Судя по всему, граф Блудов только что вернулся с какой-то важной дипломатической церемонии, поскольку одет был не в обычный вицмундир и даже не в мундирный фрак, а в парадный, блистающий обильным золотым шитьем полукафтан. Странно, но в нем он, будучи невысоким и, в сущности, дурно сложенным человеком, не выглядел карикатурно или нелепо. Наоборот, парадная дипломатическая форма придавала ему ту значительность, которой так не хватало в повседневной жизни. И будь на месте Будищева любой другой человек, он непременно проникся бы величием стоящей перед ним фигуры чиновника для особых поручений Министерства иностранных дел великой империи. Увы, но на пришедшего за деньгами «бастарда» все это великолепие не произвело ни малейшего впечатления. – Ах, это вы, – устало отозвался граф, глядя на вошедшего Дмитрия. – Проходите. «Можно подумать, тебе не доложили, кто приперся», – немного раздраженно подумал тот, но вслух сказал лишь: