– Хорошо, не буду. Хотя это не имеет ровным счетом никакого значения. Весь Петербург и так в этом уверен, и от нашего мнения ничего не зависит. – Это верно, – поморщился Вадим Дмитриевич и устало опустился на кресло. – Я получила письмо от Андрея. Хотя ты, наверное, знаешь. – И что он пишет? – Что совершенно не желает, чтобы ты признавал Дмитрия своим сыном. – Я и не собирался! – И совершенно напрасно. Впрочем, я уверена, что со временем ты передумаешь, потому что твой сын нас еще не раз удивит. – То есть до сих пор он тебя удивил еще недостаточно? – Не заводись, Вадик. Не ждал же ты, в самом деле, что он кинется тебе на шею с криком «папа»? – От него и не такого можно ожидать. – Возможно. Кстати, ты не знаешь, что такое рэп? – Рэп? Какой еще рэп? – Ну, тот, который запрещают читать угнетенным неграм. – Бог мой, вот ты о чем! Спроси лучше у своего протеже. Не сомневаюсь, он расскажет тебе какую-нибудь совершенно душераздирающую историю! Вы когда-нибудь обращали внимание, что слуги могут выглядеть ничуть не менее представительно, чем их хозяева? Вот и у пятого герцога Лейхтенбергского Евгения Максимилиановича любой лакей выглядел куда важнее генерала. По крайней мере, с точки зрения Семки. А что бедному мальчишке еще думать, когда на него надвигается эдакий господин весь в золотых позументах и со строгим взглядом? Конечно, только снять картуз и поклониться! – Где тебя носит? – строго спросил Дмитрий. – Дык я… – попытался оправдаться парень, но наставник тут же прервал его: – Еще не всем полотерам поклонился? – Да как их отличишь, когда они все в золоте! – По глазам, – усмехнулся Будищев. – Как это? – Много будешь знать – скоро состаришься! Кабель протянул? – Ага. – Ну, хоть какая-то от тебя польза. Вот уже третий день они не вылезали из Петергофа, занимаясь монтажом проводки в герцогском дворце. Дело было в том, что потомок русского царя Николая I и вместе с тем пасынка Бонапарта Евгения Богарнэ решил, что он тоже является сторонником прогресса, и пожелал завести себе электрические звонки. Сказано – сделано, и управляющий сделал соответствующий заказ в недавно открывшейся электротехнической фирме Барановского и Будищева. Собственно, дело-то было плевое – поставить звонок на воротах и протянуть кабель в дворницкую, но случилось непредвиденное. Самый ушлый из компаньонов ухитрился попасть на глаза жене герцога – графини Богарнэ и наплести ей всяческого вздора. К ужасу его королевского высочества[55], Зинаида Дмитриевна отнеслась к этим прожектам более чем благосклонно и решила, что отныне не может вызывать прислугу с помощью обычного колокольчика! Более того, звон колокольчика ее решительно раздражает, и ее дражайшему супругу, коль скоро он любит свою Зинаиду, тоже нужно обзавестись подобным прибором. Делать было нечего. Евгений Максимилианович, успевший проклясть тот день, когда ему вздумалось объявить себя сторонником прогресса, распорядился продолжать работы, и звонки появились не только на входе, но и в кабинете, библиотеке, будуаре графини, во всех спальнях, включая гостевые, и еще бог знает где. Вот все это великолепие Дмитрий с Семкой и устанавливали, попутно обучая прислугу, как всем этим пользоваться. То есть обучал, конечно, Будищев, а растерянный парень только с испугом глазел на представительных господ с густыми бакенбардами и в роскошных ливреях. Впрочем, работа подходила к концу, и сегодня можно было бы пошабашить, но, как всегда, не хватило мелочи. Закончились элементы Лекланже. Разумеется, можно было послать Семена, но разве в таком простом решении есть хоть капля красоты и изящества? Поэтому Дмитрий ничтоже сумняшеся отправился к управляющему и передал строжайшее повеление от только что покинувшего дворец по делам службы герцога. Тот, конечно, удивился, но возражать не посмел и поспешил исполнить приказание. В общем, на Выборгскую сторону отправился придворный скороход, произведший совершенно ошеломляющее впечатление на тамошних обывателей своими белоснежными панталонами, мундиром с позументами, а также каскеткой с пышными плюмажем. Поэтому нет ничего удивительного, что заказ был исполнен в самые сжатые сроки, и буквально через пару часов к нему подошел лакей и почтительно доложил, что требуемые материалы прибыли. Выйдя из дворца, Будищев и впрямь увидел коляску извозчика, в которой торжественно восседала довольно улыбавшаяся во все тридцать два зуба Стеша Филиппова. – А что, больше некому было? – усмехнулся Дмитрий. – Так Владимир Степанович на своем заводе нынче, остальные делом заняты, так кому больше? – развела руками та. – Логично, – не мог не признать совладелец мастерской. – Все хоть взяли? – Так вот все в чемодане, – показала она на поклажу, притороченную на специальную площадку сзади у пролетки. Соскочивший с козел кучер тут же освободил багаж от ремней и с поклоном подал его Будищеву. Тот недолго думая поднял крышку и, убедившись, что все необходимое на месте, довольно улыбнулся и похвалил помощницу: – Умничка! Хорошая из тебя, Стешка, жена выйдет. И повезло же этому обормоту – Семке! – Я замуж не тороплюсь, – с достоинством отвечала девушка, имевшая свое мнение по поводу матримониальных планов окружающих, но до поры державшая их при себе. – И это правильно! – не стал спорить Дмитрий и повернулся к извозчику: – Сколько с нас? – Восьмигривенный, барин, – еще раз поклонился водитель кобылы. – Скока? – округлил глаза от подобной наглости Будищев. – Так чай не в Нахаловку какую барышню доставил. Понимать надо! – Как восемьдесят копеек? – изумилась Стеша. – Дяденька, ты же говорил – полтину! – Помилуйте, барышня, за эдакую дорогу и полтину? Воля ваша, но что-то вы путаете! – Получи, кровопивец, – протягивая деньги, буркнул Дмитрий, решив прекратить этот бесплодный разговор, и без того привлекший к себе слишком много внимания. – Благодарствую, ваше сиятельство! – расплылся в улыбке извозчик. – Вали по холодку, – напутствовал его незадачливый предприниматель и, подхватив чемодан, двинулся внутрь дворца. – Мить, а можно мне с тобой? – выразительно распахнув глаза, спросила Степанида. – А куда же тебя девать, горе ты мое. Пошли, чего уж там! Девушка, никогда прежде не бывавшая во дворцах, да еще в таких роскошных, неожиданно повела себя так, будто это было для нее самым обыкновенным делом. Шла спокойно, поглядывала по сторонам, разумеется, с любопытством, но без малейшего пиетета. Дескать, картины на стене? Очень мило. Лепнина с позолотой? Ну-ну. Впечатляет. Зато сама она вызвала у обитателей дворца немалый интерес. И то сказать, вступавшая в пору своего расцвета Стеша выглядела просто прелестно, а непривычно короткая стрижка придавала ей вид вольный и, можно даже сказать, дерзкий. Добавьте к этому природную грацию и то очарованье юности, которое, увы, не так часто встречается у светских дам, да к тому же еще и весьма быстро проходит. Но если вышколенные слуги герцога сумели сдержать свои чувства, то о других обитателях дворца этого сказать было нельзя. Первым под каток обаяния молодой чаровницы угодил адъютант его высочества – поручик граф Кутайсов, присланный хозяйкой дворца узнать, скоро ли все будет готово? Заметив красивую барышню, записной повеса тут же забыл о данном ему поручении и бросился в атаку. – Позвольте рекомендоваться, – приосанившись, начал тот церемонию представления, но, на свою беду, перешел на французский язык. Стеша, разумеется, ни слова не поняла из обрушенных на нее словесных эскапад, но намеренья распустившего хвост павлина были ясны и без перевода, а потому потомок древнего рода немедленно испробовал на себе, что означает выражение «ноль внимания – фунт презрения»! – Сударыня, не будьте столь жестоки, скажите хоть слово! – взмолился контуженный стрелой Амура. Увы, мольба эта была услышана. – Что, барин, зачесалось? – ангельским голоском спросила у него Стеша и одарила самой любезной улыбкой, на какую только оказалась способна. Если бы на грешную землю вдруг обрушились хляби небесные, наверное, и в этом случае граф не был бы столько поражен приключившимся с ним афронтом. Не будь он столь поджар и молод, у него, скорее всего, тут же произошел бы апоплексический удар или еще чего похуже, но, к счастью, офицер был молод и здоров как бык, а потому Родина не лишилась своего защитника. – Гхм, – прочистил горло Кутайсов. – А где господин Будищев? – Делом, небось, занят. Не то что некоторые! – Помилуйте-с, – совсем смешался тот, но на счастье показался закончивший свою работу мастер. – Степанида, ты где потерялась? – осведомился он, подозрительно глядя на поручика. – Да вот, господин офицер мне картины показывает, – с самым невинным тоном отвечала она. Причем если с графом она говорила подчеркнуто простонародно, то Дмитрию ответила так, что ее вполне можно было принять за курсистку или просто образованную барышню. – Как это любезно с его стороны. Но мы закончили, так что… – Прекрасно! – встрепенулся вспомнивший о своих обязанностях Кутайсов. – Я немедля доложу их высочествам… Но похоже, Зинаиде Дмитриевне уже наскучило ожидание, и она сама появилась в зале, где только что разыгралась комедия, достойная пера Фонвизина или Лафонтена. – Сколько можно ждать? – недовольно спросила она. – Скоро у меня будут гости, и что я им покажу?! – Помилуйте, ваше сиятельство[56], – расплылся в улыбке Будищев. – Все готово! – Да?! Давайте посмотрим. Подождите-ка, а что это за очаровательная особа? Я ее прежде не видела! – Это моя сотрудница. – Как вы сказали – сотрудница? Оригинально!