– А почему же в таком случае вы угодили в тюрьму? – Вы и про это знаете, – усмехнулся Будищев. – Ну, вообще-то, не в тюрьму, а в участок. – А все-таки? – Так случилось. Мастер на заводе Барановских избил мальчишку-ученика. Я вступился, но немного перестарался. Но все обошлось. – Великолепно! Не хватало, чтобы говорили, будто среди Блудовых есть каторжане, – не удержался Вадим Дмитриевич. – Я не Блудов, а Будищев! – Ну, Будищев так Будищев, – немного успокоившись, заявил граф. – На самом деле, я позвал вас вовсе не для того, чтобы обсуждать ваше происхождение. – А для чего же? – Я хотел бы поговорить о вашем будущем. – Очень интересно. Прежде оно вас совсем не беспокоило! – Дмитрий, я прошу вас! – примирительным тоном воскликнула Антонина Дмитриевна. – Выслушайте прежде. – Хорошо, я вас слушаю. – Видите ли, молодой человек. Как вы, вероятно, уже поняли, я навел о вас самые подробные справки и, признаться, нахожусь в некотором недоумении. Вы весьма отважно воевали, свидетельство чему – полный георгиевский бант на вашей груди. Оставшись в армии, вы наверняка сделали бы завидную для своего положения карьеру и, вполне вероятно, в ближайшем времени были произведены в офицеры. Но вы, по непостижимой для меня причине, предпочли остаться нижним чином. – Все так. – Поступив на завод Барановского, вы и там довольно быстро себя проявили, однако вскоре ушли и организовали собственное дело. – И это правда. – Ко всему вышеперечисленному, у вас явный талант ко всем этим новомодным техническим механизмам, гальванике и прочим вещам, в которых я, впрочем, совершенно не разбираюсь. – Куда вы клоните? – У меня есть к вам предложение, Дмитрий. Не хотели бы вы уехать за границу? Скажем, в Северо-Американские Соединенные штаты. Это молодое, но при этом весьма развитое в техническом отношении государство, к тому же сословные предрассудки не играют в нем абсолютно никакой роли. Вы с вашими способностями почти наверняка вскоре достигнете там успеха, какого у вас никогда не будет в России. – А как быть с патриотизмом, ваше сиятельство? – криво усмехнулся Будищев. – Прекратите, молодой человек! – поморщился граф. – Не надо выказывать чувств, которых не испытываете. К тому же я дам вам денег, на которые вы сможете открыть свое дело. – Хотите откупиться? – Мне кажется, глагол «помочь» звучит более уместно. – Пусть так. И как сильно вы хотите мне «помочь»? – Вы согласны? – Я еще не слышал предложения. – Десять тысяч рублей, и вы немедля покидаете Россию. Пароходы через океан ходят достаточно часто, так что… – А на билет? – Что?! – Ну, билет-то, ваше сиятельство, тоже денежек стоит. Шутка ли в Америку сплавать! – Хорошо, – остался невозмутимым Вадим Дмитриевич. – Я оплачу вам еще и билет. Вторым классом. – Не пойдет. – Но почему?! Впрочем, если настаиваете, пусть будут первый класс! – Не в этом дело. Языка я английского не знаю. – Научитесь, – начал терять терпение Блудов. – Не, мне и здесь хорошо, – помотал головой Будищев. – Послушайте, Дмитрий, – сочла необходимым вмешаться Антонина Дмитриевна. – Не отказывайтесь сразу. Прежде подумайте хорошенько. – Да что тут думать? Я Россию люблю! – Это делает вам честь, но… Поймите, мой брат не может признать вас! Не скрою, я очень хотела бы этого. Вы кажетесь мне очень достойным молодым человеком, но это невозможно! Будь вы хотя бы прапорщиком, это бы несколько облегчило ситуацию. Все же признать графом офицера несколько проще, чем мастерового, а вы сами выбрали себе эту будущность. А теперь вы еще собираетесь стать купцом! – А с чего вы взяли, что мне нужно это признание? – Что?! – Ну, в самом деле, Антонина Дмитриевна, зачем мне становиться графом? В Пажеский корпус меня уже не примут, да я и сам не больно-то хочу в этот рассадник извращенцев. Протирать штаны в присутственных местах или драть горло перед взводом, пусть даже гвардейским, меня тоже не прельщает. Что мне может дать титул, кроме ограничений? – Но отчего же вы тогда не хотите уехать? – Да не хочу я в Америку! Они там негров угнетают. – Как «угнетают»? – Рэп не дают читать и наркотой торговать. Да и бог с ними с неграми, а также индейцами, мексиканцами и прочей шушерой. Электричеством и здесь можно заниматься, и неплохо зарабатывать. Что я, кстати, и делаю. – Но в Штатах… – попытался вклиниться граф, но Будищев перебил его: – Таких, как я, – миллион! А здесь я один такой. – Но слухи! – Реклама не помешает. – Как вы сказали – реклама? – Именно. Любое упоминание в прессе, если это не некролог – реклама! – А что, уже есть и в прессе? – Не знаю. Но если понадобится – будет! – Вы невозможны! – Вовсе нет, Вадим Дмитриевич. Просто я трезво смотрю на вещи. Поэтому спасибо за предложение, но – нет! – Зачем же вы тогда торговались? – Да так, интересно было узнать, как далеко вы можете зайти. А деньги, если они у вас свободны, лучше вложите в какое-нибудь дело. Можно, кстати, в нашу с Барановским мастерскую. Не пройдет и пары лет, как она станет самым настоящим заводом, так что не прогадаете. – Что же, я вас более не задерживаю, – с трудом скрывая раздражение, заявил Блудов. – Что, и чаю не предложите? – Если вы голодны, я распоряжусь вас накормить. – Не стоит. Лучше давайте я вам звонок установлю. Для родственников скидка… – Вон!!! – заорал, вскочив, совершенно потерявший терпение граф. – И не надо так нервничать! Это вредно для здоровья. Ухожу-ухожу… Едва за Будищевым закрылась дверь, Вадим Дмитриевич вскочил и стал мерять шагами кабинет, давая выход своему раздражению. – Ты только посмотри, какой наглец! – бушевал он, сердито поглядывая на сестру. – В Америку он не хочет. Негров там, изволите видеть, угнетают! Откуда он вообще знает про негров? – Мне кажется, что у Дмитрия куда лучшее образование, нежели он старается это показать, – скупо улыбнулась та. – Такое впечатление, что тебя вся эта история только забавляет! – Нисколько. Хотя твой сын и впрямь очень занятный молодой человек. – Умоляю, не называй его моим сыном!