– Сделайте одолжение, – улыбнулась Гедвига. – Пойдемте, я покажу вам кухню. – Что ты обо всем этом думаешь? – тихонько спросила Искра Ипполита, когда хозяйка с помощником вышли. – Не знаю, прежде она не говорила мне о подобных знакомствах. – Ты ей доверяешь? – А почему нет? – Не знаю, какая-то она… – Уж не ревнуешь ли ты? – Что за глупости! – Прости, но это ты говоришь глупости. Гедвига – хороший и надежный товарищ. А если не хочет выглядеть синим чулком, так это потому, что профессия у нее такая! Кстати, она очень недурная модистка и пользуется популярностью. Это может помочь в нашем деле. – Ты поэтому дал ей денег на открытие мастерской? – И поэтому тоже. Довольно. Мы привлекаем ненужное внимание. Ступай к молодым людям и рассказывай им о страданиях народа. Лучше всего гимназисту, мастеровой и так все про это знает. Нам нужны исполнители! Молодая женщина кивнула в ответ и подошла к Аркаше. Тот внутренне поежился, но постарался приосаниться, пытаясь представить себя более взрослым. – Вы курите? – томно спросила она, доставая папиросочницу. – Нет. То есть – да, – совсем смешался тот. – Берите, – улыбнулась Искра. – Благодарю, – покраснев, ответил тот и протянул руку. – Как вы думаете, – внезапно спросила женщина, – такие стрелки действительно бывают? – Не знаю. Наверное… – А вы могли бы стать таким стрелком? Длинный гудок в клочья разодрал ночную тишину, давая знать мастеровым, что пора просыпаться и идти на работу. Всего гудков давалось три. Первый будил работников, второй указывал, что пора выходить из дому, а третий звучал перед тем, как заводские ворота запирались. Тут уж, как говорится, кто не успел – тот опоздал. А наказание за опоздание одно – увольнение. Вот и поторапливаются рабочие, прихлебывая пустой чай, а то и просто кипяток, заедая его коркой хлеба. Если она есть, конечно, эта корка. Покончив со скудным завтраком, мастеровые покидают свои убогие жилища и нескончаемым потоком идут на свои фабрики и заводы. Хотя какие они свои? У них хозяева есть, а дело рабочих – с утра до вечера трудиться на них, чтобы заработать себе и своим детям на хлеб, делая при этом богатых еще богаче, а самим оставаясь в нищете. Впрочем, далеко не все среди мастеровых нищие. Случается среди них и рабочая аристократия, вроде Акима Филиппова. Человек он звания хоть и самого простого – из крестьян, однако же цену себе знает! Шутка ли, машинист парового молота. Это вам не фунт изюму, или какой-нибудь там простой кузнец! Правда, к нынешнему своему положению шел Аким Степанович долго. Вон уж и волосы, бывшие некогда цвета воронова крыла, совсем поседели. А спина, бывшая с молодости прямой и крепкой, теперь по-стариковски сутулая. Кстати, Акимом Степановичем его сроду никто не называл. В молодости все больше Акимом, или даже Акишкой был, а к старости стал Степанычем. А вот так, чтобы вместе… рылом не вышел. Но в своем деле он – дока! Этого не отнять. Владелец, а по совместительству директор и главный инженер, завода господин Барановский как-то, хвастаясь перед заказчиками, показал им фокус. Снял с живота золотые часы с цепочкой, раскрыл крышку, да и положил на наковальню. А затем махнул Степанычу рукой, дескать, делай! А тому что, дернул за рычаг, и тысячепудовая баба парового молота полетела с верхотуры вниз… Казалось, что сейчас от барских часиков и мокрого места не останется, ан нет! Остановил старик свой мудреный механизм. Петр Викторович даже побледнел маленько, хоть старался виду не подавать. Затем Степаныч молот назад поднял, да и отпустил часы, или как их еще господа называют – брегет. Глядь, а крышка-то закрыта! Ну и хозяин, понятно, рад-радехонек, стал показывать собравшимся, что на них даже царапины нет. Вот так-то, знай наших! Степанычу тогда восхищенные его умением заказчики даже аплодировали. Ну и господин Барановский не обидел, пожаловал от щедрот своих – красненькую[2]. А чего? Десять рублей не всякий рабочий в месяц жалованья получает, а тут пожалуйста, можно сказать, задарма! Филиппов тогда на радостях… нет, не то, что вы подумали, водку он считай и не пьет, разве что на великий праздник, и то, если угостят. Нет, он тогда дочке своей – Стеше – платок купил красный, да не ситцевый, а чистого шелку! А еще бусы и отрез на платье. Не поскупился! Две радости в жизни у Степаныча. Мастер он от бога, и дочь у него красавица! Жили они вдвоем. Мать Стешина померла, когда та еще совсем маленькой была, а вдругорядь жениться машинист не стал. Жили, кстати, неплохо. Можно даже сказать – зажиточно! Домик у них был свой и даже с маленьким садом. Зарабатывал старик хорошо – без куска хлеба не сидели, как иные. А хозяйством Стеша занималась, даром что ей от роду всего шестнадцатый год пошел. Мысли о дочери всегда радовали старика, и в фабричные ворота он, в отличие от прочих мастеровых, вошел с улыбкой. У остальных рабочих лица были хмурыми, а иной раз даже угрюмыми. Ну а чего им радоваться-то? Работать надо! С началом рабочего дня заводские стены заполнил гул. Громко бухал молот, гудели станки, да пыхтела паровая машина, приводившая их в действие. Заказов у предприятия Барановского хватало. Военному и морскому ведомствам нужны были зарядные трубки, станки для артиллерийских орудий, снаряды и многое другое. Война хоть и недавно кончилась, но за ее время запасы у российских военных изрядно сократились, и теперь требовалось их срочно восполнить. Впрочем, было на заводе место, куда шум практически не доставал. Это был кабинет Петра Викторовича, служивший ему заодно и чертежной мастерской, и аудиенц-залом, и всем, что бы ни понадобилось хозяину. Сейчас он принимал в нем своего двоюродного брата и по совместительству совладельца, только что вернувшегося в Петербург из очередной поездки. Владимир Степанович был на восемь лет младше своего родственника, но уже успел стать довольно знаменитым изобретателем в области военной техники. – Наконец-то ты вернулся, – озабоченно сказал Барановский-старший, нервно потирая руки. – О тебе не раз уже справлялись из министерства. – Что у них там еще стряслось? – Точно не знаю. Кажется, возникли проблемы со снарядами к пушке твоего изобретения. Гильзы у них помялись, или что-то вроде этого. – Это все из-за небрежного хранения. – Может, и так, но ретроградов из ведомства генерал-фельдцейхмейстера убедить в этом будет весьма непросто! – Конечно! С картузами такого не случается, – не без сарказма в голосе воскликнул Владимир, как будто кого-то передразнивал. – А я тебе говорил, что для твоих, как ты их называешь… унитарных патронов? Так вот – их время еще не пришло! Теперь эти кувшинные рыла тебя с потрохами съедят! – Ну, полноте, кузен. Все не так плохо. Моряки нашу пушку на вооружение приняли, военные от горных орудий тоже вряд ли откажутся, так что без заказов мы не останемся. – Но все же тебе лучше утрясти все спорные вопросы с министерством, и не откладывая! – Разумеется. Завтра же займусь этим. – Ну, вот и славно! Кстати, ты так и не рассказал, куда и зачем ездил? – О, кузен. Я все-таки привез его! – Его – это кого? – вопросительно изогнул бровь Петр Викторович. – Весьма необыкновенного человека! – Право, ты меня интригуешь! – Нисколько. Помнишь, я тебе рассказывал о солдате-изобретателе? – Того, что предложил новую конструкцию митральезы? Как же, как же, помню. – Так вот, я его привез! – Ты говоришь так, будто речь идет по меньшей мере о заморском королевиче. – Ну, королевич – вряд ли, но человек он явно не простой. Во всяком случае, слухи о его родстве с одной аристократической фамилией ходили. – И где же ты нашел этого… аристократа? – Не поверишь, в Рыбинском околотке! – Э… – Да-да, в полиции. И вытащить его было не самым простым делом, уж ты мне поверь. – Что же он натворил? Хотя нет, мне это совсем не интересно, скажи лучше, зачем он тебе нужен? – Ах, кузен, сейчас ты сам все поймешь, – загадочно улыбнулся Владимир и, выглянув на секунду из кабинета, пригласил войти внутрь престранного субъекта. Вошедший был довольно молодым человеком, худощавого телосложения, однако при более пристальном взгляде можно было предположить, что он обладает недюжинной физической силой. Темные волосы его были коротко острижены, а на верхней губе росли щегольские усики. Одет он был скромно, чтобы не сказать бедно. Из-под кургузого пиджачка мышиного цвета выглядывала косоворотка, а темно-зеленые, почти черные шаровары были заправлены в добротные сапоги. На голове его был почти щегольской картуз, впечатление о котором портил сломанный лаковый козырек. А довершал образ фиолетовый синяк под глазом. При всем при этом незнакомец вел себя совершенно невозмутимо, как будто с равными. – Здравствуйте, – вежливо, но вместе с тем без тени подобострастия в голосе поприветствовал он фабриканта и протянул ему руку. – Меня Дмитрием зовут. Петр Викторович общался с людьми самых разных кругов, от аристократов до мастеровых, поэтому его было трудно чем-либо удивить. Пожав протянутую ему ладонь, он сухо кивнул новому знакомому на стул и сел сам. Тот воспринял приглашение как само собой разумеющееся и удобно устроился на предложенном ему месте. При этом он не вальяжно развалился, как Владимир, и не присел на краешек, как это сделал бы любой приглашенный к хозяину мастер или рабочий, а именно что удобно устроился. – Как добрались? – нейтрально поинтересовался фабрикант. – Нормально, – пожал плечами Дмитрий. – Первым классом, – улыбнулся уголками губ Владимир. – Где остановились? – Да пока нигде. – Ах да, вы же с дороги прямо сюда. Ну и как вам столица? – Так я ее и не видел. Вокзал только да спину извозчика. Младший Барановский с удовольствием рассмеялся от подобной непосредственности. Затем посерьезнел и, стараясь быть убедительным, начал говорить: – Дорогой кузен. Дмитрий Николаевич, несмотря на свой не слишком презентабельный вид, человек в некотором роде замечательный и даже талантливый. Именно ему принадлежит идея митральезы, в которой перезарядка осуществлялась бы от работы выстрела. – Понятно. Ты все же не оставил этой затеи. Нет, в теории она, разумеется, остроумна, но… – А на практике, значит, нет? – резанув фабриканта острым взглядом, спросил новый знакомый. – Видите ли, молодой человек, я не первый год занимаюсь своим делом, и у меня большой инженерный опыт. В настоящее время подобный механизм я полагаю совершенно невозможным.