Нашли его, только когда заканчивался перерыв и отдохнувшие рабочие стали собираться в цеху. Сначала подумали, что он заснул, но когда увидели запекшуюся кровь, поднялся шум. – Сема, ты чего, дружище? – растерянно спросил прибежавший на крики Будищев. Затем, видимо, сообразив, что на несчастный случай это не похоже, затряс его, крича: – Кто тебя так? Глаза мальчишки на мгновение обрели осмысленное выражение, и он, слабо улыбнувшись, что-то сказал, точнее, просто шевельнул губами. Неизвестно, расслышал ли что-нибудь Дмитрий или нет, но после этого он вскочил и стал быстро отдавать распоряжения, причем так, что ни у кого и мысли не возникло оспорить его право командовать. – Бегом за ворота и хватайте первого попавшегося извозчика. Скажете – человека в больницу надо доставить. Будет сопротивляться – бейте в морду и все равно тащите сюда! После этого он вытащил откуда-то кусок чистой холстины и принялся делать перевязку. По счастью, экипаж нашли быстро, возражать возница и не подумал, и мальчика отвезли в больницу. Наконец, все успокоилось и мастера разогнали взбудораженных рабочих по местам. Однако происшествие на этом не закончилось. Примерно через час вернулся из больницы Будищев и направился прямиком в механический цех, где тут же наткнулся на Перфильева. – Ты пацана бил? – без предисловий поинтересовался он у мастера. – Чего? – изумился Никодимыч, и не подумавший до сих пор связать несчастный случай с собой. Но затем, очевидно, эта мысль пришла-таки ему в голову, и на лице появилось нечто вроде понимания или раскаянья. Но уступать или извиняться ему показалось недостойным, и он тут же перешел на крик: – Да какое твое дело! Подумаешь, поучил щенка… Петр Викторович Барановский любил бывать у своего кузена. Паулина Антоновна была радушной хозяйкой и всегда была рада гостям. Поэтому, когда Владимир Степанович предложил ему пообедать у себя, тот с удовольствием согласился. Кухарка в тот день превзошла самое себя, и проголодавшиеся мужчины с удовольствием воздали должное ее талантам. Дело уже подошло к десерту, когда во входную дверь настойчиво постучали. – Кто бы это мог быть? – удивился хозяин дома и велел Глафире пойти узнать. Горничная через минуту вернулась с молодым человеком, в котором кузены Барановские с удивлением узнали Мишу Богданова – недоучившегося студента, служившего у них чертежником. – Прошу прощения, господа, – конфузясь, начал тот, – но только чрезвычайное происшествие заставило меня побеспокоить… – Да не волнуйтесь вы так, Михаил… как вас? – Николаевич. – Замечательно. Присаживайтесь, Михаил Николаевич, и рассказывайте, что же такое приключилось. – Извольте видеть, господа… – Чаю хотите? – Не откажусь. – Глаша, подай чашку Михаилу Николаевичу! – Благодарю. Так вот, наш гальванер… – Будищев? – Да. Так вот, он, некоторым образом, едва не убил мастера Перфильева… – Что, простите?! – Будищев избил Егора Никодимовича. – Но как? За что? Что там, черт возьми, вообще творится? – Простите, я не осведомлен обо всех подробностях, но произошла какая-то безобразная сцена, и Будищев избил мастера. – Но остальные-то куда смотрели? – Кажется, его пытались остановить, но… – Что но? – Это лишь увеличило количество пострадавших. Этот ваш гальванер всех раскидал и запихал в рот Егора Никодимовича, некоторым образом, калач. – Какой калач? – Окровавленный. – Да откуда же он взялся? – Не могу знать. – Проклятье! – не сдержавшись, стукнул кулаком по столу Петр Викторович. – Я знал, что однажды случится нечто подобное. – О чем ты? – Владимир, прости меня, но я не могу больше молчать. Этот твой Будищев – совершенно неуправляем! Да – у него светлая голова и золотые руки в том, что касается гальваники, но на этом его плюсы заканчиваются, а все остальное – один сплошной минус! – Ты преувеличиваешь. – Нисколько! Ты вспомни сам его поведение. Ведь он себя держит так, будто он нам ровня, а между тем – он всего лишь простой ярославский крестьянин. Да, я понимаю, что он спас тебе жизнь, что он герой войны, но всему же есть пределы! – Положим, я кое в чем с тобой согласен, – осторожно заметил Барановский-младший, – но ведь от него есть и польза. Ты же понимаешь, что его идеи потенциально стоят огромных денег. – Потенциально – да! – раздраженно махнул рукой Петр Викторович. – Но в будущем. А в настоящем от него – один вред! – Простите, Михаил Николаевич, – тихо спросила у чертежника до сих пор молчавшая Паулина Антоновна. – А где сейчас Будищев? – В полиции-с. – Что?! – взвился Петр Барановский. – Хотя – а чего вы ожидали? Конечно же, все должно было окончиться полицией. Ох, чуяло мое сердце… Все, господа, надо немедля отправляться на завод, пока там еще что-нибудь ужасное не приключилось. – Забыл вам сказать, – добавил так и не успевший выпить предложенный ему чай Богданов. – Был еще несчастный случай с мальчишкой-учеником… – Ах, оставьте эти пустяки, Миша. Поехали скорее. Помощник околоточного надзирателя – плотный мужчина среднего роста, с густыми бакенбардами, переходящими в бороду, которым мог позавидовать иной генерал, – смотрел на арестованного зло, будто перед ним был не простой рабочий, а по меньшей мере бунтовщик. К тому же доблестный страж порядка не так давно плотно пообедал и потому до сих пор распространял вокруг себя запах лука. – Совсем мастеровщина распоясалась! – прохрипел он простуженным голосом, продолжая сверлить злодея взглядом маленьких выцветших глаз. – На уважаемого человека напал; полиции сопротивление оказал; власть при этом похабно ругал. Так что быть тебе, сукину сыну, поротым! Дмитрий бесстрастно выслушал перечисление своих преступлений, и лишь когда дело дошло до угрозы телесного наказания, коротко буркнул в ответ: – А вот это вряд ли! – Что?! – взвился полицейский и, подскочив к задержанному, совсем было хотел двинуть того кулаком, но путь ему почтительно, но вместе с тем твердо преградил один из находившихся в участке городовых. – Охолонь, Максим Евграфович, он правду молвит! – Это как понимать? – Нельзя георгиевских кавалеров пороть. Лицо помощника околоточного надзирателя за какую-то пару секунд выразило целую гамму эмоций – от ярости и недоверия до понимания и легкого испуга. – Это правда, что ты георгиевский кавалер? – подозрительно спросил он у Дмитрия, одновременно скосив глаз на Георгиевский крест, украшавший грудь остановившего его подчиненного. – Правда. – И за что же тебе крест пожаловали, такому бандиту? – У меня их – полный бант, тебе про какой рассказать? – вопросом на вопрос с вызовом отвечал Будищев. – Ишь ты, – стал почти ласковым полицейский. – Тебя царь-батюшка так пожаловал, а ты, подлец эдакий, порядочных людей бьешь! Ну, ничего, подождем до суда, а там лишат тебя крестов с медалями, тогда можно будет и посечь. Со всем нашим удовольствием! У бывшего унтера на языке вертелось что-то вроде – «ты сначала доживи», но он сдержался и ничего не ответил. – А теперь отведите его в холодную; придет начальство – разберется, что с ним делать. Городовые, что привели Будищева в участок, вытянувшись, козырнули и, взяв за руки своего подопечного, собрались поволочь его в узилище, но вступившийся за Дмитрия полицейский снова вмешался. – Я сам его отведу. – Как прикажете. Только глядите – он буйный! – Я тоже не в капусте найденный, – ухмыльнулся тот и велел задержанному: – Вперед! Камеры для арестантов располагались в подвале, куда они и спустились вдвоем по узкой лестнице. Пока шли, бывший унтер пытался вспомнить узнавшего его городового, но в голову так ничего и не пришло. Наконец он не выдержал и спросил прямо: – Мы знакомы? – Не положено разговаривать! – громко оборвал его конвоир и тут же добавил вполголоса: – Встречались.