– Это где же? – Под Кацелево. Да не смотри, не вспомнишь. Я из Бендерского полка. – Точно. Был там такой. Ты как здесь оказался? – Да я-то понятно как, – усмехнулся городовой. – Отслужил, вышел вчистую в отставку, да и пошел в полицию. Благо басоны унтерские да крест были, вот и взяли сразу со средним окладом. А вот тебя какая нелегкая в околоток занесла? Ты за каким нечистым мастера избил? – За дело! – Понятно. – Ни хрена тебе не понятно! К тому же если бы я его избил, его бы сейчас отпевали. – А сопротивление зачем оказывал? – Не было такого. – Ну-ну. – Точно говорю! – Ежели Максим Евграфович прикажет, Федотов с Машуткиным под присягой подтвердят, что ты на них с дубьем драться кидался. – А зачем ему это? – Затем, дурья твоя голова, что они с твоим мастером на сестрах женаты! – Опаньки! – Ладно, не бойся раньше времени. Человек он, конечно, поганый, но уж очень хочет экзамен на классный чин сдать, а потому ни на какую подлость не рискнет. Пока. – Спасибо. – Да пока не за что. Посиди покуда в холодной и постарайся ни во что не влезть. Завтра придет пристав – его благородие господин штабс-капитан Деревянко; он человек справедливый – разберется. Если ты ему, конечно, под горячую руку не подвернешься. – Тебя как зовут-то? – спохватился Будищев, когда его новый друг отмыкал большую железную дверь с глазком. – Ефим, – тихонько шепнул тот и тут же громко крикнул: – Заходи, не задерживай! Дмитрий перешагнул через порог и оказался в довольно просторной, но при этом полутемной камере. В нос ударил затхлый запах помещения, смешанный с ароматом давно немытых тел и стоящей в углу параши. Все пространство было занято двухэтажными нарами и одним столом. Единственным источником света служили забранные коваными решетками узкие окошки под потолком. Нельзя сказать, чтобы арестантская была забита, но свободных мест видно не было. И самое главное, на него уставилось почти полтора десятка пар глаз. Одни настороженно, другие враждебно, третьи безразлично, но все смотрели на него, пытаясь понять, кого это к ним принесла нелегкая. – Здравствуйте, – поприветствовал он присутствующих. Никто из обитателей камеры не ответил ему. Большинство просто отвернулись, будто потеряв интерес, другие нет-нет да и бросали искоса испытующие взгляды, но пока ничего не предпринимали. Будищеву раньше не приходилось бывать в местах заключения, если не считать за таковые «обезьянник» в отделении милиции да рыбинский околоток, откуда его вызволил Барановский. Однако еще в детстве в детдоме ему приходилось много слышать о правилах поведения в тюрьме. Одни рассказы были откровенно бредовыми, другие, вероятно, могли принести пользу, окажись он в КПЗ[37] своего времени, но главное он для себя уяснил: «Не верь, не бойся, не проси». Так можно было кратко сформулировать этот катехизис. Поняв, что никто не укажет ему места, он просто подошел к дальней от параши стене и присел на корточки, прислонившись к кирпичной кладке. Постепенно приглядываясь, Дмитрий уточнил диспозицию. В проходе у одного из окошек, где было посвежее от единственной форточки, расположилась местная аристократия, которую он про себя окрестил «блатными». По углам жались какие-то бродяги и крестьяне, видимо, приехавшие в столицу по делам и что-то натворившие по пьяни. Еще было пару человек, которых можно было с натяжкой назвать «чистой публикой». Одного из них, по виду мелкого чиновника, как раз сейчас и раздевали блатные. То есть формально они играли в карты. Но пиджак, жилетку, рубашку и башмаки бедолага уже проиграл, а теперь отчаянно сражался за свои панталоны. Впрочем, результат был ясен заранее, и скоро неудачника похлопали по плечу и фальшиво посочувствовали: – Не фартануло тебе сегодня, барин. А ведь как масть шла поначалу… ну, не беда, глядишь, завтра отыграешься! – Господа, но как же я буду ходить? – дошло, наконец, до жертвы азарта, оставшегося в одних кальсонах и форменной фуражке. – Ножками, – с любезной улыбкой отвечал ему счастливый противник, аккуратно складывая выигранное добро. – Но… – Чего не ясно? – грубо отпихнул жертву шулеров щербатый детина с бешеным взглядом. – Двигай отсюда, дядя-сарай! Несчастный с потерянным видом отошел в сторону и присел на свои нары, но его несчастья на этом только начались. – Куды мостишься, убогий? – отпихнул его сосед, совсем недавно предлагавший устраиваться рядом. – Ступай отседа, я тебя не знаю! – Но как же-с? – Пошел-пошел, не задерживай! – Что вы себе позволяете?! – Ах, ты еще и лаешься! В какую-то минуту обобранному неудачнику надавали крепких лещей и загнали под нары под боязливое молчание остальных обитателей камеры. Закончив с одной жертвой, «блатные», наконец, обратили внимание на нового обитателя. Повинуясь знаку предводителя, щербатый спрыгнул с высоты нар и вихляющей походкой направился к Будищеву. – Это что же за птицу к нам принесло? – поинтересовался он, нагло уставившись на новичка. Дмитрий в ответ лишь приподнял козырек фуражки и с любопытством посмотрел на спрашивающего. – Я спрашиваю, любезный, откуда будете? – приторно вежливо повторил вопрос уголовник. – Из тех ворот, что и весь народ, – коротко отвечал ему новичок, заслужив нечто вроде одобрительного взгляда от главаря «блатных». – А за что сюда попал? – Случайно. – Это как – шел-шел, и ненароком в околоток? – Ага. Случайно дал одному в морду, а он возьми и окочурься. – О как! А за что ударил? – Вопросы задавал. Глупые. Щербатый на секунду застыл. По отработанному сценарию ему давно следовало выпучить глаза и заорать благим матом, стараясь запугать новичка, но что-то останавливало его. Может быть, то, что незнакомец не выказывал робости и держался ровно, не давая вывести себя из равновесия. А может, взглянув ему в глаза, уголовник увидел там что-то такое, что заставило его повременить со спектаклем. Наконец, так ни на что и не решившись, щербатый ретировался, оставив на какое-то время Дмитрия в покое. Однако свято место пусто не бывает, и скоро ему на смену появился другой. Заросший до самых глаз бородой босяк в грязной косоворотке по-хозяйски оглядел продолжавшего сидеть новичка и крикнул главарю: – Кот, раздавай! – В долг не играю, – немедля отозвался тот. – А я евоный пинжак ставлю. Хороший пинжак! – Ну, давай, – отозвался шулер и привычно перетасовал колоду. Как и следовало ожидать, кон скоро кончился, и босяк, тяжело вздохнув, направился к Дмитрию. – Прости меня, Христа ради, добрый человек, – с грустью в голосе поведал ему неудачливый картежник. – Проиграл я твой пинжак. Такая вот незадача. – Картежный долг – дело святое, – согласился Будищев. – Раз проиграл – отдай! – Вот я и говорю, – подхватил босяк, обрадованный такой сговорчивостью, – сымай пинжак! – А я-то тут при чем? – искренне удивился Дмитрий. – Ты мне что – сват, брат, жена? – Да ты что, мне шутки шутить вздумал? – взревел оскорбленный в лучших чувствах мазурик и попытался схватить несговорчивого новичка за грудки. Что произошло дальше, сидельцы не разглядели. Но бородатый босяк, резко передумав драться, задыхаясь, грохнулся на пол и, согнувшись в три погибели, затих. – А нечем долги отдавать – так не играй, – как ни в чем не бывало продолжал Будищев и вернулся на свое место. На какое-то время в камере повисло гробовое молчание. Все обитатели были настолько впечатлены произошедшим, что не знали, как на это реагировать. Первыми, разумеется, опомнились «блатные». Повинуясь кивку главаря, в сторону новичка двинулся уже третий уголовник. – Тоже хочешь в картишки перекинуться? – осведомился Дмитрий. – Ну что вы, – с отменной вежливостью отвечал тот. – Ошибочка вышла, бывает-с. Вас со всем почтением просят подойти. Уж не откажите. – Отчего же не подойти к хорошему человеку, – не стал чиниться парень и в сопровождении посланника направился к обиталищу тюремного бомонда. – Присаживайся, – скупо улыбнулся шулер, которого Будищев про себя окрестил «смотрящим». – Будь нашим гостем. – От души, – ответил ему бывший унтер, но, заметив недоумение в глазах, тут же добавил: – Благодарю. – Меня все тут Котом кличут, – представился авторитет и тут же как бы невзначай предложил: – Табачку? – Не курю. – Может, угостишься чем?