Заманил в этот киоск за посланием Флоту, и она только что взяла его. Восемь Антидот проглотил слюну. Выпрямился во весь рост и пожалел, что одет, как мальчик на посылках, а не как императорский наследник Восемь Антидот. Но у него не было ничего, кроме самого себя. Он перехватил этих солдат – остановился точно перед ними, превратив себя в досадную помеху, которую либо придется обойти, либо уделить ей минуту-другую. – Досточтимые пилоты, – сказал он, не зная точно, является ли словечко «досточтимые» подходящим уважительным обращением, но он собирался просить их об услуге, а потому решил, что «досточтимые» подойдет. – Я соимператор Ее Великолепия Восемь Антидот, и я буду вам весьма признателен, если вы на минутку позволите мне подняться на ваш корабль. Два солдата переглянулись, потом уставились на него. Одна из них – не пилот, ее друг – сказала: – Ты кто, малыш? Восемь Антидот заскрежетал зубами. – Я Восемь Антидот. Наследник Лучезарного солнцетрона копий и правитель всего Тейкскалаана. Если захотите, ваша облачная привязка наверняка покажет вам мое изображение, чтобы вы могли провести визуальное сравнение. Мне нужно подняться на ваш корабль… Точнее, на ее корабль, – он показал подбородком на пилота. – Мне нужен «Осколок». – Определенно могу сказать, это самое смешное приключение, какое случилось со мной после того, как мы напились на Кумквате в том ужасном баре на станции Кселка, – сказала солдат. Восемь Антидоту совершенно не хотелось знать, что такое Кумкват, если только так не назывался фрукт. А может, речь об алкогольном фрукте. – Зачем вам «Осколок»? – спросила пилот «Осколка», и такой вопрос-ответ был гораздо лучше рассказов про пьянки. Восемь Антидот надеялся, что она рассказала своему другу об осколочном трюке, потому что иначе ее друг узнает об этом прямо сейчас, посреди космопорта Сокровенной провинции. – Я знаю, – ответил он, – что пилоты «Осколков» могут чувствовать друг друга, когда находятся внутри корабля. Чувствовать и, возможно, разговаривать друг с другом через огромные расстояния. Через гиперврата. Лицо пилота стало каменным, как маска. – Откуда вы это узнали? – спросила она. Восемь Антидот сказал ей правду. Ему казалось, что это самый эффективный способ добиться того, чего хочешь. – Мне сказала об этом министр войны Три Азимут во время частного разговора. Это был не частный разговор с ним, но в довольно тесном кругу. – Если вы и в самом деле тот Восемь Антидот, – сказала пилот медленно, задумчиво, но ее друг оборвала ее: – Четыре Крокус, я точно знаю, что императорскому наследнику всего один индикт. Этот парень староват. – Проверьте, – сказал умоляющим голосом Восемь Антидот. Если они ему не поверят… если его тут и остановят, у него другого такого шанса не будет, а доведенное до половины межзвездное почтовое мошенничество гораздо хуже мошенничества, успешно доведенного до конца. – Пожалуйста. Мне это очень нужно. Я бы вам приказал, как наследник Тейкскалаанской империи, досточтимые пилоты, но я не хочу доводить до этого. Пожалуйста. Пилот Четыре Крокус сделала что-то со своей привязкой, ее глаза начали двигаться как сумасшедшие, дрожали в глазницах. Быстрый поиск. – Он и вправду похож, – сказала она. – Ты не представляешь, как оно все было, в осколочном сетевосприятии в последние дни, Тринадцать Мюон. Если он хочет посмотреть – если министр послал его посмотреть, – я должна доставить это послание адресату, но покажу ему «Осколок». – Тебе за это отвечать, – ответила Тринадцать Мюон. – Но ты же знаешь, я тебя никогда не останавливаю, иначе мы бы не проводили время так кайфово. – Сюда, ваше сиятельство, – сказала Три Крокус, и Восемь Антидот пошел за ней и ее подругой-солдатом назад в лабиринт припаркованных кораблей в терминале Настурция. * * * «Осколок» оказался меньше в размерах, чем Восемь Антидот себе представлял, и находился не внутри большого корабля. Четыре Крокус служила в курьерской почтовой службе, это назначение было каким-то сложным наказанием, а может быть, наградой – этого Восемь Антидот не смог понять из ее разговора с Тринадцать Мюон. Но именно по этой причине она и ее корабль находились прямо в космопорте, а не висели в люльках внутри большого корабля. Корабль, средний крейсер класса Экзальтация, назывался «Одержимый горизонтами», принадлежал Второму легиону и ждал ее для трех прыжков через гиперврата вдали от Жемчужины Мира. Поскольку слухи сюда доходили самые безобразные, Четыре Крокус жаждала поскорее вернуться и одновременно волновалась, как пройдет возвращение. Но пока ее «Осколок» стоял в терминале Настурция, как кусочек стекла на ладони, готовый к тому, что его подхватит одна из небесных сеток космопорта и забросит на орбиту. Места в корабле хватало ровно на одного человека, если он не слишком там двигался. Восемь Антидот прикоснулся к корпусу. Металл был прохладным и гладким. Он знал, что маленький корабль может ориентироваться в любых направлениях, на любой оси, а пилот будет оставаться в центре капсулы, невесомый и свободный. – Подожди с ним, – сказала Четыре Крокус своей подруге Тринадцать Мюон. – Десять минут, не больше. Мне нужно попросить об одной услуге у того, кто дежурит на почте. Это послание по-настоящему важно, а я не знаю, сколько времени его сиятельство хочет наслаждаться зрелищем «Осколка», так что следующий корабль в очереди может доставить карту к гипервратам. Восемь Антидот порадовался, что Четыре Крокус с такой серьезностью относится к работе. Он хотел бы, в свою очередь, сделать что-нибудь для нее – дать ей рекомендацию. Может быть, ему это удастся, когда он станет императором, если она все еще будет его помнить. Послание – его приказ – должно уйти как можно скорее. Даже если это означало, что он должен провести мучительные десять минут под наблюдением Тринадцать Мюон, которая явно не сталкивалась с детьми с тех пор, как сама перестала быть ребенком, и думала, что все дети интересуются главным образом звездами гандбола или музыкальными звездами, которые давали концерты, собиравшие целые толпы и вызывающие у детей громкие вопли. Восемь Антидот был в равной степени безразличен и к тому и к другому. В конечном счете, мучительно страдая от ожидания и будучи уверен, что в любой момент кто-нибудь приведет в действие взрывное устройство или придет за ним, чтобы вернуть его во дворец, словно в тюрьму, он спросил, чем занимается Тринадцать Мюон во Втором легионе. Это оказалось облегчением для них обоих. Тринадцать Мюон была инженером и бо́льшую часть своего рабочего времени искала новые улучшенные технологии для ремонта корпусов космических кораблей. Восемь Антидот совершенно ничего не знал о ручных микродвигателях для точной навигации в условиях нулевой гравитации, а это означало, что он может по-настоящему сосредоточиться, не вылезая из кожи вон от нетерпения. Приходилось слушать внимательно, если у него было желание хоть что-то понять из слов Тринадцать Мюон. Но когда Четыре Крокус наконец вернулась, он резко оборвал собеседницу. – Мне нужно войти внутрь, – сказал он. – Мне нужно побывать в осколочном сетевосприятии, пилот Четыре Крокус. – А потом, чувствуя, что краснеет от необходимости просить обо всем, он добавил: – Мне нужно, чтобы вы показали мне, как это сделать. Четыре Крокус посмотрела на Тринадцать Мюон, потом снова на него. – Вы уверены? – спросила она. – Это гораздо проще, чем вы думаете, но гораздо хуже, чем может казаться. – Он всего лишь ребенок, Четыре Крокус, даже если он – тот, за кого себя выдает. Ты прилетела в Жемчужину Мира в отпуск и пригласила меня напиться вдрызг из-за того, что, по твоим же словам, случилось с тобой, когда ты в последний раз входила в осколочное сетевосприятие, а теперь собираешься подвергнуть тому же испытанию этого парнишку? – спросила Тринадцать Мюон. У Восемь Антидота совсем, абсолютно не было времени выслушивать какие-то рассуждения взрослых о том, хорошо ли это будет для него или нет. Или о чем там они спорили? Он толком не понял, да и не хотел понимать. – Покажите мне, – повторил он. – Сейчас. Это приказ, пилот. – Вам понадобится моя облачная привязка, ваше сиятельство, – сказала Четыре Крокус, – и придется войти в кабину «Осколка». Осколочное сетевосприятие работает с любой облачной привязкой, имеющей соответствующее программное обеспечение, но не осколочный трюк. Не могу поверить, что его так называют, потому что получается, будто мы делаем это специально… Осколочный трюк требует очень большой процессинговой мощности, а у такой маленькой системы, как облачная привязка, такой мощности нет. У такой маленькой системы, как человеческий разум, тоже нет. Вам нужно войти в кабину. Ее рука лежала на корпусе «Осколка» и гладила его, как гладят домашнего зверька, которого нужно успокоить. – Он хороший мальчик, – добавила она. – Мой Осколочек. Восемь Антидот с очень серьезным видом – так как ему казалось, что Четыре Крокус нужно это услышать, – сказал: – Я вам верю. Она глубоко вздохнула, как декламатор, который собирается читать стихи при императорском дворе. – Хорошо. Давайте уже закончим с этим. Черт побери, я очень надеюсь, вы тот, за кого себя выдаете, потому что иначе меня выкинут из корпуса «Осколков»… Места внутри едва хватало для одного человека, о двух и говорить не приходилось. Четыре Крокус показала ему, где сесть и куда положить руки, чтобы настроить двигатель «Осколка» с бортовым самонаводящимся ИИ без задействования последовательности взлета. Потом она надела свою облачную привязку на его левый глаз. Привязка, конечно, оказалась слишком велика для него – пришлось наклонить голову, чтобы она села нормально, – но работала она не хуже его собственной. Интерфейс был таким же, только имел сотню команд и программ, каких он никогда прежде не видел. Флотское железо и программирование. Это ошеломляло – все, что предстало его глазам. Но испуг Восемь Антидот оставил снаружи, где-то в скуке ожидания Четыре Крокус, взяв с собой в «Осколок» только хладнокровие. Он подумал, что, возможно, дрожит. – Это похоже на калейдоскоп, – пробормотала Четыре Крокус. – С непривычки вас может вырвать. Это случается, меня в первый раз вырвало. Но вы увидите, что происходит с нами. Готовы? Он кивнул и впервые в своей жизни понял, что не имел ни малейшего понятия о том, что сейчас с ним случится. – Тогда пробуждайте корабль, – сказала Четыре Крокус, – а когда будет включаться программирование, на все отвечайте «да». Она вылезла из своего «Осколка», и стеклянный фонарь кабины закрылся за ней со щелчком. Восемь Антидот остался один. Его руки лежали на пульте управления… Он выполнил последовательность и почувствовал, как корабль проснулся под ним. Позвякивание, нетерпение. Половину поля его зрения закрыли звездные поля – облачная привязка вышла в сеть. В углу поля замелькали подсказки – «да» на все? Он сказал «да». Экран моргнул один раз… И Восемь Антидот упал в войд, его закрутило и выбросило из себя самого так далеко, как никогда еще не выбрасывало. В войд и в его бесконечный крик. * * * – И какой от этого будет прок? – спросила Девять Гибискус. – Даже если ты останешься живым, но кто, черт возьми, за это поручится?! – Это система, – ответил Двадцать Цикада голосом, искаженным помехами. – Распределенная система, и теперь она разбалансирована, потому что они не могут понять, как мы можем быть людьми и не являться ее частью. Это принесет много пользы, Мальва. Иметь… иностранную прививку. Махит наблюдала за лицом яотлека, которая пыталась преодолеть инстинктивный тейкскалаанский ужас перед «искусственным наращиванием разума». Она никогда толком не понимала глубину культурного табу, главную причину, почему умер Искандр-человек. Он предложил имаго-технологию императору Шесть Пути, и ни министерство науки, ни Девятнадцать Тесло не смогли это одобрить. Казалось, что они понимали саму идею использования такой технологии как фундаментальную порчу собственного «я». <Имаго не имеет никакого отношения к тому, что этот человек собирается сделать с собой, – пробормотал Искандр на периферии ее разума. – Если он выживет, он даже человеком перестанет быть. Он будет частью чего-то другого>. «Не то же самое они говорят и про нас? – спросила она у него. – Что мы даже не люди, что мы варвары с технологией общего разума…» <Не все они, – возразил Искандр, все тот же прежний Искандр, тот, кто соблазнил императора обещанием непрерывности памяти. – Только некоторые>. – Пчелиный Рой, – сказала Девять Гибискус. – Твоя религия не требует, чтобы ты спасал всю эту проклятую звездами Вселенную в одиночестве. – А кто еще попробует? – сказал Двадцать Цикада, и Махит пробрала дрожь. Жестокая, ползучая дрожь пробежала по мышцам ее спины. – Думаешь, он прав? – спросила у нее Три Саргасс тихим, почти неслышным голосом. – У них коллективный разум, как у тебя? – Станциосельники – это цепочки, линии, – сказала Махит, – а он говорит о фрактальной сети разумов, это совсем другое. Да, я думаю, он может быть прав, это объясняет, откуда им безо всякой задержки во времени известно, где находятся их другие корабли. Он может быть прав. Три Саргасс потянулась к руке Махит, поймала ее. Махит не ждала этого – не ждала, что Три Саргасс прикоснется к ней на глазах других людей, но руку не убрала. Никто не обращал на них внимания сейчас, когда можно слушать спор яотлека и ее адъютанта о том, присоединиться ли ему к силам врага функционально, биохимически, ментально, полностью, в надежде остановить войну. К тому же пальцы Три Саргасс, теплые и крепко сжимающие ее пальцы, походили на якорь во вращающемся мире. – Если он сделает это, – сказала Три Саргасс, – если он прав и останется жив, это будет означать, что он успешно провел переговоры первичного контакта, чего ни один тейкскалаанец еще никогда не добивался. – Завидуешь? – спросила Махит. – Я недостаточно смела, чтобы завидовать, – сказала Три Саргасс и отвернулась.