Он все еще стоял у себя в комнате за дверью. Прямо на него смотрел глаз камеры, принадлежащей Городу, – он знал об этом. Одна камера на двери, одна на окне, одна на окне в ванной. Город всегда с ним, алгоритм наблюдения за ним, обеспечения его безопасности. Он попытался сохранить на лице неизменное выражение. Не показать, как его трясет, насколько он приблизился к грани изнеможения и насколько переполнен мыслями о возможности сделать что-то – он даже опасался, что его взорвет изнутри. Ему необходимо было в полной мере оставаться самим собой. Нормальным, разочарованным и разозлившимся. И он определенно, точно не должен был брать открытую, пустую, изготовленную из кости животного инфокарту, присланную ему Девятнадцать Тесло, когда она вызвала его на разговор несколько ночей назад. Палочка инфокарты, на которой было выгравировано изображение трона с копьями солнечных лучей. Безусловно, он не должен брать ее со своего стола вместе с одной из автоматических печатей, которую не требовалось разогревать, и идти в ванную, чтобы постоять под душем, не включая воду. Он был не глуп и понимал, что взять палочку открытой инфокарты в мокрую руку – означало просто сжечь ее, лицом к выложенному плиткой углу, чтобы его не видела камера наблюдения, о которой он знал, и все другие камеры, о которых он не знал. Ему не нужно было, чтобы его вообще перестали видеть. Он хотел, чтобы его перестали видеть на какое-то достаточно долгое время. На составление приказа ушло больше времени, чем он хотел. Восемь Антидот никогда прежде не писал приказов, и его первая попытка звучала так, будто он изображал из себя одного из персонажей «Рассвета с надвигающимися тучами». Сплошные древние глагольные формы, давно вышедшие из употребления даже в императорских заявлениях. Вторая попытка была попроще, и он в ней больше походил на себя, а это означало, что говорил он как ребенок. Но лучше уж говорить как ребенок, чем как фальшивый император голодрамы. «Его Сиятельство Восемь Антидот, соимператор, наследник лучезарного солнцетрона копий, – писал он, вырисовывая глифы, – от имени правительства многозвездной Тейкскалаанской империи яотлеку, капитану Флота Девять Гибискус Десятого легиона. Тейкскалаан является цивилизацией, и наш долг сохранить ее. Этот приказ запрещает использование оружия или тактик, предназначенных для уничтожения цивилизаций в связи с угрозой инородцев за пределами сектора Парзравантлак, включая ядерные удары по планетарным системам, на которых обитает гражданское население, за исключением случаев, когда таковые оружие и тактики являются единственным средством, стоящим между нами и полной гибелью известной цивилизации». Вероятно, это было сказано достаточно сильно. Он подумал, что, возможно, задает тренд для будущих императоров, и решил, что имеет на это право, раз у него есть такое желание. Он был самим собой, и Девятнадцать Тесло позволила ему быть самим собой, он знал это и знал, что это правда. Это правильно, по-тейкскалаански. Он запечатал инфостик. Автопечати Восемь Антидота имели именной глиф, но его это устраивало. Имени должно хватить. Он должен был продолжать верить в это. Теперь ему только нужно доставить инфокарту в межзвездную почту и найти пилота «Осколка» или просто «Осколок», чтобы попытаться поговорить с… Значит, ему предстоит вернуться в космопорт Сокровенной области. В этот момент пустота в его желудке обратилась в жуткое бурление. Он не хотел туда. Космопорт в Сокровенной области – место, где он был, когда случился сход поезда с рельсов в метро. Звуки сирен, паника, все знают, что нужно делать, а он – нет. Невозможность добраться до дома, взрывные устройства… Пять Агат так до сих пор и не сообщила ему, было ли там на самом деле взрывное устройство вроде того, что убило женщину в Беллтауне, и случилось ли это происшествие из-за него, не пытался ли кто-то его убить. Он пребывал в ужасе еще до того, как состав сошел с рельсов. Даже если никто не пытался его убить, он может умереть сам по себе, если и дальше будет чувствовать себя столь унизительно ничтожным. Но ему необходимо вернуться туда. Никто другой за него это не сделает. А он не знал, где еще, кроме как в космопорте Сокровенной области, можно найти «Осколок» или киоск министерства информации, чтобы отправить императорское послание по системе внутренних гиперврат. Возникло ощущение, будто его желудок ползет к горлу. «Вот же гребаные звезды!» – чуть не криком вырвалось из него, впервые в жизни произнес он нецензурное слово, как взрослый. А потом его вырвало. Он отвернул голову от инфокарты, чтобы на нее не попало. * * * – Нет-нет, я жив, Мальва, – сказал Двадцать Цикада, его голос звучал едва различимо через хрипы и помехи. Три Саргасс подалась поближе к консоли связи, словно это могло что-то изменить, да она и сама понимала, что ничем не поможет. – Пока жив. Пытаюсь понять, что меня прикончит – жара или эти когти, – ты не волнуйся, охоту на меня никто не объявлял, я… гммм, я заложник, который говорит или рисует как минимум. Долго я с тобой говорить не могу. Их не особо интересуют наши немузыкальные ротовые звуки, а ты всех певцов забрала на корабль. – Не говори со мной, – сказала Девять Гибискус. – Говори с ними. И не умирай. Эта линия открыта, я пошлю за тобой «Осколки»… – Если бы мне были нужны «Осколки», то я ко времени их прибытия был бы уже мертв. Стой. Они, кажется, рисуют фракталы. Или… мицелий… Снова помехи. И молчание. В это молчание Три Саргасс со всей порочной шутливостью, которую сумела собрать в себе, сказала: – Ну, видите? Все еще говорит. Лично я считаю, что мы должны дождаться официальной команды императора, прежде чем бить по ним кулаком. Вы же сами знаете, что, как только начнете атаку на планетарную систему, Двадцать Цикада умрет на Пелоа. Ради чего, яотлек? Какую жертву вы приносите? Девять Гибискус медленно повернулась к ней – это движение было более угрожающим, чем было бы быстро катящееся на нее колесо. «Так вот почему грузик для колеса, – подумала Три Саргасс, – теперь понятно». Только бы никто не заметил, что она вот-вот впадет в истерику. Истерика должна была случиться после переговоров! – Я уже послала запрос на подтверждение императору, уполномоченный. Нет смысла повторять этот аргумент. – Конечно, – ответила Три Саргасс. «Легче, спокойно!» Затем она повернулась в своем треугольнике лицом к Дарцу Тарацу. – Скажите нам, советник, – проговорила она, роняя уровень официоза и придавая своему голосу злобно-скучающее выражение: поэт, которому при дворе приходится разговаривать с кем-то малограмотным. – Каким образом, по вашему мнению, посол Дзмаре может быть в ответе за ваше, скажем так, неожиданное явление? Насколько мне известно – а я была вместе с послом с того времени, как вы любезно позволили мне приостановить ее заслуженный отпуск, – она не сделала ничего иного, кроме соучастия во всеобщих попытках минимизировать потери и пролить свет на этот беспросветный конфликт. Что, вы там сказали, она не смогла сделать? Связаться с вами? Советник, да когда у нее было на это время? Все эти переговоры напоминали старую-престарую голодраму по метафорическому сюжету с Девять Гибискус, заменяющей императора, и мостиком, заменяющим сверкающие своды Дворца-Земля… И да, она же упустила из виду Город, впервые за долгое время и подчеркнуто. Это было мастерское небольшое представление, если только Три Саргасс могла оценивать собственные риторические способности. Ей понравилось «пролить свет на этот беспросветный конфликт» – хорошая перефразировка Одиннадцать Станка, и кто-нибудь наверняка оценит аллюзию. Впрочем, может быть, оценит только она сама. Но на Дарца Тараца это, как ни грустно, не произвело впечатления. Он вообще никак не прореагировал на Три Саргасс, только посмотрел на нее взглядом, исполненным презрения, и повернулся, чтобы сказать Махит на языке станции еще одну отрывистую фразу, состоявшую из смеси согласных. Три Саргасс четко уловила несколько слов, одно из них – «Искандр», другое – «империя», которые на тейкскалаанском звучали совсем иначе. Махит, в чье горло все еще упирался пистолет, закрыла веки, вздрогнув ресницами. Когда она открыла их, ее глаза смотрели иначе. Она стала не совсем собой. Кривая ее рта широко раскрылась, жест руки был неторопливым и всеохватывающим. Как будто она была одержимой. Как будто она была… Искандром Агавном, наверно. Кто из них двоих красивыми руками Махит обследовал тело Три Саргасс? Какой совершенно неуместный вопрос – зачем он возник в голове сейчас?! Особенно с учетом того, что ответ, скорее всего, шокирующий: оба. Ей никогда не будет нравиться сама идея имаго-машин. Впрочем, вряд ли это имело значение, если Махит вот-вот убьют… Даже ее голос зазвучал иначе, когда она заговорила. Сначала на языке станции – она опять произнесла слово «империя» на станционном, и еще одно, знакомое Три Саргасс, – «партнерствовать», она встречала этот глагол в таможенных документах. А потом – слава всем мелким божествам, которым кто-нибудь приносил в жертву кровь! – Махит сказала по-тейкскалаански: – Советник, вы поставили мне задачу – научиться понимать чужаков и повлиять на то, чтобы их поведение стало более благоприятным по отношению к станции. Разве не об этом вы всегда говорили мне? Так тут есть история. Три Саргасс хотела ее узнать, почувствовать ее во рту, пережевать и выплюнуть. А что, если Дарц Тарац требовал от Махит диверсионной работы, как требовал от Искандра Агавна, который был любимым варваром императора Шесть Пути? Какое из этих указаний Агавн отказался выполнять, а какое выполнил? Пять Чертополох сильнее упер пистолет в горло Махит. Молчание. Движение ее челюсти, когда она проглотила слюну, было скованным. – Разве это не признание в шпионаже, яотлек? – спросил Пять Чертополох. – Воровать наши тайны и пытаться влиять на наше поведение! Что было равносильно вопросу: «Мне пристрелить ее сейчас?», а потому Три Саргасс теперь было необходимо сказать правильные слова… Но Девять Гибискус успела раньше: – Никто, Пять Чертополох, не ждет, что варвар будет в первую очередь думать о ком-то, кроме своих собратьев-варваров. Как это верно! Махит не понравится эта правота, но, может быть, Три Саргасс может уладит это позднее. – И все же, – быстро прервала яотлека Три Саргасс, – посол Дзмаре выразила готовность поехать со мной, когда я ее попросила, приложить свои знания к нашим усилиям по первичному контакту, послужить не только своей станции, но всему Тейкскалаану. Ничто не бывает простым, яотлек, когда имеешь дело с варварами, особенно с Махит Дзмаре, которая возвела на трон нашего императора и предупредила о нашем враге. Она очень хорошо знает нас, но все равно приняла мое предложение. Сказав это, она поняла, что извиняется. За глупость с жакетом Махит, за то, что не говорила с ней, за то, что, приехав забрать ее с собой на войну, исходила из уверенности, что Махит согласится. Конечно, согласится – ведь когда империя просит, пусть даже устами друга или вероятного любовника, у варвара нет ни малейшей возможности отказаться, и чтобы при этом его продолжали считать за человека. Она с горечью поняла, как о многом предстоит крепко подумать, когда люди на мостике перестанут наводить друг на друга энергетическое оружие. Позже. Она хотела, чтобы у нынешней ситуации было «позже». Отчаянно хотела. – А вы, советник Тарац! – продолжила она, пытаясь проложить дорожку к этому «позже». – Какими бы ни были ваши пожелания, посол Дзмаре их уже выполнила. Если вы будете и дальше настаивать на том, что она в некотором роде ваш агент, офицер застрелит ее, и это будет огромной потерей. Это заставит замолчать единственный голос, который говорит на вашем языке, но тем не менее доступен нашему пониманию. – Она выдавила из себя смешок, легкий, самоуничижительный. – Да, я немного его понимаю, советник. У вас ужасное количество согласных. Наступило короткое, напряженное, наводящее страх молчание. Потом Девять Гибискус сказала: – Отпусти посла, Пять Чертополох. Пока. Мы попросим нашего гостя рассказать нам надлежащим образом, что происходит в секторе Парзравантлак. В подробностях, советник Тарац, и на цивилизованном языке, если получится. Пистолет убрали. Три Саргасс услышала быстрый вздох Махит. Ей хотелось ее обнять, может быть, прижать к себе и точно поцеловать. Но это разрушило бы хрупкий баланс, который с трудом удалось восстановить, а потому Три Саргасс только посмотрела Махит прямо в глаза и улыбнулась, показывая зубы. Возможно, эта улыбка стала получаться у нее лучше. * * * Он порадовался, что его вырвало в душе, так как это означало: в метро или в наземном шаттле, который повезет его от последней действующей станции метро до космопорта, тошнить будет нечем. Расследование Городом схода поезда с рельсов еще не закончилось, или они обнаружили следы взрывчатки, но сделать ремонт еще не успели. В любом случае добраться до космопорта на метро было невозможно – ходил наземный шаттл такого размера, какой Восемь Антидот в жизни не видел. Без сидений, только с поручнями, чтобы держаться, битком набитый взрослыми, другими детьми, багажом. Он едва втиснулся, и все подумали, что он чей-то ребенок. Все ехавшие имели такой вид, будто их сейчас начнет рвать прямо в шаттле, который постоянно дергало, когда он останавливался или трогался с места. Держаться за поручни было непросто, а багаж переваливался туда-сюда, ударяя людей по ногам, отчего они теряли равновесие. Но больше всего ему досаждало отсутствие облачной привязки. Когда он в последний раз заглядывал во Дворец-Центр, у него был гид, и весь Город за ним наблюдал, но сегодня ему нужно было перемещаться быстро и без посторонних глаз. Он не знал, позволит ли ему Ее Великолепие и дальше оставаться шпионом, сохранит ли такую степень свободы, при которой он попадает в переделки и узнает вещи, о которых не должен знать или которые кто-то держит в тайне. Он в лицо сказал императору, что не согласен с ней, а теперь он предпринимал действия, которые должны были отменить ее приказ. Если бы он позволил Городу и всем камерам отслеживать его перемещения по облачной привязке и получать изображения и если бы император захотела его остановить, он сильно облегчил бы ей поиски. Поэтому он оставил облачную привязку в вагоне метро на станции, где делал пересадку, и сел в этот жуткий шаттл. Снял ее, чтобы протереть глаз – делал вид, что он совсем маленький, восьмилетка, и у него первая облачная привязка, к которой он еще не привык, – и положил рядом на сиденье. Когда он поднялся в возбуждении на остановке Плац-Центральная-1, он был очень рад, что один раз уже побывал там с привязкой, потому что иначе сам не нашел бы дорогу в семи уровнях развязок. Наверное, его облачная привязка так и лежала в вагоне, каталась от остановки до остановки туда и обратно. А он был без защиты, свободен и внутри толпы, может быть, достаточно высокой, чтобы скрыться от глаз Города, которые он ненавидел. Сейчас особенно. Инфокарта с его приказом была засунута внутрь рубашки – оттуда он ее никак не мог ни потерять, ни уронить. Он ощущал прямоугольное давление на свой живот каждый раз, когда кто-нибудь из взрослых толкал его в шаттле. А когда двери шаттла наконец-то открылись и все изнутри потекли наружу в космопорт Сокровенной области, он старался идти со всеми, не останавливаться. Если он остановится, то может повернуть назад. Восемь Антидоту здесь не нравилось. В космопорту стоял ужасный шум, а входы в метро так и оставались закрытыми. Пришлось пройти через целый эскадрон Солнечных, и он не стал смотреть, повернули ли они свои безликие головы в позолоченных шлемах в его сторону. Если Солнечные его узнали, весь Город и император будут знать, что у него на уме. Может быть, даже подкинут тому, кто подорвал поезд в метро, идею предпринять новую попытку. Эта мысль была ужасна, и он не хотел, чтобы она еще раз пришла ему в голову. Из терминала Тюльпан в терминал Настурция. Хорошо, что он запомнил дорогу. Он чувствовал себя корабликом, спроецированным на стратегический стол-картограф. Вот он двигается по траектории, начерченной кем-то другим, кем-то, кто был им во дворце, но при этом совершенно другой личностью, а не испуганным ребенком, в которого он превратился сейчас. Киоск министерства информации в терминале Настурция стоял точно на том же самом месте, где в прошлый раз, и в нем по-прежнему находились двое скучающих служащих министерства. Восемь Антидот извлек инфокарту из рубашки, протер ее о брюки, чтобы сверкала, а потом подошел к ним, стараясь выглядеть как императорский порученец. Он тяжело дышал, потому что добирался сюда со всей скоростью, на какую способен, а не потому что его чуть не трясло от страха. – Прошу прощения, асекреты, – сказал он. – У меня императорский приказ, который должен попасть к гипервратам с самым быстрым курьером. Одна из двоих вскинула брови. – Да ну? Восемь Антидот собрал весь свой праведный гнев ребенка, получившего важное задание, ребенка, которому не верят, потому что он ребенок. Он расправил плечи. Стукнул инфокартой о прилавок киоска. – Ну да, – сказал он. – Из Дворца-Земля. Это личная инфо-карта императора, и она запечатана императорской печатью. Можете проверить. У вас есть справочная библиотека печатей? – Есть, – сказала асекрета, но она по-прежнему говорила так, будто не верила ему. – Я буду рада проверить, но вы же знаете, что подделка императорской печати – очень серьезное преступление? Если вы не настаиваете, то я не буду проводить проверку. Восемь Антидоту вдруг захотелось рассмеяться. Она решила, что он ее разыгрывает! Удивительно! Она явно не подозревает, кто он такой. Наверное, она никогда не видела его фотографии крупным планом. А может быть, он теперь выглядел старше, чем на последних фотографиях. Впрочем, может быть, в киосках служили идиоты. Это было невероятно досадно, но вместе с тем забавно. Он повторил то, что уже говорил: – Вы можете проверить, асекрета. Это должно уйти со следующим курьером. Полный приоритет. Как можно скорее. – Проверь-ка это, Тридцать Один Сумерки, – сказала асекрета, с которой он только что разговаривал, и протянула палочку инфокарты коллеге. – Узнаем, что это такое. Она должна попасть в нужное место. Когда он увидел, как палочка исчезла в глубинах киоска, новая волна тошноты подкралась к его груди. Он очень надеялся, что его не вырвет еще раз. Это разом уничтожило бы все его планы… – Парнишка прав, – сказала Тридцать Один Сумерки. – Это личная инфокарта Ее Великолепия, и она корректно запечатана. Слушай, малыш, почему они послали с этим тебя? У Восемь Антидота была на это заготовка, и он решил, что пора ею воспользоваться. – Потому что я самый быстрый, – сказал он и улыбнулся, широко и высокомерно раскрыв глаза. – Сегодня утром я был на дежурстве, а все остальные во Дворце-Земля сильно заняты, и все из-за этой войны. Я сказал, что могу доставить это и никому, кто занят взрослой работой, не придется попусту тратить полдня на шаттл, потому что метро все еще не работает и добираться сюда приходится целую вечность. Это был хороший ответ. Асекретам он, казалось, понравился, по крайней мере одной – Тридцать Один Сумерки. Вторую, казалось, все еще мучили сомнения. – А кто получатель? – спросила она. Но Восемь Антидот и к этому подготовился. Адресат был закодирован в послании, внутри самой инфокарты. А он – если он был просто порученец, кто-то малозначительный – не мог знать, что там внутри, под печатью.