– Значит, я – это я, и я считаю, что вы ошибаетесь, Ваше Великолепие. Вы ошибаетесь, воплощая идею Три Азимут. Это не мой Тейкскалаан. Это Тейкскалаан, который строите вы. Каким-то образом он вдруг обнаружил, что может встать, повернуться спиной к императору и, расправив плечи, выйти из ее покоев, оставив нетронутый завтрак. * * * – Огонь по этому кораблю, – сказала Девять Гибискус с хрупкой решимостью, сопровождающей ошибочный выбор, который тем не менее ощущался более приемлемым, чем совсем никакой. Ей был знаком такой образ мышления. Она думала, что выросла из него задолго до того, как стала капитаном Флота. Такое мышление уничтожало возможности, разбалансировало миры. Двадцать Цикада был бы разочарован. Двадцать Цикады здесь не было. – Не делайте этого, – сказала Махит Дзмаре, на ее лице появилась гримаса, непонятное выражение скорби, или злости, или какой-то иной варварской эмоции, не имевшей никакого смысла. – Яотлек, пожалуйста, не надо! Дарц Тарац – одна шестая нашего правительства, пожалуйста! Такая простая просьба, но она, Девять Гибискус, должна в этой просьбе отказать. Компрометация министерства информации агентами Лсела, насаждение опасений станциосельников в то, что должно оставаться делом Флота, – все, о чем предупреждала ее Шестнадцать Мунрайз, явно так и было и обеспечивалось присутствием этого варвара в его маленьком корабле и требованием разговора с послом Дзмаре. И эта самая Дзмаре собственной персоной просит сохранить жизнь какого-то члена ее правительства. – Отставить, – сказала Девять Гибискус офицеру-оружейнику Пять Чертополоху, который уже держал на мушке маленький корабль, доставивший сюда этого Дарца Тараца. – Почему я не должна стрелять, посол? Этот корабль будет не первым лселским кораблем, попавшим в перекрестье прицела нынешней войны. Посол, похоже, этого не знала. Она вздрогнула. Ее эмоции так ясно отразились на лице, но все же Девять Гибискус не была уверена, что понимает выражение этого лица правильно. – Он просил возможности поговорить со мной, – сказала Дзмаре. – Мой долг – защитить его, сохранить жизнь моего соотечественника… – К тому же это варварство, – сказала уполномоченный Три Саргасс с абсолютной откровенностью. – Уничтожать того, кто представился по-дружески. Девять Гибискус очень хотелось, чтобы она ошибалась. Они обе. Ей хотелось быть таким капитаном Флота, которому было бы плевать, ошибаются они или нет. Но она не была таким капитаном. – Доставьте его на борт, – сказала она Пять Чертополоху вместо приказа стрелять. – На борт и ко мне, в наручниках. Мне не нравится выбранное им время, уполномоченный, посол. Я ни на йоту не верю всему этому. Глава 17 Тейкскалаан всегда брал под свое крыло беженцев, спасающихся из собственных планетных систем от природных катаклизмов, независимо от того, были эти системы враждебно или дружески расположены к империи. Те же, кто спасался от рукотворных катаклизмов – войн или преследований, – естественно, должны были отвечать более строгим интеграционным требованиям и оценкам (детально эта процедура изложена в Своде законов, см. 1842. А.9). С учетом осуществления этой политики опишите предлагаемый образ действий тейкскалаанского губернатора одной из планет Западной дуги, к которому обратились с просьбой предоставления статуса для беженцев категории «всемирный» в количестве 20 000 человек на автономной подвижной космической станции с неизвестными военными возможностями и санитарными практиками. Станция располагается на орбите крупнейшей планеты системы. Подкрепите цитатами, чтобы обосновать ваши действия. Вопрос экзаменационного билета при выборе политической специализации согласно программе обучения после проверки способностей, проводится ежегодно. Имаго-память делает для нас важную работу. Она сохраняет навыки, обеспечивает непрерывность институционного знания, столь необходимого для поддержания закрытой и тщательно сбалансированной общественной системы, подобной станции Лсел и окружающих ее вспомогательных станций, в функциональном состоянии, невзирая на неизбежно высокий уровень потерь личностей вследствие космического облучения и обычных несчастных случаев, сопутствующих обитанию в космосе. Тем не менее имаго-память не смогла сохранить для нас причины, по которым мы, станциосельники, оказались и остались в секторе Бардзраванд. Мы не помним, откуда пришли и куда направлялись. Четырнадцать поколений по цепочке живой памяти, а наши старейшие линии сохранили только мечты о цифрах и уверенность, что если нам удалось сделать это один раз, то мы можем повторить. Тем не менее один раз мы сделали это. Можем ли мы сделать это снова в обратном порядке: отключить Лсел от гравитационного колодца и отправиться в путешествие? Выдержка из вступления к «Истории будущего глазами пилота: Всемирность и станция Лсел», автор отставной пилот Такан Мнал, опубликовано 291.3.11-6D (по тейкскалаанскому летоисчислению) Советника Дарца Тараца со станции Лсел привели на мостик «Грузика для колеса» в наручниках с руками за спиной. Три Саргасс полагала, что так водят только преступников в военно-полевых судах или других флотских скверностях. Первым, что советник сказал, было: – Я не для этого прислал тебя сюда, Дзмаре. Он сказал это по-тейкскалаански, а это означало, что он хочет, чтобы все знали: Махит принадлежит ему, и никому более. Три Саргасс подумала, что такое поведение совершенно неприемлемо, если не хуже, а вариантов «хуже» было пруд пруди. У Тараца был трупообразный вид, худое и очень подвижное лицо, и, судя по его виду, наручники, надетые тейкскалаанскими солдатами, были лишь незначительным ущемлением его достоинства, и ничем более. Он не стал прибегать к показной дипломатической вежливости, никого не приветствовал поклонами, не признал никого, кроме Махит. Махит, которая стояла рядом с побледневшими щеками, краска с них ушла, как вода уходит в песок пустыни. Она не ответила, но это не помогло. Тарац продолжал говорить, и Три Саргасс почувствовала, что внимание офицеров на мостике переместилось к Махит, чужой среди них, и к Три Саргасс из ассоциативности и ее близости к Махит, а может, и по другим причинам. Присутствующие на мостике напоминали стаю ныряющих птиц в ожидании, когда блеснет серебристое брюхо уязвимой рыбы. Стратегическая голографическая карта позиции Флота за их спинами, созданная Два Пеной, показывала, что флагман Шестнадцать Мунрайз неуклонно приближается к отмеченному месту нахождения планеты инородцев, но все смотрели не на карту, а на Махит Дзмаре. «Ты меня ужасаешь, Махит», – подумала Три Саргасс и вдруг обнаружила, что эта мысль мучительна. Ужас и желание были ранами, слишком близко расположенными друг к другу в ее груди. Может быть, она всегда была такой, а может, это вина Махит. Хотела бы она иметь время, чтобы в этом разобраться!.. Как же, черт возьми, сейчас не в тему – вдруг обнаружить, что это хочется прожить, прожить и пережить ради ее министерства, во имя ее империи… Тарац, когда Махит не ответила на его откровенно оскорбительное замечание, продолжил: – Я послал тебя сюда, чтобы ты приняла необходимые меры, благодаря которым война не затронет нас, Дзмаре, – сказал он. – А что сделала ты? Да ничего. Ни одной коммуникации от тебя! Первое, что я слышу с этого фронта, – ужасные вести о том, что ты собираешься присоединиться к тейкскалаанцам, которые всем скопом через наши Дальние гиперврата двигаются в направлении станции! Уже сейчас Ончу отправляет на смерть наших пилотов, которые пытаются отогнать их от Лсела! А чем занята ты? – Переговорами, – сказала Махит тонким голосом, и в этот момент офицер-оружейник Пять Чертополох сунул пистолет ей под подбородок. Три Саргасс помнила, что говорила ей Махит, когда они лежали в темноте, прижавшись друг к другу: что ее отпустили сюда шпионить, хуже того – саботировать, сделать так, чтобы эта война длилась вечно, чтобы она уничтожила Тейкскалаан истощением ресурсов и потерями. Назначил ее саботажником именно этот человек, которого когда-то пощадили, оставили в живых, а он отплатил за проявленную к нему доброту тем, что поставил ее жизнь под угрозу. Три Саргасс всегда принимала решения сразу, окончательно и в одно мгновение. Выбрала на экзаменах министерство информации. Выбрала место координатора по культуре при лселском после. Выбрала доверять ей. Выбрала свое назначение сюда – один раз и насовсем, даже не проверив, насколько глубока вода, в которую она прыгает. – Во имя чертовых звезд и тысячи черных дыр! – воскликнула она, вставая между Махит, Тарацем и Девять Гибискус, делая себя центром треугольника. – Не могли бы вы, все трое, помолчать минутку, чтобы мы могли отделить полезные сведения, которые принес нам этот станциосельник, от его прочих непотребных выкриков?! За бортом этого корабля предостаточно всякого рода пальбы, вовсе не обязательно переносить ее и сюда. Тарац сказал что-то на языке станции, его речь показалась Три Саргасс непроизносимой последовательностью согласных, а Махит ему не ответила, что было очень, очень умно с ее стороны. Будет еще умнее, если она не произнесет ни слова на другом языке, кроме тейкскалаанского, пока Три Саргасс не вынудит офицера-оружейника убрать импульсный пистолет от ее горла. Пистолет вонзился в нее глубоко, как мог бы вонзиться рот. Холодный, терпеливый, выжидающий под нижней челюстью. Времени на раздумья не было. Времени не было ни на что, кроме слов. А на слова Три Саргасс была мастер. – Скажите, уполномоченный, почему это я не могу дать моему офицеру команду пристрелить посла Дзмаре, поскольку она, очевидно, по признанию ее начальства, послана сюда шпионить? – тихим, ровным голосом спросила Девять Гибискус. Голос звучал нехорошо. В нем не слышалось сомнений. Три Саргасс нужно было и дальше дестабилизировать ситуацию, прежде чем появится хоть какая-то надежда вернуть этот поток в нормальное русло. – Потому что это будет проявлением доверия к словам этого человека, – она сделала короткое ниспадающее движение одной рукой, презрительно очерчивая всю фигуру Дарца Тараца, – без малейшей попытки выяснить его намерения или намерения посла Дзмаре. Или мои. Это исключает возможность выбора, яотлек, а я считаю, что мы сейчас говорили как раз о том, как было бы полезно оставить возможность выбирать с учетом текущего состояния конфликта с нашим противником и текущих переговоров, происходящих на Пелоа-2. Или вы передумали из-за одного станциосельника в маленьком кораблике? Три Саргасс время от времени задавала себе вопрос, умрет ли очень молодой. Сейчас, похоже, настал один из таких моментов. Импульсный пистолет, который упирается в горло Махит, может уже перенаправиться в ее спину, а она даже не утруждает себя тем, чтобы повернуться и проверить. Она хотела быть бесстрашной и уверенной, и это должно сработать. Должно, должно, должно! – Ваши намерения, уполномоченный? – уточнила Девять Гибискус все тем же угрожающе спокойным голосом. – У вас они есть, правильно я понимаю? Ваши собственные, отличные от намерений Флота? Уже лучше. Но не хорошо – может быть, ее и правда пристрелят, как пристрелили Лепестка. Вот бы он посмеялся, если бы только мертвецы могли смеяться… Но все-таки уже лучше. То, что яотлек переключила внимание на нее, было гораздо полезнее и безопаснее, чем стравливание Махит и Тараца. Три Саргасс пожала плечами и сказала: – Я – тейкскалаанка, яотлек, и асекрета. Конечно, у меня есть намерения. Но они очень просты: Флот попросил прислать переговорщика, и я – переговорщик. Мои намерения – продолжать переговоры и быть уверенной в том, что в конечном счете будут предприняты другие, более окончательные или радикальные шаги, чем этот. Она сложила лицо в угодливую улыбку, широко раскрыла глаза и моргнула. Девять Гибискус смерила ее устрашающим взглядом. Яотлек была похожа на столб, статую, на твердый предмет с собственной гравитацией. Это производило сильное впечатление. – Наш противник не разговаривает, уполномоченный, – сказала она. – Наш противник действует, причем таким образом, какой никто из нас не мог предугадать. Если этот станциосельник говорит правду о возрастающем присутствии наших врагов в секторе Парзавантлак, с учетом того, что они уже делают с Семнадцатым легионом. Разбросанные повсюду на карте-голограмме Два Пены огоньки, отображающие «Осколки» Семнадцатого легиона, роились и исчезали, сгорая в огне, после чего снова собирались вместе и бросались вперед, невзирая на количество сбитых кораблей, а таких явно было уже немало. Поле боя шириной в сектор красноречиво подтверждало слова «наш противник действует», и даже если Три Саргасс считала, что это реакция на продвижение Шестнадцать Мунрайз, факт оставался фактом. Но то была лишь часть правды. – Может быть, наш противник ведет переговоры, – сказала она. – Почему бы вам не связаться с вашим адъютантом и не выяснить это, а не ждать его доклада? Он был абсолютно жив, когда мы оставили его. Сомневаюсь, что такой человек, как Двадцать Цикада, позволит себя убить без сопротивления. Вспышка эмоций беспокойства, расстройства и гнева, промелькнувшая на лице Девять Гибискус, была приятной. Все – теперь она в руках Три Саргасс, которая заполучила рычаг и могла этим рычагом сдвинуть яотлека с места, дестабилизировать и изменить ход этого разговора, а также… Звезды небесные, если она только развернет эту ситуацию, то напишет о себе героическую поэму, пусть и нескладную. Одиннадцать Станок никогда не проводил таких переговоров. – Пистолет оставьте там, где он сейчас, – сказала Девять Гибискус, – и смотрите, чтобы станциосельник не сбросил наручники. С этими словами она подошла к консоли, за которой работала Два Пена. Та освободила место яотлеку, но Девять Гибискус не стала садиться – предстоящий разговор явно не обещал быть из тех, что требуют длительного времени. Она просто наклонилась, протянула руку над голографическим изображением смерти и доблести, чтобы послать плотный луч целевого вещания на Пелоа-2, и сказала: – Пчелиный Рой, если можешь, доложи о своей ситуации. Три Саргасс не переставала удивляться этому прозвищу, даже зная, что знаковое имя Двадцать Цикады тоже называет насекомое. Вероятно, это было как-то связано с его религией. Она рассеянно подумала, что было бы неплохо, если появится время, узнать адъютанта яотлека получше, например, каким образом он связывал расточительство с бессмертием. Но при всем его уме, способности удивлять и запутывать он был худшим из всех возможных переговорщиков, каких можно было направить на Пелоа-2 к противнику, который убивал без представлений о ценности жизни индивидуума и персональном вкладе… Треск, звук помех. А потом слова. * * * Восемь Антидот не был своим предком-императором, не был он и Ее Великолепием Девятнадцать Тесло, и потому, стоя долгое время в своей комнате за закрытой дверью, как ребенок, отправленный к себе в наказание, он был абсолютно уверен, что все кончено. Он пытался, но потерпел поражение. Никто его не слушал; он мог быть маленьким шпионом или Эликсиром, учеником Одиннадцать Лавра или даже новым любимым политическим собеседником самого министра Три Азимут, но ничто из этого не имело значения. Ему всего одиннадцать лет, и он пытался, но из этого ничего не получилось. Война уже шла, и теперь приказ уничтожить планету находился в руках у какого-нибудь пилота, летящего, может быть, на одном из «Осколков», которые были самыми быстрыми кораблями во Флоте и имели приоритетное право прохода через гиперврата… Корабли Флота имели приоритет. «Осколки» имели приоритет и могли общаться друг с другом быстрее, чем послание проходило через гиперврата. Если он правильно понял то, что имели в виду Три Азимут и Одиннадцать Лавр, а он не сомневался, что именно это они и имели в виду. А Ее Великолепие император об этом вообще не знала. Единственным человеком, который не был пилотом «Осколка», не служил в министерстве войны, но знал об этом, был он, Восемь Антидот, императорский наследник. Он не был императором всего Тейкскалаана, пока не был. Может быть, ждать оставалось не так уж и долго, и тогда его слово – его приказ – будет открывать любую дверь во Дворце-Земля, любую дверь в Городе. Будет, если только другой приказ не отменит его – приказ настоящего императора, который может отменить любой другой приказ в империи. Ему нужна была запечатанная императорская инфокарта. А еще «Осколок» или его пилот, но и одного только «Осколка» будет достаточно.