Из одного из входов в метро наружу пробивались щупальца белого дыма. Поток вынес Восемь Антидота, испуганного и в синяках, через двери терминала под яркие легкие лучи послеполуденного солнца. Оказавшись под открытым небом, он подумал: «Неужели в туннеле была бомба?» Он совсем не представлял себе, что нужно делать в этом случае. Так не должно было случиться. Метро действует по четкому алгоритму, который бы выявил бомбу, если бы она была. Разве нет? Солнечные начали огораживать космопорт. Поток эвакуируемых вынесся за периметр и перестал быть текущей рекой, а вернулся в состояние хаотического движения: часть тейкскалаанцев стояла, часть уходила, останавливала наземные машины, просила подвезти или просто быстрым шагом двигалась куда подальше. Восемь Антидот уселся на низкую ограду вокруг тюльпанового сада. «Терминал «Тюльпан», – подумал он. – Конечно, тут должны быть тюльпаны». Он чувствовал боль в животе, плече и скуле. Прикоснулся к щеке рукой и поморщился от жжения. Он не удивился, увидев, что пальцы в крови. Он хотел домой. Он не знал, как добраться до дома, если метро закрыто. От Дворца-Центр его отделяли многие мили, а он не знал, какие районы лежат между космопортом и дворцом, если добираться пешком. Его облачная привязка проложит маршрут, но это ужасающе долгий путь. Ему не следовало пытаться быть взрослым человеком в Городе. А если он не может даже такую малость, то как он надеется быть императором? Или хотя бы солдатом во Флоте? Он не сомневался: солдаты бы не паниковали, если бы перед ними закрылось метро. Тем более если бы хотели вернуться домой, в место, которое жило по понятным им правилам. Он пообещал себе не плакать и сразу же расплакался. А это означало, что он плачет и смущен этим одновременно. Когда ему удалось открыть глаза и утереть нос рукавом – он вел себя совсем как младенец – и вообще посмотреть вокруг, он увидел перед собой сидящего на корточках человека в белом. – Привет, ваше сиятельство, – сказала Пять Агат, эзуазуакат императора. – Как дела? Будь Восемь Антидот на два года младше – может быть, даже будь он на две недели младше, – он бы бросился ей в объятия, крепко вцепился бы в нее руками. Но он был слишком смущен и испытывал невыносимый стыд. – Отлично, – сказал он, гнусавя из-за соплей, заполнивших его нос. – Превосходно, – сказала Пять Агат и села на каменное ограждение рядом с ним. – Как насчет посидеть здесь минуту-другую, пока Солнечные огораживают район? А потом я отвезу вас во Дворец-Восток. Это ему невероятно понравилось. Это было легко. Восемь Антидот не поверил услышанному. В этот момент он подозревал, что ничему не верит, и это было ужасно. Он хотел верить правой руке императора, руке, принесшей клятву верности. Раньше он всегда ей верил. – Что случилось? – спросил он. – Много чего, – сказала Пять Агат. – О чем именно вы хотите услышать? Он проглотил слюну. Услышал свой жалобный голос: – Это все моя вина? Пять Агат провела рукой по его спине. Один раз. – Нет, – сказала она. – Вы ни в чем не виноваты. Разве что в том, что Девятнадцать Тесло попросила меня лично привезти вас, а я была сильно занята в это время. Но вы проделали отличную работу, позволив себя обнаружить, – позировали перед камерами, сидели не двигаясь. Я потеряла вас всего на несколько минут. Выходит, на самом деле он ни минуты не был один. Через некоторое время он, вероятно, выскажет свое недовольство, но не сейчас. Город видел его и отправил к нему Пять Агат – или Девятнадцать Тесло отправила. Может быть, это одно и то же. Иногда трудно было сказать, где начинается Город и где кончается император. – Извините, – сказал Восемь Антидот. – Вам из-за меня пришлось ехать сюда. – Я принимаю ваше извинение. – А все-таки что случилось? Я видел дым из метро. Там была… – Ему не хотелось спрашивать: «Там была бомба?» Ему казалось, что таким образом он придаст этому черты реальности. – Состав сошел с рельсов, – сказала Пять Агат. – Это довольно серьезная проблема, удивительная. Со времени вашего рождения ни один поезд не сходил с рельсов. – Со времени введения нового алгоритма, да? – Да. – Ее, казалось, не удивило, что он знает об алгоритме, что он пришел к такому заключению. Восемь Антидот вспомнил, что у нее есть ребенок. Маленький, но, может, ребенок был умным, а Пять Агат умела верить маленьким, когда они высказывали правильные мысли. Это имело смысл. Ему очень хотелось, чтобы происходящее сейчас имело смысл. – Кто-нибудь погиб? – спросил он. – Пока нет, – ответила Пять Агат, промигав информацию на облачной привязке. – Некоторых отвезли в больницу, но пока все живы. – Хорошо. – Он глубоко вздохнул. – Это тот самый состав, в котором ехал я? Пять Агат задумчиво выдохнула. – Может быть, – сказала она. – Было бы полезно узнать, как именно произошел сход с рельсов. И еще – что вы собирались делать, приехав сюда? «Быть шпионом, – подумал Восемь Антидот. – Самому узнавать, что происходит». Но сказанное ею «может быть» дребезжало в его горле с такой силой, что он чуть не задыхался. Может быть, если он скажет ей правду, то ему придется отправиться домой и на какое-то время перестать быть шпионом. – Я хотел узнать у одного человека, который не работает ни на министерство информации, ни на министерство войны, узнать кое-что о специальном уполномоченном Три Саргасс. – Вы думали, что сумеете найти такого человека в космопорту? – Да. Она улетела на «Цветочном узоре» и… – О, как умно, – сказала Пять Агат. Восемь Антидот думал, что похвала доставит ему удовольствие, вызовет у него чувство гордости, как когда Одиннадцать Лавр или Три Азимут говорили ему, что он сделал что-то хорошо. Но он почувствовал только усталость. Наступило долгое молчание, тихое, созерцательное пространство. Он шмыгнул носом. От слез у него разболелась голова, и это тоже смущало его. Наконец, Пять Агат поднялась. На ее белых брюках была земляная грязь, но ей это, казалось, ничуть не мешало. – Давайте домой, ваше сиятельство, – сказала она. – Министерство юстиции и Солнечные уже перекрыли периметр. Не имеет смысла оставаться здесь и ждать сообщения, что это было – техническая неисправность или взрывное устройство. Взрывное устройство. Типа того, о чем говорил икспланатль в тронном зале много-много дней назад. Бомба. В метро. Это было бы ужасно. Хуже, чем схождение с рельсов. В особенности если это случилось по вине Восемь Антидота. – Вы думаете, – сказал он, заставляя голос звучать ровно, – что это было взрывное устройство? – Я думаю, что вам и мне лучше дождаться доклада министерства юстиции, прежде чем начинать беспокоиться, – ответила Пять Агат. – Подождите реальных проблем, ваше сиятельство, и не принимайте на свой счет то, что не случилось с вами лично. Она помолчала и улыбнулась, но это выражение исчезло с ее лица так же быстро, как появилось. – К тому же я могу сделать и кое-что получше, чем доставить к вам капитана «Цветочного узора», – добавила она. – Как насчет поговорить с самим уполномоченным? * * * Шаттл полетел в систему Пелоа с Пчелиным Роем на борту. Девять Гибискус с мостика смотрела на ярко горящее топливо в двигателях шаттла, пока корабль не исчез в атмосфере Пелоа-2. Рядом с ней на том месте, где должен был находиться ее адъютант, стояла Шестнадцать Мунрайз – худшая из всех возможных замен Пчелиного Роя. Шаттл увез его, уполномоченного, посла и тех же четырех солдат сопровождения, что и в прошлый раз – от всех резко несло хлоркой и дезинфектантами, несмотря на свежие униформы. Они летели вниз, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу, а медицинская часть все еще была на карантине, и входить туда мог только специальный персонал. Шестнадцать Мунрайз заявила, что она спокойна: никакой немедленной вспышки грибковой анафилаксии пока не будет, но капитан Флота, не говоря о яотлеке, не должен рисковать. И конечно, Шестнадцать Мунрайз отказалась возвращаться на «Параболическую компрессию», пока остается хоть малейшая опасность того, что она является носителем. Как благородно, как удобно для нее! Как легко ей будет узнать о вражеской планетарной системе, прежде чем Девять Гибискус будет готова посвятить ее в это. Девять Гибискус хотелось сломать что-нибудь, а лучше пристрелить. Иметь цель, чтобы направить на нее всю огневую мощь «Грузика для колеса», поджечь что-нибудь. Ничто больше не имело смысла. Она поняла Каураан. Поняла, как вызвать доверие у врага, как придать своим преданным солдатам силу – это она всегда понимала. Но вот она тут, парализованная, и ее мертвый кадет лежит подле мертвого инородца в холодильной камере аутопсии. За ними вся мощь Флота, вся мощь Тейкскалаана, весь ее опыт и тяжело давшееся терпение… но Пчелиный Рой улетел на этом шаттле, побери его звезды, он приземлится в жару пустыни и будет задавать инородцам вопросы. Это изначально придумала она, но теперь ей хотелось забрать свою идею назад. Если бы только возврат идеи означал, что придется делать нечто такое, чем можно занять людей. Чем-то, кроме ожидания смерти в огненных вспышках, когда их застигнут врасплох вражеские корабли, внезапно появившиеся из черной космической пустоты. Она могла подарить им эту планетарную систему. Она могла в любой момент отдать такой приказ и потерять по половине каждого легиона на пути туда, а потом уничтожить целиком живую планету, полную мыслящих существ, после чего эта война будет продолжаться вечно. Но это была бы война, в которой есть цели. Война, которой она отдастся всем своим существом, но, прежде чем умереть, она, Девять Гибискус, станет историей, песней. Она подумала, сойдет ли ей с рук, если она случайно пристрелит Шестнадцать Мунрайз. Может быть, и не сойдет, пока у нее не будет оправдания. – Сколько времени вы собираетесь им дать? – спросила Шестнадцать Мунрайз, и Девять Гибискус с сожалением отметила, что этот вопрос не потянет на оправдание в военно-полевом суде и в месте приведения приговора в исполнение. Этот же вопрос хотели задать ей и все остальные, кто находился на мостике. Два Пена, погруженная в рассматривание голографических проекций коммуникационных сетей Флота на облачной приставке, Восемнадцать Резец с его порхающими руками, колдующий над интерфейсами движения и навигации, с голодным для любого предложения лицом. – Два часа, – ответила Девять Гибискус. – Или больше, если Пчелиный Рой пришлет сигнал «все в порядке». А он пришлет. – Вы ему так доверяете, – сказала Шестнадцать Мунрайз. Девять Гибискус вдруг обнаружила в себе полное безразличие к тому, что другая женщина пытается найти подход, информацию, способы подорвать и уничтожить ее власть. Теперь это не имело никакого значения. – Мы служили вместе на протяжении всей его и моей карьеры, – сказала она. – Конечно, я ему доверяю. А вы бы не доверяли? Она не сомневалась, что с ней навсегда останутся звуки его искаженного голоса, когда он говорил с ней по интеркому медчасти. Тщательный подбор слов. Как он назвал ее «Мальва» и «моя дорогая», потому что был почти стопроцентно уверен, что умрет, а потому протоколом в какой-то его части можно было пренебречь. Он всю свою жизнь старался быть идеальным тейкскалаанцем, идеальным солдатом Флота, но в отношениях он таким не был. – Доверяла бы, – удивленно сказала Шестнадцать Мунрайз и вздохнула. Призрачный звук, дыхание, как кусок льда, запутавшийся в пологе внутри разбитого «Осколка», куда проник вакуум. – Он исключительно храбр. «Его вены будут излучать звездный свет и сиять, как светлячки в жертвенной чаше». Это была «Песня возрождения №1». Старейшая, та самая, которая поднялась над землей вместе с Тейкскалааном, – или почти. Первое поколение в космосе при первом императоре. Песня возрождения, которую никогда не связывали с конкретным автором, да и с чего бы? Это была песня о том, что значит быть тейкскалаанцем. Девять Гибискус чувствовала, что ею манипулируют, беззастенчиво манипулируют, но ее это устраивало. – Да, он такой, – сказала она. – Поэтому я и отпустила его туда с уполномоченным. Он заслуживает шанса спросить у этих существ, почему они чуть не убили его и за что и входило ли это в их планы. Звук, который произвела Шестнадцать Мунрайз, не был словом. – Его, но не остальных наших убитых? Остальных моих убитых, всех наших на Пелоа-2? – Он единственный имеет такую возможность. Она не знала, везение это или неудача. – Я хочу верить в вас, мой яотлек, – сказала Шестнадцать Мунрайз. – Правда, хочу. Но здесь задействованы силы, с которыми не совладать ни вам, ни мне. – Что же это за силы, капитан Флота? – спросила Девять Гибискус, ожидая в ответ что-нибудь параноидальное. Такими уж они были в Третьей Ладони, даже отставники, которые оказались потом в командном составе. Паранойя никак не сочеталась с этой разновидностью честности, с разновидностью просьбы разрешить обратиться за помощью… На этот раз звук, произведенный ртом Шестнадцать Мунрайз, назывался вздохом. Шум, вырвавшийся против воли, звук, издаваемый человеком, готовящимся сказать правду. Черт побери, но ведь она была из Третьей Ладони, да? Девять Гибискус не могла ей доверять, даже если она окажется права. Даже если она изложит свой анализ на языке, который Девять Гибискус считала единственно возможным между подчиненным и командиром, языке взаимозащиты в виде формулы: «Я готов умереть за тебя» и «Я никогда не попрошу тебя умереть, если только у меня не останется иного выхода». – Это силы, которые убедили министерство информации взять представителя иностранного правительства на ведущиеся в ходе первичного контакта переговоры о прекращении огня. Силы, которые вынудили Ее Великолепие императора побудить министра Девять Тягу к досрочной отставке. Любая сила, которая хочет, чтобы мы завязли в этой войне, а не выиграли ее. Девять Гибискус повернулась к ней. Она приняла решение. Она еще не знала, что это за решение, знала только, что приняла его. – Вы хотите продолжить этот разговор приватным образом, капитан Флота? Она старалась говорить мягким голосом, когда обратилась к одному из своих солдат, – таким же голосом она говорила с Восемнадцать Резцом, когда тот принес ей известие, что они обнаружили местонахождение планетарной системы врага. Это было предложение: «Вы хотите, чтобы я поверила вам? Чтобы защитила вас?» Шестнадцать Мунрайз отказалась. – Нет, яотлек, – сказала она, оставив всякую вежливость. – Я могу сказать все это здесь, на мостике. В министерстве есть фракции – и, насколько мне известно, вы в курсе этого, – которые предпочли бы, чтобы вы дошли до изнеможения в этой войне на изнурение, а не начинали войну, которую вы можете выиграть. Эти фракции объединены теми, кто хотел бы, чтобы министерство приросло силой, имело тот престиж, который был у нас до несчастного происшествия с Один Молнией. Вы ведь знаете, где находилась министр Три Азимут, прежде чем получила свой нынешний пост?