Она не улыбнулась. А ему хотелось, чтобы она улыбнулась в ответ. Но она только положила книгу на стеклянный столик между двумя креслами – эту книгу, написанную автором по имени Одиннадцать Станок, он видел впервые. Император смерила его ровным взглядом прищуренных глаз. Между ее бровями появилась крохотная линия, которой раньше там не было. – Что ты хочешь мне рассказать? – спросила она. Он ожидал совсем другого вопроса. Этот означал, что ему придется выбирать самому. Он мог начать с Одиннадцать Лавра в саду, рассказать императору, что министерства войны и информации – или их части – сильно не любят друг друга. Но император, вероятно, уже знала об этом, к тому же этот рассказ повлечет за собой необходимость сообщить об угрозах в его адрес со стороны Одиннадцать Лавра и отношении к этому. Восемь Антидот не хотел начинать с такого – она бы решила, что он жалуется и просит ее урегулировать ситуацию, а он отнюдь не желал, чтобы Девятнадцать Тесло решала его проблемы. Он открыл рот, и из этого вышло: – Посол Махит Дзмаре находится на флагманском корабле яотлека Девять Гибискус. Девятнадцать Тесло цокнула языком. – Как же ты узнал об этом? – спросила она. – Ее привезла туда специальный уполномоченный министерства информации, – сказал он. Нельзя сказать, чтобы это было ответом на вопрос. Как выяснилось, быть шпионом очень непросто, когда приходит время делиться секретами, которые ты вызнал и очень, очень хотел бы оставить при себе. Но как минимум факт, что Дзмаре привезла агент министерства информации, казался сведением, которым он должен поделиться. – Конечно, привезла, – сказала Девятнадцать Тесло, и Восемь Антидот не сумел расшифровать выражение ее лица. Что бы на нем ни было написано, он твердо знал, что это не удивление. – А что еще ты знаешь про специального уполномоченного? На заседании по выработке стратегии в министерстве войны специальный уполномоченный никому не понравилась, но он сомневался, чье неприятие было настоящим, а чье объяснялось внутриминистерским соперничеством. Соперничеством между людьми, оставшимися от времени руководства Девять Тяги вроде Одиннадцать Лавра, замминистра по Пятой Ладони, контролировавшей вооружения и исследования, и людьми, пришедшими с Три Азимут или одновременно с ней, которые все еще знакомились со своими обязанностями и решали, под кем им лучше устроиться. А потому он ничего и не знал об уполномоченном, по-настоящему ничего. Кроме… – Капитан Флота Шестнадцать Мунрайз не доверяет ей, – сказал он. – Может быть, это происходит из-за Махит Дзмаре, а может, просто сама не доверяет. – Шестнадцать Мунрайз из Двадцать четвертого. Ты знал, мой маленький шпион, что она тоже была ученицей у Одиннадцать Лавра? Восемь Антидот отрицательно покачал головой. Конечно, у Одиннадцать Лавра были ученики и до него, и нет никаких оснований завидовать какому-нибудь взрослому капитану Флота на краю Вселенной. Но Восемь Антидот завидовал, его буквально корчило от зависти и было немного стыдно. Может быть, император сейчас считает его всего лишь учеником Одиннадцать Лавра? Хочет ли он, чтобы она так о нем думала? Даже при том, что Одиннадцать Лавр угрожал ему, вызвал сомнения в том, что Солнечные будут его защищать, заставил задуматься, доверяет ли Девятнадцать Тесло собственному министру войны? – Училась у него и была хорошей ученицей, – продолжила Девятнадцать Тесло. – Третья Ладонь, кажется, расстроилась, когда она ушла в командный состав. Скажи, как ты обнаружил неприязнь, о которой говорил, а потом я, пожалуй, отправлю тебя в постель. Приближается заход луны. Ты отправлял послания Флоту и получал что-нибудь от них? – Я не настолько предприимчив, – сказал Восемь Антидот, и ему понравилось, как при этих его словах в уголках глаза Девятнадцать Тесло образовались морщинки – она словно рассмеялась безмолвно и поощрительно. – У тебя еще все впереди. Давай дальше. Он попытался напомнить себе, что император сама отправила его в министерство войны и заранее знала, чем он там будет занят, что он не выдает ничьих тайн, кроме разве что тайн Шестнадцать Мунрайз – и, уж конечно, не выдает своих собственных. Но начать все равно было непросто. В том числе и потому, что Девятнадцать Тесло постучала раз пальцами по подлокотнику кресла – маленькое проявление нетерпения, которое вызвало у него желание извиниться за все, а потом злиться на нее за то, что она могла вызывать в нем такое побуждение. Несправедливо, что у него до сих пор детские эмоции, детская эндокринная система и симпатическая нервная система. О том, что дети реагируют на людей, облеченных властью, на весьма предсказуемый манер, он узнал от своих наставников. Вопиющая несправедливость. Наконец, он сказал: – Она отправила приоритетное сообщение от Флота напрямую министру Три Азимут. Быстрая доставка с обходом протокола гиперврат, касающегося почтовых сообщений, – думаю, его доставили курьером Флота. Полагаю, министр дал его прослушать всем Ладоням, их персоналу и мне. В этом сообщении капитан Флота указывает, что… то, что случилось два месяца назад… Он запнулся. Они об этом еще не говорили. Восемь Антидот не хотел, душа не лежала, проще было назвать это «то, что случилось» и забыть, а не говорить «когда мой предок сделал вас императором и умер в ходе прямой трансляции ради Тейкскалаана». – Та самая Махит Дзмаре была вовлечена в это, – продолжил он, – а теперь она находится на передовой, что, вероятно, совсем нехорошо. А еще министерство информации вовлечено в происходящее. – Ах, маленький шпион, – сказала Девятнадцать Тесло, – вижу, у тебя очень хорошо получается делать то, о чем я просила. Он не был уверен, что это комплимент. – Вы думаете, капитан Флота права? – спросил он. – С послом я виделся всего один раз, так что ничего сказать не могу. Девятнадцать Тесло помедлила. Восемь Антидот отметил, что впервые видит ее медлящей по-настоящему, а не предумышленно для усиления впечатления. – Буду с тобой абсолютно честной, – ответила она наконец. – Я еще не решила. Не уверена, что мои соображения на этот счет имеют такой же вес, как соображения Три Азимут. Если тебе предоставится шанс, попытайся выяснить. Нет, он должен ей сказать. Прямо сейчас. Или спросить ее, если не хочет передавать ей сказанное Одиннадцать Лавром в саду. По крайней мере, ему следует спросить. Не хочешь выдавать свои секреты – задавай вопросы. Полезное знание. – Ваше Великолепие, – очень осторожно начал он, пытаясь придать вопросу правильную форму, – вы не думаете, что министр Три Азимут может не соглашаться с вами? Император смотрела на него достаточно долго, чтобы успеть неторопливо моргнуть один раз. Он сделал глотательное движение. Во рту пересохло. Она спросила: – По поводу Махит Дзмаре или в целом? Она вела себя так, будто его вопрос имеет значение. Он попытался не чувствовать себя ни нервным, ни неблагодарным, но все равно ощутил и то и другое. Восемь Антидот сделал глубокий вдох и принял решение рассказать ей об инсинуациях Одиннадцать Лавра. Не о том, что тот угрожал ему. О том, что Одиннадцать Лавр угрожал министру Три Азимут, которая наверняка может за себя постоять. – В целом, – ответил он. – На заседании, когда мы прослушали запись, Одиннадцать Лавр продолжил говорить о прежнем министре войны, Девять Тяге. О том, как она ушла в отставку, и о том, что вы и новому министру можете не доверять. – Будто ему так уж это известно, – сказала Девятнадцать Тесло. Чувство вины неприятным комком поселилось в желудке Восемь Антидота. Одиннадцать Лавр был его учителем, а он делал то, что делал. Тем не менее он кивнул. Он не мог лгать. По крайней мере, после того как сказал правду. – В техническом саду министерства войны растут самые разные цветы, маленький шпион, – сказала ему император. – В первую очередь ядовитые. Вот что представляет собой оружие, Восемь Антидот. Ядовитый цветок. Опасен он или нет, зависит от того, кто держит его в руке. – Не понимаю, – сказал Восемь Антидот, и в голосе его слышалось не только чувство вины, но и смущение из-за того, что он не в состоянии уловить аллюзию. – Не понимаю, потому что не знаю, кто скрывается за ядовитым цветком. Девятнадцать Тесло рассмеялась, отчего он почувствовал себя еще хуже. – Все они, – сказала она. – Но иногда саду, чтобы оставаться здоровым, требуются сторонние прививки. Спроси об этом у своего наставника по биологии, если найдешь время в перерыве от выведывания, что думает Три Азимут о Махит Дзмаре. Такой сторонней прививкой не мог быть никто иной, кроме Три Азимут. Может быть, это означало, что Девятнадцать Тесло все же доверяет ей. Или считает, что та будет на своем месте во время войны, а это совсем не одно и то же. Он кивнул. – Я попытаюсь, – сказал Восемь Антидот. Он понял, что стал шпионом императора, прежде чем успел стать кем-то еще, кроме наследника императора. Остальное он мог додумать потом. Он вовсе не был глуп. Он читал разные стихи. Он найдет стих про ядовитые цветы и разберется в этом. * * * Когда голос смолк полностью – пораженный жарой скрежет, выжатый из попыток петь и удушающего воздуха без капли влаги, – она, Три Саргасс и инородец, которого они называли Второй, в отличие от его более высокого и спокойного товарища, которого они нарекли Первый, имели общий словарь из приблизительно двадцати слов. Большинство из них были существительными или чем-то, похожим на существительные. С существительными было легко. Можно было показать на предмет и назвать его, потом инородец называл его на своем языке. Так у них получился «энергетический пистолет» (или «оружие»), «ботинок», «вода», «песок» и то ли «цветок», то ли «рисунок», то ли «тень» в зависимости от того, понимал ли Второй и в какой степени, что такое репрезентативные предметы. Еще они узнали несколько глаголов, но все они были лишены точного смысла. Был глагол «пить», или Махит только надеялась, что речь идет о глаголе со значением «пить», потому что он мог значить также и «поглощать», «усваивать» или даже «выполнять какое-либо действие по команде». Второй использовал высокий и ворчливый звук, произнося это слово, когда хотел, чтобы она или Три Саргасс повторили то, что он говорит. Может быть «пить» означало как воду, так и концепции. «Принимать внутрь». Другие их глаголы тоже были весьма туманными: что-то вроде «летать», «приземлиться» или «пилотировать космический корабль». И что-то еще, вероятно, имевшее значение «остановиться». Впрочем, этот звук необязательно был глаголом. Может быть, он просто передавал отрицание – «нет», «ничто», «не это». Или угрозу: «не продолжай, или тебе будет плохо». Второй дважды угрожающе поднимал на них когти. Один раз, когда Три Саргасс подошла довольно близко к нему и протянула открытую ладонь – Махит подумала о яде, о контактном яде, обо всех способах, какими тейкскалаанцы могут проникнуть под кожу, – но в ответ увидела оскаленные зубы, услышала этот звук и почувствовала когти на своем горле, отчего отскочила назад, бледная, как стекло. Второй раз, когда один из солдат эскорта вышел из тени гобелена с водой для них, оба – Первый и Второй – произвели звук «нет» и сопроводили его резким криком, отчего солдат поперхнулся, уронил емкость с драгоценной водой, и она пролилась в песок. Махит, глядя, как исчезает в кремниевой пыли планеты Пелоа-2 темное пятно влаги, хотела было передать смысл слова «расточительность», но у нее и близко ничего не получилось. Инородцы тоже смотрели, как исчезает вода, но не реагировали на это каким-нибудь понятным для нее образом, за который можно было бы зацепиться эмоционально или лингвистически. Может быть, вся их планета представляла собой пустыню? Привычны ли они были к бесполезным тратам? Была ли у них вообще концепция «утраты»? Другая проблема состояла в том, что, насколько о том могли судить она или Три Саргасс, они изучали не язык. Они изучали пиджин. Ни одно из тех слов, которые они сумели выявить в разных контекстах, не существовало в виде каких-либо словоформ, изменений по высоте произнесения или по силе звучания. Ни один из глаголов не был связан с предметами, не имел времени и не ссылался на будущее, прошлое или прошедшее, не обозначал завершенное или незавершенное действие. Все они представляли собой некие сущности, никак не связанные со всем, что их окружало. Еще больше удручало то, что, как они ни старались, им так и не удалось установить, существует ли у инородцев концепция имен или вообще представление о собственном «я». Ни местоимений, ни именных знаков, ничего. Никакого «я». Махит с усталой иронией подумала: «А насколько широка тейкскалаанская концепция «вы»?» Вопрос, который она тысячу раз задавала в Городе, но задавать его здесь не имело никакого смысла. Если у этих инородцев и была какая-то концепция «вы», то совершенно расплывчатая. Но хуже всего было то, как Первый и Второй коммуницировали между собой: они явно коммуницировали, но при этом не использовали никаких звуков – ни слышимых вибраций, ни этих пиджин-слогов. Они коммуницировали беззвучно и в абсолютном понимании. Эти инородцы общались между собой совсем не на том языке, которому обучали теперь Три Саргасс и Махит Дзмаре. И каким бы ни был их язык, Махит дальше не в силах была его выносить. Она не могла производить звуков по-тейкскалаански, уже не говоря о том, чтобы петь; она чувствовала, что, если попытается еще раз, потеряет сознание. Даже если ей дадут напиться. <Держись>, – пробормотал Искандр. Категорическая инструкция, словно камень во рту, который она должна сосать, хотя в нем и нет влаги. Это дало ей достаточное присутствие духа, чтобы отвернуться от Второго – не поворачиваться к нему спиной, нет, ни в коем случае, эта мысль была атавистически кошмарной, – просто отвернуться, прикоснуться к плечу Три Саргасс и проскрежетать: – Нам нужно возвращаться. Тут слишком жарко. Я не могу думать, а раз не могу, то, значит, и не успею сообразить, как удержать их от мысли о том, что мы существа потрошимые – я знаю, слово неподходящее… Три Саргасс кивнула. Она одновременно раскраснелась и посерела и почему-то не потела в той мере, в какой была бы должна. Махит пыталась вспомнить симптомы начальной стадии теплового изнеможения, но сообразила, что неспособность их вспомнить является симптомом сама по себе. – У них тоже видок не ахти, – едва слышно проговорила Три Саргасс. Ее голос становился то громче, то тише, как на плохо настроенном радиоканале, и звучал так же хрипло, как голос Махит. – Эта планета не подходит ни для чего… кроме песка. – Мы не закончили, – сказала Махит. – Мы пока так ничего и не узнали. – Встреча не переговоры, если она единична, – сказала Три Саргасс, явно цитируя какой-то тейкскалаанский текст, незнакомый Махит. Идеальная цепочка из шестнадцати слогов с цезурой посредине. Может быть, из какого-нибудь руководства министерства информации. Какой-нибудь поэтизированный политический текст. – Да, – отозвалась она, – но мы должны убедить в этом их. Три Саргасс мрачно выпрямила плечи, соглашаясь с ней, снова повернулась ко Второму, у которого был изможденный вид. Предположительно. Сказать наверняка она не могла. На серо-белой пятнистой коже Второго не было видно ни притока крови, ни пота, ничто не позволяло сделать какие-либо заключения. Но Махит показалось, что его голова опустилась ниже на длиннющей кривой шее, и она не сомневалась, что его круглые, чуть подернутые пушком уши прижались к черепу, отражая внутреннее страдание. Годы ораторствования дали Три Саргасс некоторое естественное преимущество над Махит в умении сохранять громкость и высоту голоса, даже когда он приходил в полную негодность. Она пропела летать / пилот-корабль / земля и показала на себя, Махит, на свое сопровождение, совершила некий коллективный жест, словно собрала их всех в свою сложенную чашечкой ладонь, потом показала вверх. Пропела нет / стоп – Махит надеялась, что это нет / стоп, а не пошло все к черту. Потому что в таком случае ее могли понять, как мы никуда не уйдем отсюда и вы тоже. Второй очень-очень долгое и неподвижное мгновение рассматривал ее. Махит вспомнила, что некоторые животные заботливо осматривают жертву, прежде чем прыгнуть на нее, например, ящерицы, обитавшие в Городе, травоядные и огромные, косили глазами точно как Второй смотрел сейчас на Три Саргасс, а потом атаковали. Махит своими глазами никогда этого не видела, только на голографических записях; этих ящериц не было на землях при Дворце, а времени на исследования у нее не хватало, у нее почти ни на что не хватало времени. Сама идея о влажном воздухе в Жемчужине Мира казалась теперь невероятной, как и идея о месте, где ящерицы могут вырасти до таких размеров, питаясь только растениями. <У тебя мысли растекаются, Махит, – сказал Искандр. – В обморок не упади. Я, скорее всего, не смогу это предотвратить и абсолютно уверен, это будет непоправимой оплошностью с твоей стороны>. Она прикусила язык, намеренно и больно. Это помогло. Второй в конечном счете не атаковал и не сожрал Три Саргасс. Он пятился. Как и Первый. Они двигались в своем жутком и идеальном безмолвном согласии. – Быстро, – прохрипела Три Саргасс. – Голопроектор – запись, на которой мы улетаем, а потом возвращаемся. Махит вернула себе контроль над телом. Казалось, что ее руки где-то очень далеко от нее. Лучше бы сейчас была невропатия. Невропатия все же лучше, чем диссоциативное расстройство… <Нет, не лучше. Ставь уже эту долбаную голограмму>. Она включила запись. Два малых силуэта инородцев и два малых человеческих силуэта улетают с условной Пелоа-2 на свои корабли. Затем пауза, в течение которой планета совершает четверть оборота вокруг своей оси – Пелоа вращалась медленно, когда они вернутся, день еще не закончится, иссушающее солнце все еще будет здесь, – и изображение тех же возвращающихся инородцев и тех же людей. Пока шла голограмма, Махит наложила на нее визгливый крик победа-ура! Сделай так, и все мы будем в выигрыше. От этих звуков тошнота подступила к горлу. Воздействие противорвотного исчерпывалось, или ей стало плохо. Или и то и другое. <И то и другое. Но посмотри!>