Собственно, еще пока я это говорила, у меня в голове стал созревать лучший план в моей жизни. Быть дома мне все равно надоело, меня там все время воспитывают; а если я буду постоянно пинать Марселлу, может быть, ко времени экзамена из этого и будет какой-то толк – ничего более взаимовыгодного я пока не придумывала. А вопросы деликатности, как вы знаете, меня волнуют мало. Меня волнует, что эта идея не мне первой пришла в голову. Все равно у меня нет пока другой возможности поднять свой рейтинг в глазах змеищи. Хотя черт его знает, будет ли мне нужен этот рейтинг вообще. Кушетка п. Доктор, а я тут решила уйти из дома. П. Похвально. п. Вы серьезно, что ли? Я шучу. Я так, временно. П. Тем более. Знаете, я думаю, сейчас нам с вами нужно серьезно поговорить. п. К лянусь, это не я. П. (пропуская мимо ушей) Думаю, мы должны прекратить сотрудничество. п. Мммм. Так вот как это называлось. А что так вдруг? П. По-моему, мы с вами сделали все, что смогли. Если хотите, я могу порекомендовать вам другого специалиста, кого-то из своих коллег. п. ММММММ. Я правда это слышу? Вы правда думаете, что мы что-то сделали? Вы правда ищете повод сказать, что ничего не получается? П. Нет, на самом деле я закрываю практику в этом городе и уезжаю к детям. п. Слава тебе, господи, я не попала в филиал рая на земле. Доктор, я вас попрошу, можно? Если что, я по-прежнему хожу к вам. Ничего, конечно, не могу предложить вам взамен. П. Слушайте. Почему бы вам просто не сказать вашим родителям, что вы больше не хотите посещать терапию? п. Я несовершеннолетняя. П. А если бы вам уже было восемнадцать, сказали бы? п. Я вижу, к чему вы клоните. Не знаю. Давайте прекращать этот разговор, а не то я начну жалеть, что мы с вами расстаемся. … … … Эй, ребята, раз у меня нет доктора, я теперь могу ничего не писать! Пока-пока. (Шутка) Если, не дай бог, этот период моей жизни придется освещать в автобиографии, я напишу так: Мне было семнадцать, я жила в музее, ела траву на завтрак, обед и ужин и спала в пещере. Еще я рискую спиться на нервной почве, но это, я думаю, моим потомкам знать необязательно. Приятно разве что то, что море рядом. … Да, рядом море. Вы ничего не перепутали, я тоже ничего не перепутала. Марселлу возит в университет личный шофер, дорога занимает два с половиной часа, поэтому первые и вторые пары для нее как бы не существуют. Что до места, где мы отмечали ее день рождения – я приняла его за дом ошибочно. Это не дом. Упаси вас бог называть это «дом». Это, ммм, как же она сказала, «летняя гостевая квартира»? Интересно, а, например, специальная ноябрьская квартира у них есть? Наверное, нет, раз я сейчас еду не туда. По-моему, страшное упущение с их стороны. Собственно, мне было предложено ехать машиной вместе с Марселлой, когда ее будут забирать с лекций, но я не люблю ни машины, ни понты. Поэтому я купила билет на автобус, трясущийся ровно четыре часа по всем кривым и выбитым дорогам, которые можно найти в радиусе трехсот километров. У меня с собой гора книг по психологии (мне нужны новые умные формулировки, которые я буду выдавать за слова своего прежнего врача) и зимнее пальто. Больше почти ничего нет, потому что ничего не поместилось. Понятия не имею, кстати, как ведет себя море в ноябре, а в декабре тем более. Что там вообще можно делать зимой, выковыривать чаек изо льда? Или песок из снега? Когда-то я уже ездила именно к этому морю, но то было лето, и ничего хорошего не получилось – по дороге меня просквозило, разболелось ухо, и я ныла всю поездку. Никто, конечно, не верил, что это просто ухо. И даже если бы это было ухо, оно бы болело исключительно вследствие психологических проблем. Интересно, каких. (Мне было восемь лет, и лень придумывать.) Поскольку лишенные логики решения обычно приводят к лишенным логики последствиям, я оказалась в одном автобусе с членами секты «Царство Божье на земле». (Это не сарказм, а название секты. Я его не придумала. Оно на этих людях написано.) Если у меня и есть в жизни слабости, то это страх перед большими количествами невменяемых. Поэтому я саботирую групповую терапию, если мне доводится на нее попасть, а мое лежание в психиатрической клинике ограничилось двумя неделями только потому, что родители поняли – насмотрелась. Чуть ли не единственный раз, когда они пошли на поводу не у своей целительной интуиции, а у жалости ко мне. Я честно старалась вести себя хорошо и пить таблетки, потому что опять туда не хотела. Теперь пытаюсь правдоподобно спать, чтобы меня оставили в покое, но эта толпа, состоящая наполовину из старушек, а наполовину из мужчин неопределенного возраста в рубашках и при галстуках, несет свет очень громко. Кажется, я старею – раньше надо было просто свистнуть бейджик у просветленного и повернуть бумажку вниз. А сейчас я так усердно сплю, что гарантировала себе крепатуру лицевых мышц. – Наконец-то, – говорит Марселла довольно, – я смогу поспать наверху. (У нее в комнате двухъярусная кровать. И да, она единственный ребенок в семье.) – Да мне без разницы, – говорю я, – я на верхних полках только спать не люблю, а тут потолок далеко, могу и сверху, спи где спала… – Нет, – говорит она серьезно, – я никогда еще не спала на втором этаже, а теперь могу. – Извини, а раньше тебе что мешало? Твоя же кровать. Этот вопрос оставляет ее в такой глубокой задумчивости, что я молча ставлю сумку в шкаф и иду бродить по дому. Меня не обманули, вид на море здесь есть. И само море есть. Все, что здесь не принадлежит Марселле (читай: все, кроме детской), – белого цвета. Альтернатива жизни в детской – жизнь в больничной палате. Ну да, дорогой палате, с роялем, с книжными полками. Книжки, естественно, бестолково подобранные и не имеющие практического пользования. Руки бы поотрывала. Не очень хорошо, наверное, будет дальше загружать Марс моими внутренними противоречиями, поэтому я нахожу стол, достаю бумагу и ручку и начинаю писать – я как раз хотела этого с самого утра. Письмо в редакцию Уважаемая редакция! Вы, наверное, думаете, что письма в редакцию пишут только идиоты. Отчасти это так – у меня, например, даже есть справка. Еще одно распространенное мнение – рыбак рыбака видит издалека. Я, во всяком случае, насчитала в вашей газете, как минимум, одну идиотку. Она считает себя настолько просвещенной и прекрасной, что позволяет себе следующие высказывания: 1) Джаггер вроде бы и пел, и танцевал, но все это было уже не то. Вокалист явно чего-то недодал публике в этот вечер. 2) Оркестровки произведений группы были рассчитаны на эстетов, напоминая партитуры Баха и Бетховена. 3) Дирижер ничего особенного из себя не представлял. Первое, что мне непонятно – почему статья не состоит из этих трех предложений? Я насчитала в ней пять абзацев, заполненных бессмысленными «великий», «долгожданный», «впервые с концертом». Если ваше мнение о мероприятии сводится к тому, что вы эстет, вокалист недодал, а дирижер не представлял, вы виртуозно дали это понять указанными тремя фразами. Не нужно умножать сущность без необходимости. Второе. Прекрасно, что вам известны слова «партитура», фамилии Бах и Бетховен. В следующий раз, когда будете строить ассоциативный ряд со словом «симфонический» (оно, видимо, настолько поразило вас, что вы решили вывалить на нас все, что связано с ним в вашей душе), вы могли бы когда-никогда упоминать и другие фамилии – запомните, для начала, например, «Берлиоз». Думаю, это будет нетрудно сделать – она тоже начинается на букву Б. Третье. Бессовестный идиот, вы правда думаете, что ваша оперативная память способна на обработку первого в истории концерта «Роллинг Стоунз» у нас в столице? И вы имеете право говорить Мику Джаггеру что-то кроме «спасибо, господин»? Убейте себя об стену, и немедленно. Надо сказать, что приведенное выше письмо не отражает и десятой доли моего праведного гнева – дело в том, что я начинала писать его три раза, и к тому времени, как меня окончательно достали мои кривые руки и я перебралась за компьютер, возмущение как-то само собой сдулось. Кстати, если вы думаете, что проще было бы повесить то же самое на сайте уважаемой газеты, вы неправы – таких троллей, как я, там пруд пруди. Сразу же стали бы горой и за уважаемую газету, и за уважаемого журналиста. (Я лично подозреваю, что комментарии на форуме они вообще пишут себе сами. Может быть, у них даже есть специально оплачиваемые люди, которые сочиняют реплики за «Красотку13», «Доктора» и «Несогласного». Может, это даже один и тот же человек. Клевая работа. Стоит перестать выполнять ее бесплатно.) Допускаю, что в ответ мне предложат побольше интенсивной терапии – между прочим, не помешает. У меня давно уже не было никакой терапии. Во-первых, мне лень, а во-вторых, и в-главных, она не помогает. А та, что помогает хоть чуть-чуть, пожалуй, еще хуже – очень хорошо дает почувствовать разницу между идеальной жизнью из книг по самопомощи и нормальной, настоящей жизнью, которой стоит жить. В пятнадцать лет я где-то полгода занималась самогипнозом – вы помните, что я его не люблю. Это были самые счастливые полгода в моей жизни, потому что эта адская методика почти сразу приносит плоды, особенно если пациент в принципе уже знает, как с самим собой работать. Я, естественно, знала. У меня получилось отпустить происходящее, я нашла несколько идиотских давних проблем у себя в голове, я стала полагаться на интуицию – если хотите, вы можете попробовать, какое-то время это действительно похоже на магию, действительно чувствуешь себя сверхчеловеком, которому вселенная чем-то обязана лично и поэтому подсовывает самые вкусные кусочки. А вот потом происходит самое странное. Вам продолжает везти, интуиция по-прежнему вам помогает, но все начинает рушиться. Поскольку вас учат признавать уныние и плохое настроение одной из частей лечения, и вообще абсолютно нормальной повседневной вещью, которую нужно заметить и отпустить, вы далеко не сразу заметите, что все пропало. Что дело было не в плохой расстановке планет или естественных взлетах и падениях, или как еще там это красиво называется, а в том, что магия исчезла. Дальше стараться бесполезно. Бесполезно убеждать себя, что это пройдет, потому что больше такая терапия на вас никогда не подействует. До нее ваше подсознание думало, что у вас все плохо оттого, что вас никто не любит, вы некрасивый, нежеланный и бла-бла-бла. После нее ваше подсознание вообще не знает, что ему думать – оно искренне верит, что вы умный и прекрасный, но лучше от этого ничего не становится. Как будто вы приехали домой после долгого путешествия, вам там целый день все были рады, а потом внезапно, ни с того ни с сего, вы на следующий день стали во всем виноваты и всем надоели. Хотя само путешествие, определенно, было прекрасным; хотя вы остались прекрасным, хотя вы на самом деле верите, что вселенная вас любит – и как там дальше по книжке. И почему же меня, такого хорошего и любимого, по-прежнему возит мордой по асфальту? Интересно, правда? Список литературы, который змея приготовила Марселлиному курсу, лично меня в ужас не повергает – я все это читала еще в школе. Тем не менее там почти шестьдесят книг, а мы пока, как идиоты, топчемся на «Красном и черном». Это любимая змеищина книга, поэтому мимо пройти мы просто не можем. Контрольные задания по ней Марселле попались сразу же после нашей поездки, а я в это время плотно общалась с фарфоровым другом, мне пришлось непедагогично пересказать ей краткое содержание фильма. Но, во-первых, больше одного раза по теории вероятности такое не прокатывает, а во-вторых, это как-то слишком просто и не дает возможности почувствовать себя повелителем мира. Я отложила на время «Красное и черное» и попыталась понять, что вообще Марселла осознает из змеиных лекций. (А, черт, я скучаю по университету. Когда у меня нет практики, я медленно соображаю и привожу бестолковые примеры.) – И что там дальше с вашим Копперфилдом было? – говорю я, почти удивившись тому, что Марселла в состоянии пересказать конспект. – Не знаю. – Тебя не было, что ли? – Н-нет, она разозлилась. – Охотно верю. А из-за чего разозлилась? – Ну, мы не знали, сколько ему лет. – Кому, Дэвиду? – Ну да, она сказала, что там это написано, а мы д-дебилы и страна неизвестно зачем пытается сделать из нас людей, а лучше бы вместо этого тестировала на нас продукты вместо ж-животных. – Ммм, – говорю я, – у нас Диккенса, естественно, еще не было, но старшие курсы доносили, что она любит брать на понт. – З-зачем? – Слушай, ты правда заикаешься или прикалываешься? Не было же этого десять минут назад. О нет, хватит, я поняла по твоей букве П, что все серьезно, можешь больше не повторять. Затем. Затем, чтобы вам хватило нахальства сказать ей, что вы не помните или, что будет точнее, – что там такого не было. – Так, а как я с-с-скажу ей, что там такого не было, если я не знаю, было там т-т-такое или нет? – Хороший вопрос, – говорю я, – люблю, когда люди сами отвечают на свои вопросы. И тут внезапно меня берет такая злоба – за все сразу, за то, что у меня ничего не получается, за то, что… короче говоря, за ВСЕ то, что у меня не получается, и я спрашиваю: