– Не нужен мне никакой торт, – говорит Марселла зло. – А что нужно, мама под боком? – Тем более не нужна. И хватит п-п-п-п-рятаться за диваном, давай лучше есть. – Я не прячусь, я медитирую, – говорю я, – но есть – тоже хорошая идея. – Будешь слушать аудиокниги, когда я уеду, – говорю я. – А куда ты уедешь? – В Гонолулу. – В ближайшее время ты никуда не поедешь, – говорит Марселла, которая, если ей что-то надо, моментально излечивается от заикания. – Даже до троллейбусной остановки не дойдешь. – Спорим, дойду? Это будет даже прикольно. У меня будут самые накачанные ноги в мире. – А я что буду делать? – То же, что обычно делаешь, когда дома никого нет. Сидеть и плакать, роняя слезы на розовый дневничок. – Как будто ты делаешь не то же самое, – обижается Марселла. – Я? То же самое. Только у меня больше веселых функций, кроме плача. Один из наиболее действенных способов борьбы с депрессией – учиться идентифицировать депрессивные мысли, но не подавлять их. Главное – просто признать, что мысль типа «меня никто не любит», «я никому не нужен» и т. п. является депрессивной, деструктивной и не имеет отношения к действительности. Понаблюдайте за своими мыслями в течение недели, стараясь идентифицировать депрессивные идеи и настроения. Не пытайтесь подавить или изменить их – рано или поздно вы перестанете воспринимать их как правдивые. Депрессивная. Депрессивная. И эта депрессивная. Хотя, впрочем, я все рав… ДЕПРЕССИВНАЯ, ОЧЕНЬ ДЕПРЕССИВНАЯ. Еще депрессивнее. (продолжительность эксперимента: 3 минуты 48 секунд) Если вам кажется, что вы не чувствуете биение жизни, сконцентрируйтесь на своем дыхании и мысленно называйте предметы, которые видите перед собой. Это поможет установить и укрепить вашу связь с реальностью. Потолок. Пальцы ног. Противоположная стена. Стена слева. Стена справа. Что теперь, начинать считать полоски на обоях? Следующие высказывания помогут вам… Ой, нет, спасибо, «я добрая, я красивая, я нужна вселенной» – это детский сад. Нет, если и есть какая-то доля правды в советах по борьбе с депрессией (черт, это прямо как борьба с организованной преступностью), то это вот что – спихни себя с дивана и делай что-нибудь. Даже если это будет распиливание ножки стола на восемь частей. Из людей с депрессией, если верить книгам, можно создавать десанты уборщиков: они будут методично и мрачно драить пространство вокруг себя, потому что если порядок не наводится внутри, то пусть будет хотя бы снаружи. У меня все получается наоборот – я могу часами с отвращением смотреть на какие-нибудь две бумажки, если мне действительно плохо. А еще не знаю, как у вас, а у нас тут близится Новый год. Снега по-прежнему чуть больше, чем нужно гиганту семидесятиметрового роста; дорожку в супермаркет мы протоптали, елки нет, Райдера нет. Сигнала телефонного большую часть времени тоже нет. Это, наверное, неплохо – в Интернете на тебя не нападают с криками «на что ты тратишь свою молодую жизнь». Хотя, по-моему, родители успокоились. Или затаились, не знаю. Если бы не разговор с Райдером по поводу агента, я бы вообще на их счет не нервничала. Но это-то, как всегда, и подозрительно. – Где-то в кладовке есть искусственная елка, – сообщает Марселла задумчиво. – Да фиг с ней, с елкой, – говорю я, – нарежем снежинок из бумаги. Хотя снега вон, на улице предостаточно. – Я не умею вырезать снежинки. – О боже, – говорю я, – возьми вон там ноутбук, в нем есть Интернет, он тебе поможет. – А ты умеешь? – А что тут, интересно, уметь? (В последний раз я это делала лет десять назад. Причем даже, наверное, не конкретно это, а просто что-то связанное с ножницами и бумагой. Потом меня на всякий случай оградили от клея и ножниц – спасибо, что хоть бумага осталась.) А, черт, кривые мои руки. Ножницы – это же гораздо хуже ручки. Я смотрю на вполне себе приличную искусственную елку (правда, мы еще не решили, куда ее приткнуть – слишком много места иногда такая же проблема, как и слишком мало), которую мы облепили фантиками от конфет. Елка имени Сахарного диабета. Спасибо, что это не упаковки от таблеток, говорю я себе. Блин, вообще, хватит этой медикаментозной бравады, я уже сама устала напоминать, какой я опытный в приеме лекарств человек. Как будто мне за это могут дать медаль. Мда, елка, прости, но загадывать желания я под тобой не буду, это нервирует и совершенно бесполезно. Я знаю, что в этом году у меня внутри хоть что-то разжалось, но этого мало, этого адски мало по сравнению с тем, насколько сильная надежда иногда посещает меня в конце декабря и насколько бессовестно она меня обманывает. С другой стороны… Таблеток (клянусь, это последнее упоминание слова «таблетки» в этом году) у меня больше нет. Доктор (хоть я его и не убила собственноручно) оставил меня в покое. Ладно, док, вы были не так уж плохи, мне придется это признать. Университет кончился, не начавшись, и я только сейчас понимаю, какой это был для меня груз. Нет, понимаете, абстрактные мечтания на тему интересных лекций, когда ты сидишь дома – это одно (читай: «это эскапизм»), а конкретная необходимость постоянно держать себя в форме и ничего хотя бы чисто с информационной точки зрения не получать взамен – это, соответственно, другое. Как хорошо, что я больше туда не пойду. По крайней мере, пока. В общем, да, идея предыдущих тезисов в том, что мне почти что грех жаловаться. Надо оформить это в жизнеутверждающее эссе и опубликовать где-нибудь под названием «Размышления у новогодней елки». Кстати, насчет публикации – хотелось бы знать, где все-таки чертов Райдер. – Я м-могу тебе сказать, – говорит Марселла застенчиво, – но ты будешь ругаться. (Нет, она не читает мои мысли. Я хотела придать этой сцене больший драматический эффект.) – Ну, намекни хотя бы, – мрачно говорю я. – Ну, мм, м-м-моя городская квартира. – Блин, это действительно интересно. А главное, что интересно – это как это получилось. И почему я об этом до сих пор не знаю, если человек, мать его, уже неделю не берет трубку, а на дворе, мать его, природный катаклизм. В итоге, что он там делает? – С-с-снимает. – Квартиру? Блин, да перестань свистеть. – Квартиру. – А зачем он тогда свою продал? – Не знаю, – осторожничает Марселла, и вид у нее такой, как будто она сейчас сообщит, что на Марсе нашли жизнь. Какой прелестный каламбур. Ее саму явно нашли на Марсе. – Не знаю, зачем продал, это т-т-тебе виднее, но просто когда мама уехала, он мне н-н-написал и спросил, нельзя ли ее снимать. Я д-д-даже не знаю, откуда он знает про квартиру. – Да, действительно, совершенно неочевидно, что он знает про нее от меня. – Не кричи, мне вообще-то нужны были деньги, потому что м-м-мама уже какое-то время ничего не присылает. Еще в прошлой п-п-поездке было мало денег. Я думаю, – Марселла внезапно начинает говорить очень зло, – что это все ее чертов новый любовник. – Любовник не любовник, а картина такая интересная, что мне хочется начать материться. Я тут живу, оказывается, на деньги человека, которому проще снимать квартиру, чем продолжать жить в собственной, но в одном доме со мной. – П-п-перестань, – говорит Марселла печально. – Ты валишь все в кучу.