— Я готов изложить свою версию событий и все, что знаю, канцлер, — не растерялся Рик. — И вы прекрасно понимаете, о чем идет речь. Вопрос в другом. Готовы ли вы и все сидящие здесь услышать их, а не пропустить мимо ушей. — Хм, — сказал Като. — Кое-что мы и вправду уже слышали, когда вы гостили у нас. Мы бы с удовольствием пообщались с вами еще, но у вас есть одна неприятная привычка — сбегать всякий раз, как выпадает такая возможность. Париж довольно ухмыльнулся. — У каждого свои недостатки, канцлер, — хмыкнул Рик. — Но вот я перед вами, сижу в наручниках, весь в вашей власти. Принимайте решение. — Думаю, в этом совершенно нет необходимости… — начал было Париж, однако Като вновь перебил его: — Прошу прощения, господин Председатель, но дело слишком серьезное, чтобы игнорировать детали. Предлагаю выслушать Рика Омикрона, а уж затем принять решение. Члены Правительства растерянно переводили взгляды с Като на Парижа и обратно. — Хорошо, — выдавил Париж. — Говорите, Рик Омикрон, — кивнул Като. Рик откашлялся. Он не торопился. Когда смерть близко, начинаешь ценить каждую секунду. Он не стал повторять то, что уже было однажды произнесено Парижем — ту часть путешествий, касавшуюся бегства из Коммуны и нахождения в Эпсилоне. Он начал с посещения Звездного зала, с тех истин и знаний, которые обрел. Он говорил, вспоминая по ходу рассказа все подробности, а голос его делался все увереннее и четче, ровный и громкий, такой голос услышит каждый находящийся в этом зале человек, будь он даже в самом дальнем углу. Рик рассказал о плане Спанидиса, о выборе между программами «Гея» и «Уран», о запуске цитадели. Рик упомянул о своих скитаниях по заброшенной земле, о могильнике на месте одной разрушенной цитадели, о монастыре мауситов и остатках человеческих колоний, связанных между собой каналами. О первой своей стычке с больными безумием людьми. Рик поведал про дорогу в Атлантис, свои приключения внутри города-машины, столкновение с кланом фордов, скитания по подземным туннелям и бегство от чудовищных насекомых. Зрители услышали о дивизионе Василевса, его попытках сколотить государство из разрозненных племен, о трансформации сегментов, стычках с безумцами и походе к цитадели. Рик говорил, позабыв о времени, перечисляя каждый эпизод из своего долгого путешествия домой, пока не остановился на Наднебесной. — Думаю, достаточно, — сказал канцлер. — Я хочу добавить еще кое-что, — голос Рика сел, непривычный к долгому напряжению. — Наблюдатели из центра никогда бы не причинили человечеству вред. Все, что делается по плану Спанидиса, направлено на сохранение людей как вида. — Ты уверен в этом? — спросил Като. — Да, — твердо сказал Рик. — Потому что его отец состоял в ордене! — выпалил Париж, кипя ненавистью. — Я ничего не знал об этом! — зарычал Рик. — Довольно, — оборвал канцлер. По залу впервые пробежал неуверенный, приглушенный ропот. Публика начала понимать, что происходит что-то, выходящее за рамки плана Правительства. — Париж прав только в одном, — произнес Рик. — Наступил действительно важный момент. Программа «Иерихон» близка к завершению. Все, что требуется от нас, это терпение. Нам нужно дождаться конца. Париж вцепился в бортик трибуны так сильно, что побелели костяшки пальцев. Его лицо раскраснелось, залоснилось от пота, глаза метали молнии. — Это безумие! — заорал он, теряя над собой контроль. Като заговорил, но Парижа это уже не останавливало. — Чистое сумасшествие! Посмотрите на него! Неужели вы не видите? Это же чудовище, он не человек. Его зрачки, они желтые, как у демона! У нормальных людей не бывает таких глаз! Он ведет наш род к гибели! Ему нельзя верить, ни в коем случае! Ни единому слову! — Председатель! — Вонг вскочил со своего места. — Успокойтесь. Париж тяжело дышал, у него было лицо человека, с трудом понимающего, где он находится. Потом Париж сморгнул, перевел дух и сказал: — Я совершенно спокоен, наместник. Скажи, Омикрон, что произойдет после завершения программы? Все посмотрели на Рика. — Мне неизвестно, — признался он. — Вот! — всплеснул руками Париж. — Он говорит нам ждать, но чего? Своей смерти? Кто даст гарантию, что запущенная программа — не машина Судного дня? Ну? Видите! Вот в чем проблема: никто ничего не знает, даже он сам, мы словно скотина в загоне, не понимаем, какая участь нам уготована хозяевами. Разве можно сидеть сложа руки в подобных обстоятельствах? Я говорю вам — нет. Нужно действовать. Нужно ликвидировать источник угрозы. Мало того, что он забрал у нас детей, а молодое поколение превратил в каких-то оборотней с желтыми глазами, так он сеет среди народа безумие, от которого нет спасения. Като заерзал в кресле. Вонг продолжал стоять, с укоризной поглядывая на Парижа. Остальные члены Правительства сидели словно парализованные. — Вы хотите знать, что происходит? — спросил Рик. — Откройте глаза пошире. — Что? — не понял Париж. — Посмотрите вокруг. На потолок, на стены. Что вы видите? Париж непонимающе проследил за указующим жестом, но его взгляд не задержался на окружающем пространстве и секунды, снова вернувшись к Рику. — Вы не видите ничего, — заключил Рик. — А Пространство говорит с нами. Каждая панель имеет узоры и изгибы, которые складываются в знаки древних. И эти знаки объясняют нам все. Нужно только уметь их понимать. — Что за бред ты несешь? — спросил Париж. Рик покачал головой. — Слепцы. Вы могли бы исследовать пространство, — сказал он. — Вы имеете все технические возможности: компьютеры, архив, библиотеку. Но вам даже это сложно сделать. Все, что вы умеете, это разглагольствовать об опасности и врагах, посиживая на заднице и попивая коктейли! — Ты умеешь читать знаки? — спросил Като, предупреждая новую вспышку со стороны Парижа. — Что они говорят? Рик взглянул на потолок и ответил: — Прямо сейчас между вершинами башен сформировано толстое кольцо, внутри которого строится нечто… овальное. — Он издевается над нами, — усмехнулся Париж. — Неужели вы верите ему? — Дайте картинку с внешних камер наблюдения, — сказал Рик, — и сами все увидите. Все переглянулись. Париж скривился, но подал знак секретарю. Повисло тяжелое молчание. Так противники выжидают в разных углах арены, прежде чем кинуться друг на друга в последней схватке и завершить начатый спор кровавой точкой. Лицо Рика на экране исчезло, несколько мгновений над залом висел черный квадрат. Вскоре стало ясно, что он не черный, а иссиня-лиловый, с россыпью блесток, и эти сверкающие точки — звезды. Из-за края экрана показалось что-то закругленное и серебристое, ослепительно яркое в свете солнца. Серебристый предмет медленно выплывал, открывая новые подробности. Вскоре стало ясно, что это часть соединительного туннеля — внутреннего, самого близкого к центру. Тут же по краям экрана показались дополнительные туннели и край обшивки Термополиса. Туннели заметно уплотнились — похоже, их монтаж продолжался, чтобы придать гигантскому колесу стабильность. Сама башня напоминала наконечник копья, вонзенного в черноту неба. Его верхушка, соединенная внутренним туннелем, упиралась в нечто круглое и голубое — в нечто, похожее на огромный клок пуха, с миллионами нитей, торчащих из центра. За пушистым шаром угадывались две другие башни, развернутые верхушками к зрителю. Между ними тоже поблескивали нитки тоннелей, уходившие за пределы видимости. Нетрудно было догадаться, что по левую и правую стороны экрана находятся еще две башни. Кроме тоннелей, несоизмеримо тонких с этого расстояния, самые верхние части башен соединяло внутреннее кольцо. Толщиной оно могло бы достигать до сотни метров в поперечнике. Пушиситый голубой шар, словно драгоценный камень, был закован в эту мощную оправу. Шар мерцал. Медленно, меняя окраску от белоснежного до бирюзового. Казалось, по кончикам ворсинок прыгают электрические разряды или что-то похожее на них: кратковременные вспышки, словно отражения солнца. — Думаю, хватит, — сказал канцлер. Экран потух, но еще долго никто не решался произнести ни слова. — Что это? — спросил Париж у Рика. — Ничего подобного я никогда раньше не видел, — признался Рик. — И знаю не больше вашего. Париж поджал губы. Вонг, давно опустившийся в кресло, подал голос: — Поставим вопрос по-другому. Как ты думаешь, Рик, что это? Рик поразмыслил и сказал: — Это напоминает кокон, в какой заворачиваются насекомые перед зимовкой или превращением в… имаго. Это похоже на пух от дерева, какой разносится по полям, чтобы унести с собой семя и попасть в благодатную почву. Это слишком знакомо и универсально, чтобы можно было точно определить его природу. — Вздор, — сказал Париж. — Оно может быть опасно. Нам неизвестно, что там, внутри. Вдруг там враждебная форма жизни? Вопрос влетел в зал и принялся плавать там, как клубы дыма от костра. — Возможны разные варианты, — осторожно предположил Вонг. — А вы как думаете, господин канцлер? Като насупился, оглаживая подбородок. — Возможно все, — выдал он. — Нужно учитывать все сценарии и быть готовыми. Париж согласно закивал. — Именно, господин канцлер. Когда мы завершим стабилизацию цитаделей, следует предпринять туда экспедицию, хорошо вооруженную, чтобы… — «Мы завершим»? — переспросил Като, удивленно вскинув брови. — Вы действительно полагаете, что контролируете процесс трансформации? — В этом нет сомнений, — засмеялся Париж. — Мы же говорили с вами накануне… — О чем? — Ну, — протянул Париж, усиленно гримасничая. — Как раз об этом. Разве вы не помните? Мы же обсуждали этот вопрос и пришли к пониманию… — Я ничего такого не помню, — категорично покачал головой канцлер. — Вы помните что-нибудь подобное, Вонг? Сановник тоже покачал головой: — Я бы обязательно подтвердил, но, увы, нет. — Вероятно, вы заблуждаетесь, господин Председатель. Повисала пауза. Париж с отрытым ртом уставился на Като. Тот — на Парижа. Казалось, глухой пытается говорить с немым. Като первым нарушил молчание. — Рик Омикрон заявил, что стыковка башен-кораблей в единый комплекс — часть автоматической программы «Иерихон». — Но вы же не хотите сказать, что верите ему? Это глупость, — неуверенно захихикал Париж.