…В этом году папе не удалось отвертеться от первомайской демонстрации. – Значит, пойдем все вместе, – авторитарно решил на семейном совете папа и записал туда же маму, работали же они на одном предприятии, список был общий, и велел готовиться и Лиде. В школе выяснилось, что та же участь ожидает и Витька. Ира напросилась вместе с ними, вроде бы она и доверяла Лиде, но – доверяй, но проверяй – оставить его на целый день без присмотра не решилась. 1 мая в несусветную рань народ стягивался к заводоуправлению ЛЛМЗ. В шесть часов выдвинулись дружными колоннами. Весна в этом году была теплая, но в такое раннее утро, конечно, еще веяла «с поля ночная прохлада», поэтому мужики, а у каждого с собой было, не стеснялись прикладываться к родимой, чтобы не замерзнуть, да и многие женщины тоже не отставали. Детям – чай из термоса. На грузовиках – транспаранты, флаги, бумажные цветы и совсем малые дети под присмотром родителей. На Волгоградском проспекте заводская колонна слилась с колоннами от других предприятий района и получилась полноводная река уже веселых трудящихся Люблинского района. На Красной площади шли, выворачивая шею направо, на Мавзолей, пытаясь получше разглядеть советских вождей, чтобы потом хвалиться тем, кто не был на демонстрации: «А я самого Брежнева видел! Вот как от нас дотуда». Возвращались домой уставшие, «без ног», но почему-то счастливые. А милиция в такие дни пьяненьких не трогала, видимо, было негласное указание не огорчать первомайского веселья… После праздников Алексей позвонил Лиде домой и сказал, что ему нужна еще одна встреча с ней, что на этой встрече будет присутствовать один человек, для которого он и просит повторить ее рассказ. – Партия сказала «надо», комсомол ответил «есть», – сказала Лида. На этот раз встреча состоялась не у Константина, а у Алексея. Хотя, может быть, это была конспиративная квартира, Лида не поняла. Но Алексей встретил ее как хозяин, радушно повел на показавшуюся Лиде огромной, метров десять, кухню, где у окна, на фоне весеннего заката, сидел молодой мужчина, да нет, парень, которому не было еще и тридцати, увидев которого Лида зажмурилась и заморгала, словно прогоняя видение. – Здравствуйте, Лида. Меня зовут Владимир, – сказал парень, поднимаясь. – Но мне сказали, что вы это и без меня знаете. Лида в панике обернулась на Алексея. – Да, я именно его имел в виду, когда просил тебя рассказать о твоей жизни еще одному человеку. Эй, хорош, приди уже в себя! – В конце концов, сейчас 1979-й, и я только курсант Высшей школы КГБ, в Москве прохожу шестимесячную переподготовку, – улыбнулся старший лейтенант Путин. – Чего вы так напугались? Я же не кусаюсь и не собираюсь кусаться, если – когда! – стану президентом. И Лида повторила свой рассказ. – Ну вот, – сказала Лида, заканчивая, – меня тяготило, что вроде бы и имею такой инструмент в руках – знание о будущем, но абсолютно не понимаю, как его применить на практике, чтобы не загреметь в психушку. Надеюсь, что мои мемуары помогут, а еще больше надеюсь, что Константин и Виктор помогут больше и профессиональнее. И в конце, достав свой журналистский блокнот, спросила: – Владимир Владимирович, а можно я у вас интервью возьму? Вы представляете, что это будет за бомба в 2020 году, когда мы вернемся назад в будущее… – Назад в будущее? Хорошее название для кинофильма. – А такой фильм будет в восьмидесятых, американский, три серии. Так я про интервью – представляю анонсы перед публикацией: «Журналист-пенсионер нашла на антресолях старые записи. Узнайте, разошлись ли взгляды „еще-не-президента“ в 1979 году на будущее страны с действительностью 2020 года?» – Лида, у вас получается какой-то американский заголовок – сенсация, тайна, обещание раскрытия секретов. – Но именно так и будут выглядеть русские заголовки газетных статей и телевизионные анонсы в то время. Пожалуйста, соглашайтесь! Всего несколько вопросов. И хотя Лида совершенно не готовилась к этому неожиданному интервью, прошло оно очень неплохо. «Жаль только, почитать это интервью могут всего несколько человек, посвященных в тайну. И интересно, разрешат ли мне его действительно оставить себе на память». А пока блокнот у нее Алексей изъял, объяснил, что отдаст, когда получит разрешение руководства… Лида подошла к метро «Колхозная», бывшая «Сухаревская», вернее, наоборот, это «Колхозная» – бывшая; короче, запутаешься в этих временах! Эти переименованные станции: «Площадь Ногина», которая потом стала «Китай-городом», «Кировская» – «Чистые пруды», «Дзержинская» – «Лубянка», «Лермонтовская» – «Красные ворота» и непонятно зачем переименованная «Щербаковская» в «Алексеевскую» – пару раз подводили Лиду, приходилось выворачиваться, объясняя, почему она назвала «Проспект Маркса» «Охотным рядом». Тут ей в помощь пришел фильм «Москва слезам не верит», где героиня Ирины Муравьевой читает книгу в метро, а у нее за спиной проплывает название станции «Охотный ряд». Около метро Лида еще раз тщательно обшарила все карманы – нет, кроме того пятачка, который она потратила на метро сюда, ничего больше не появилось. Ну ничего, со всеми бывает. Придется пользоваться методом, к которому она однажды вынуждена была прибегнуть, когда оказалась в такой же ситуации. Она встала недалеко от телефонной будки перед входом в метро и стала просить у прохожих две копейки «позвонить». Не все откликались, бывало, что и пробегали мимо, бросая осуждающие взгляды. Но трое сердобольных ссудили-таки ее шестью копейками. Лида разменяла деньги в кассе и получила пятачок одной монетой, и даже еще сдача осталась, целая копейка. Было уже довольно поздно, и в метро уже началась уборка. Никаких поломоечных машин в метро не было, уборщица разбрасывала по платформе мокрые опилки, а потом гоняла их по полу длинной-предлинной шваброй – и мусор собирала, и пол увлажняла. В сером вагоне ни одной рекламы, единственные цветные пятна – схема метро, Лида уже с этим смирилась, а сначала не хватало привычной красочности. Она ехала домой и пыталась вспомнить, что в это время можно купить на ее сдачу, одну копейку. И перечень оказался на удивление длинным: стакан газировки без сиропа в уличном автомате, коробок спичек, газету «Пионерская правда», кусок хлеба в школьной столовой, таблетки от кашля, ластик, или простой карандаш, или кусок мела, перочистку для чернильных перьевых ручек, почтовый конверт без марки или почтовую марку, два медиатора для игры на гитаре: это Витька рассказывал, что один медиатор стоит полкопейки, поэтому они продаются парами… А еще, через несколько дней, Витька рассказывал о своей встрече с будущим президентом. Говорил, что тот пригласил его в свою команду в 2000 году, что расстались просто дружбанами – врал, наверное. А Ирка рассказывала, как Владимир Владимирович смотрел на нее, «уж я-то знаю этот заинтересованный мужской взгляд, ему лишь мой возраст помешал, ты только Витьке не рассказывай» – выдавала желаемое за действительное, скорее всего… В среду после школы решили собраться у Вити. Май 1979 года перевалил за середину, на улице стояла теплынь, девчонки распахнули куртки, а Витька так и вообще без верхней одежды в школу пришел, у него школьный синий пиджачок, ему и в нем жарко на майском солнцепеке. Девчонки щеголяли в эластичных колготках; такую роскошь могла себе позволить не каждая старшеклассница, но у Лиды с Ирой денежки-то водились. И хотя с Витей была договоренность не тратить деньги на пустяки, купить новые колготки, особенно если тебе случайно повезло зайти в «Серый» именно в тот день, когда в конце месяца их «выкинули» для плана – тут уж сам бог торговли Меркурий велел. Главное – не создавать у мамы когнитивный диссонанс, пусть не думает, зачем она так много денег Лиде на колготки дает, пусть думает, что это одни и те же колготки, что Лида их просто очень аккуратно носит вот уже полгода. Еще зимой в школе каждый класс разделили на две неравные части – тех, кто учился хорошо и останется доучиваться в школе девятый и десятый классы, и троечников, которых отправят в ПТУ. Лида помнила, что в прошлый раз Ирка загремела в ПТУ, вроде бы пошла в медицинское. Сейчас же она оказалась в списке классной элиты, потому что реально хорошо стала учиться, и ее оставили в девятый/ десятый класс. Но экзаменов в восьмом классе никто не отменял, нужно было готовиться. Четыре экзамена – сочинение, русский устно, алгебра письменно, геометрия устно. Поэтому сегодня собрались у Лиды для изготовления шпор, не гусарских, конечно, а в смысле – шпаргалок. Геометрию взял на себя Витя, русский поделили Лида с Ирой. Лида писала грамотно, первой школьной науки хватило на всю жизнь, но вот запоминать правила и учить билеты – это же совсем другая история. Выполнили дневную норму, решили, что все, перевыполнять не будут. – Я пойду, – сказала Лида, вставая и расправляя затекшие плечи; удерживать ее никто не стал. А Ира осталась. Когда за Лидой захлопнулась дверь и Витя вернулся в свою комнату, Ира стояла у окна и майское солнце очерчивало волшебным карандашом ее идеальные контуры. Витя подошел, тронул рукой пшеничную прядь, мимолетно подумал: «Откуда в мае спелая пшеница?» Упругие пружинки Ириных кудряшек призывно качнулись, и Виктора затопило волнами любви и нежности, так, что он моментально забыл, что сегодня еще не обедал… Глава 6 – Петь, ты не видел мою серую папку? – Ну, ту, с кнопочкой. – ? – Там мои рабочие журналы лежали! – А, ты про эту! Нет, не видел. – Куда же она могла деться? Я ее уже сто лет не видел, вел новые записи в новой тетради, а та папка… Черт! – Константин досадливо с трудом захлопнул дверцу письменного стола, откуда начала было вываливаться стопка бумаг, старых газет и журналов. – Нужна очень? – Да нет, там старые записи, эта папка со мной еще из 2020 года путешествует. Эти записи и не нужны мне сейчас, все наизусть помню, но я просто хотел новую заполненную тетрадь туда доложить, как в архив, а папки нет. – Вот тебе новая папка, положи тетрадь, будет архив, том два. А старая найдется только после генеральной уборки – ты посмотри, какой срач мы тут с тобой развели. Здесь нужна сильная женская рука, сами не справимся… Когда Джону принесли расшифровку записей за май, он, хоть и проглядывал все по диагонали, обратил внимание, что Константин заметил пропажу папки. Петр был вызван на разговор. – Как ты думаешь, когда он снова вспомнит про эту папку? – А я – знаю? Да, может, опять не скоро, не нужна же она была ему несколько месяцев. Возможно, когда он испишет еще одну тетрадь и нужно будет положить ее в папку, тогда и вспомнит. Но, с другой стороны, для архивных документов у него теперь есть папка номер два, может, он и не станет старую искать. – Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Главное, чтобы до этого генеральная уборка не была сделана и отсутствие папки не всплыло раньше, ты уж позаботься. У меня пока все. – А у меня – нет, – ледяным голосом произнес Петр. А не слишком ли долго они согласовывают сумму моего гонорара? Пора и честь знать, расплатитесь, господа. Ведь никто кроме меня не предложит вам ничего подобного! Чего тянуть? – У меня вопрос по поводу моего вознаграждения за ту самую папочку. Почему вы молчите?! Ваши эксперты не поняли ее ценности? Вы ждете, пока начнутся рождественские скидки? Одним из самых частых крючков, на которые Джон ловил глупых и жадных, была любовь к деньгам, в любой форме, в любой валюте. Он привык иметь дело с такими людьми, в этом была его работа, но как неприятно ему было сейчас слышать истерику Петра! Джон подумал, что, если бы можно было расстаться с ним прямо сейчас, он бы, ей-богу, плакать не стал. Ведь, честно говоря, хотя Петр и продолжал работать у Константина, но свои еженедельные отчеты Джону заканчивал как под копирку – что у Константина «простой, дефицит идей, прогресса нет». Ну и черт бы с ним, только пусть сначала продаст рабочие журналы Константина. Но пока руководство никак не могло согласовать наверху такую огромную сумму, которую затребовал Петр. – Разве я хоть раз в этой или, может быть, в прошлой жизни обманул тебя? Задержал оплату? Не заплатил? Что ты истеришь? Я же предупреждал тебя, что сумма обещанного тебе гонорара будет согласовываться очень долго, это же беспрецедентный случай, ни одному агенту в нашей структуре столько не платили. – Хорошо, но тогда я требую некоторого аванса! А то у меня сложилось впечатление, что я работал как лох, задарма. Вы же не торопитесь, согласовываете, согласовываете, все никак не согласуете. – Задарма – это задаром или даром? – Пошел ты к черту, любитель русского языка! – Не кипятись, свое ежемесячное содержание ты же получаешь регулярно. Я завтра же передам наш разговор шефу, как только он получит добро, я тут же встречусь с тобой. Со своей стороны могу сказать тебе – я уверен, что окончательная сумма будет выплачена тебе непременно и в полном объеме, не переживай. Эти сведения такой глубины и важности, что это вскоре позволит нам совершить прорыв в… в известной тебе области науки; а там мы быстро догоним и перегоним СССР! – По оперативным сведениям двенадцатого отдела, есть вероятность прекращения сотрудничества Джона Смита с агентом Домовым. Полковник Семецкий, получивший очередное звание после успешного окончания еще одной операции, озабоченно стоял у окна и смотрел на людской муравейник, втекающий и вытекающий из станции метро «Дзержинская». В волосах полковника прибавилось седых волос. Его черные как смоль кудри сейчас были «соль с перцем», и все из-за этой операции, будь она неладна! Ее Юрий Владимирович вспоминал как страшный сон; будучи очень удачливым боевым офицером, он не раз проходил огонь и воду, из которых выходил жив и невредим, и вот в первый раз за время службы смерть посмотрела ему в лицо. Но не привык боевой офицер играть в гляделки со смертью! Семецкий выжил, несмотря ни на что. На память об этой операции ему остался свежий розовый шрам у виска и поседевшая голова. Пока папа римский Иоанн Павел II совершал визит в Польшу, Семецкий совершил визит в Ватикан. По ночам он до сих пор в кошмарных снах бродил по темным подземным коридорам Ватикана и, потеряв надежду выбраться, просыпался в холодном поту. Старший лейтенант Парфус сидел в гостевом кресле, пригвожденный строгим взглядом полковника. – Мы сами виноваты, – продолжал Семецкий. – С тех пор, как американцы получили «рабочие журналы Константина», мы расслабились, не подумали, что Домовой не приносит им достаточно интересной информации. Мы в курсе, что пока, кроме совершенствования технологии омоложения, американцы и близко не подобрались к уровню наших достижений. Мы расслабились, вот и получили. Надо как-то выровнять эту ситуацию. Нельзя, чтобы Домового отстранили! Что, если на его место придет другой, а мы о нем знать не будем? Нужно что-нибудь подбросить Домовому, что-то очень правдоподобное и для американцев привлекательное. Срочно поговорите с Константином, пусть подумает, что можно им слить без ущерба. – Слушаюсь, товарищ полковник! Алексей сегодня еще не обедал; теперь, видимо, и не придется. Он вышел на станции Щербинка и заглянул в ближайший магазинчик. Вот это удача – московский хрустящий картофель с солью! Не часто его поймаешь, надо бы запастись. Он взял десять пакетиков, хорошо, что покупателей в магазине было совсем мало, обошлось без очереди и окриков типа «больше двух в одни руки не давать» или даже «просили очередь больше не занимать». В кармане лежал сложенный фирменный пакет, правда, такой старый, перемятый и, откровенно говоря, грязноватый уже, что «старожилы не припомнят», какая картинка была на нем напечатана. Но Алексей всегда носил его с собой, ведь если покупку положить не во что, то вставала дилемма – или нести в руках, или не покупать вовсе. Пару пакетиков картофеля Алексей схрумкал тут же, как говорится, «не отходя от кассы», а точнее, в отделе «Соки-воды» и запил стаканчиком томатного сока. Еще был яблочный и виноградный, но с картошечкой помидорка лучше идет. Сок ему тетенька наливала, характерный такой персонаж, с кружевной наколкой в прическе, дородная, больше похожая на буфетчицу, чем на продавщицу. Под пристальным взглядом Алексея она все делала по правилам: промыла в специальном устройстве граненый стакан, налила сок из стеклянной колбы в форме конуса, пододвинула банку с солью, дала ложечку. Получился сытный перекус. С Константином у Алексея давно сложились приятельские отношения. Алексей оценил спокойствие и выдержку Константина, когда в декабре 1978 года КГБ разработал и провел операцию по дезинформации американцев. Как выбирал из своих записей безобидную шелуху, которую можно было оставить, и сутками напролет дописывал целые тетради правдоподобного вымысла, который америкосы с аппетитом проглотили и не поморщились. Как абсолютно бесстрастно он лег на холодный пол, чтобы американская прослушка зафиксировала его «смерть», – бедная Лида! Как ей досталось. Замерзнуть он, конечно, не успел, «скорая помощь»-то стояла за два квартала и ждала команды. А после его «отправки в больницу» и ухода милиции Петр схватил «Костины журналы» и благополучно скормил своим хозяевам эту туфту… – Не беспокойся, Леш, все будет в лучшем виде, и не такие задания выполняли. – Константина, похоже, ничуть не озадачило задание подогнать америкосам еще немного туфты. – Какие сроки? – Сроки – вчера.