– Лид, тебе следовало его хорошенечко растормошить, разговорить. Ты хорошо пробовала? – Ира не хотела смириться с очевидным. – Сто раз и все по-разному, пока меня из палаты не вывели. Не узнавал он меня, и все! И Марка Маратовича не узнавал. Но это понятно, они знакомы-то не были, тот ведь дачу осенью купил, когда Константин в какой-то командировке был. – Да ладно тебе, называй вещи своими именами – твой Костик появился из комнаты, где машина времени стоит. Из командировки он вернулся, ха! Из командировки по времени, помнишь, он про 1985 год говорил… У Витьки, как всегда, фонтан теорий. Но эта, пожалуй, имела под собой прочный фундамент – Константин действительно появился в дверях комнаты, из которой больше никуда нельзя войти-выйти. – Что делать будем? – спросил Витя. – Я не отступлюсь, – вдруг решительно заявила Лида. – Буду к нему в больницу ходить, когда выпишут, буду по дому помогать. Не всегда амнезия – приговор. Бывает, люди все вспоминают, нужно только время и какой-нибудь толчок. – Я в доле, – сказал Витя. – И ты тоже! Ирка согласно кивнула. – Ты же не сможешь у него каждый день бывать, пусть даже через день, все равно для одного это много! А мы с Витей по очереди тебя заменять будем. – Ирка уговаривала Лиду так, как будто та отказывалась. – А родителям скажем, что мы в тимуровский отряд записались, одиноким бабушкам за хлебушком ходим и революционные песни поем. «Нет, положительно, перемещение во времени сказалось на Иркиных способностях положительно». Лида улыбнулась своему немудрящему каламбуру… Приближался Лидин день рождения. – Ты седьмого ко мне придешь на ДэРэ? – Лида поймала Витьку на перемене. – Собираю детский сабантуйчик. – Да ты что! Пятнадцать? – встрепенулся Витька. – Тогда сабантуйчик уже не детский, а подростковый. Что в подарок хочешь? – Я думала пишущую машинку просить у родителей. Или самой купить на «потусторонние» деньги. – Зачем нам с тобой две? Забирай мою, у меня на ней никто все равно не умеет печатать. – А родители отдадут? – Договорюсь. Да они даже и не заметили бы. – Ладно, тогда это и будет твой подарок. – Э, нет! Так не годится, я сам что-нибудь придумаю. …Подростковый сабантуй был назначен на вечер седьмого. Кулинарная гордость не позволила Лиде сходить в магазин за тортиком – накануне она испекла свой фирменный бисквитный торт с прослойкой из безе и яблочной начинкой. А еще из холодных блинчиков и селедочного масла с укропчиком сделала рулетики. Укроп Лида собственноручно вырастила на кухонном подоконнике, а еще на подоконнике росла кинза и проклюнулись зеленые перышки лука и чеснока. Лида хорошо помнила, что в ее детстве подарки не отличались разнообразием – коробка конфет-ассорти или книга – лучший подарок. Поэтому, когда гости попили чай и ушли, Лида насчитала три книги, две коробки конфет и, как приятный бонус, импортный пакет с рекламой мартини. О, импортный пакет! Предмет вожделений любого советского молодого человека. Их носили не каждый день, а только по поводу, выгуливали в люди, когда нужно было произвести особое впечатление, помещали внутрь прочные сумки, чтобы не растягивался сам пакет и не рвались ручки. Если ты носил такой пакет, прохожие тебе завидовали, а сам ты, переполненный гордостью, причислял себя к касте избранных. Купить его можно было за пять рублей у цыганок на Полянке около магазина «София», а в самом магазине, кстати, если повезет, можно было отовариться духами «Пани Валевска» или «Может быть», которые, за неимением ничего пристойного на прилавках советских универмагов, казались верхом совершенства. Выше, этакий парфюмерный Парнас, только французские, но они были безумно дорогими, однако все равно каждая советская женщина готова была отдать за маленький флакончик четверть своей зарплаты, а главное, Лида это помнила из прошлой жизни, продавать их в ЦУМе, ГУМе и Петровском пассаже будут позже, только начиная с восьмидесятых. Она и сама в 1982 году отстояла огромную многочасовую очередь за «Клима», а в 1985-м случайно, почти без очереди, постояв всего-то около часа, купила «Фиджи». Но самыми любимыми ее духами были «Эллипс». Вспомнив про них, Лида подумала: «Если мне придется задержаться здесь дольше, чем хотелось бы, флакончик „Эллипс“ меня немного утешит». Витя, как и обещал, приволок свою «Москву», но еще и удивил французскими духами «Диориссимо». Где только достал! У Лиды в свое время тоже были эти духи, она очень любила их запах, чистый и нежный, как прохладный ручеек в лесу. Свежий ландыш – запах для юных и безгрешных. А Ирина в конверте, на всякий случай заклеенном, подарила чеки на приличную сумму, сказав: «Купишь себе сама что захочешь». Лида пошла провожать гостей, а когда вернулась, обнаружила около двери белую гвоздичку. Войдя в квартиру, она спросила у мамы: – Мам! Кто-нибудь приходил ко мне, пока меня не было? Мама выглянула из кухни, где домывала посуду. Увидела цветок, на вопрос не ответила, а задала свой: – Таинственный поклонник? Лида ломала голову: кто это мог быть? Перебрала всех одноклассников, ну не Кукушкин же! После той истории со жвачкой она объявила ему войну, отбив всю охоту влюбляться не в того, кого надо! Перебрала всех мальчишек с фотокурсов, из кружка юного журналиста и из изостудии; вряд ли и Марк Маратович, так мог только скромный влюбленный юноша поступить. Сон не шел; гвоздика стояла в тоненькой хрустальной вазе, мама ее «березкой» называла, Лида смотрела на нее и почему-то чувствовала, как замирает сердце… …В субботу весь день Лида с мамой стояли у плиты, делали заготовки на Лидин день рождения – в воскресенье ожидался сбор родственников – для салатов оливье и мимоза, испекли пирожки с капустой и сахарные сердечки. Мама еще месяц назад на Седьмое ноября получила в заказе палку сухой сырокопченой колбасы, которую разделила на три части, одну из которых съели сразу за праздничным столом. Две другие части предназначались для Лидиного дня рождения и новогоднего стола, поэтому, смазав маслом и завернув в кальку и в полотенце, мама хранила колбасу внизу холодильника, в овощном лотке. И вот в субботу они устроили колбасе ревизию; та с честью ее выдержала и в воскресенье была торжественно нарезана на стол… …Мама выдала Лиде денег и поручила купить новогодних открыток. Каждый год они подписывали и отправляли на Новый год открытки всем родственникам не только в другие города Союза, но и по Москве тоже. Лида обошла район, заглянула во все киоски «Союзпечать», в книжный, на почту и накупила открыток много и разных, так было интересно выбирать, кому какую послать. Под вечер у нее пальцы свело от подписывания двух десятков поздравлений. Назавтра Лида распределила все по двум почтовым ящикам: в красный опустила открытки для московских родственников, в синий – для отправки в другие города. Облегченно выдохнула. Теперь можно было начинать ждать ответных открыток-поздравлений… В декабре Константина выписали. Врачи удивлялись, но и не могли нарадоваться на необыкновенно быстро поправляющегося пациента. Все было хорошо с Костиком, кроме того, что он не помнил Лиду, Витю и Иру. Лида очень рассчитывала на возвращение Константина домой. Ведь не могла же она в больнице рассказать ему про машину времени. А вот вернется Костик домой, сам ее увидит, может, и вспомнит все. У больницы Константина встречали Марк Маратович, на правах соседа, и Лида. Уже перед калиткой своего дома Константин заметно напрягся, стал оглядываться, внимательно изучил засыпанную свежим снежком тропинку. Когда они зашли в дом, он, в сопровождении художника, сначала прошел по всем комнатам и, только убедившись в чем-то, успокоился. Лида первым делом пошла на кухню ставить чайник. Марк Маратович включил отопление и откланялся, сославшись на неотложные дела, спросив у Лиды, справится ли она. – Конечно, идите, Марк Маратович, спасибо. Я покормлю Константина Васильевича и тоже пойду. Марк Маратович ушел, а Константин встал в дверях кухни, прислонившись к косяку, и, улыбаясь, спросил: – Ну что, сейчас перекусим и ты снова будешь бороться с моей амнезией? В глазах его прыгали веселые чертики. Лида оторопела. – Что? Что вы хотите этим сказать? – Детка, неужели ты думала, что я хотел из травматологии перебраться в психиатрию? Возможно, я «перебдел», но я боялся, что если бы «узнал» тебя, то могли всплыть и обстоятельства нашего знакомства. А я ни с кем не хотел бы обсуждать проблемы в работе моей машины времени, особенно с психиатрами. И еще – даже у стен бывают уши. Не подумай, что у меня паранойя, но обстоятельства покушения на меня очень странные, мне нужно об этом еще много думать. Да! Ну кто мог подумать, что она сбежит, вот хитрюга! А все остальное прошло без сучка и без задоринки. Ничего ему не было, подумаешь, полежал немного на холодном полу, ведь я и сам чувствую небывалое здоровье, машина времени здорово прокачала, таким атлетом стал, хоть в олимпиаде участвуй. Теперь они будут встречаться, эх, жалко, что мне присутствовать нельзя. Придется довольствоваться прослушкой, но уж зато буду слышать все и везде – жучков понатыкал, где только можно… Глава 5 1979 год Каникулы! Никаких пронзительных горнов «Пионерской зорьки» ни свет ни заря, утро в тишине и неге. Лида с кружкой чаю и сахарными рогаликами, которые испекла и передала ей бабушка, пришла в большую комнату. Взяла газету. В «Правде» ее интересовала только программа телепередач, особенно если она на неделю. Вздохнув, включила телевизор – плохо, что еще целых двадцать минут там не будет ничего приличного, но хорошо, что на каникулах показывают больше интересного. Вот и сегодня в девять тридцать обещают мультфильмы. Хорошо бы «Ну, погоди!» или «Бобик в гостях у Барбоса», а то ведь ждешь-ждешь, особенно долго тянутся последние пять минут, а заведут какую-нибудь кукольную мутотень. Из кукольного смотреть можно – раз-два и обчелся, про Чебурашку да «Варежку», еще «Осторожно, щука!» смешной. Особенно радовало, что телевизор у них теперь был цветной! Перед самым Новым годом Лидин папа взял его в кредит на три года. Стоил он 700 рублей, сумасшедшая сумма по этим временам! Заплатить надо было 25 процентов, то есть 175 рублей, а это больше, чем среднемесячная советская зарплата. Так что и на первый взнос деньги не один месяц откладывали. Зато теперь можно было утереть нос этой задаваке Тоньке Голиковой, единственной из класса, у которой цветной телевизор уже был целый год. В конце года чуть не случился «форс-мажор» – никак не могли найти живую елку, купили ее уже вечером тридцатого числа, спасибо случайному прохожему с елкой, подсказал, где их еще не раскупили. Лида с мамой побежали домой за санками и потом, отстояв немалую очередь на морозе, переживая с каждой минутой все больше (а вдруг не хватит!), привезли на них елочку домой. Елочка была не слишком пушистой, но недостаток иголок искупался сумасшедшим хвойным ароматом, которым она заполнила комнату, едва отогревшись с мороза. Мама торжественно достала с антресолей две коробки с елочными игрушками. Одна коробка была из-под сапог, в ней лежали всевозможные разрозненные игрушки, а другая коробка была фирменная, с набором игрушек из ГДР. Лида всегда, когда открывала эту коробку, надолго замирала, затаив дыхание: нежнейшие переливы пастельно-розового, голубого, сиреневого, салатового цвета, жемчужный и перламутровый декор, тончайшие линии, затейливый орнамент – таких шаров, колокольчиков и сосулек просто так в магазине было не купить, но вот в прошлом году ее мама совершенно случайно зашла в промтоварный магазин, когда там «выбросили в продажу» эти немецкие наборы. Лида еще раз полюбовалась на украшенную елку, потом взглянула на часы – пять минут до мультиков никак не хотели заканчиваться. Хорошо, что она сегодня одна, никто не помешает смотреть. Один телевизор в квартире – жуть пещерная! В той жизни Лида оставила по одному телевизору в каждой комнате и еще один на кухне. А в этой жизни она очень хорошо разбиралась в хоккее. Спросите, какая связь? Ее папа был страстный любитель и болельщик хоккея. И если по телевизору шел матч, то выбор был невелик – или смотри хоккей вместе с папой, или иди в свою комнату, делай уроки. Даже если по другой программе шло какое-нибудь очень интересное кино, бунт был бесполезен. А что, хоккей – это прикольно, Лиде нравилось, особенно когда играли «наши с не нашими». И имена Михайлов— Петров – Харламов, Шалимов – Шадрин – Якушев, Капустин – Жлуктов – Балдерис и, конечно, Третьяк были для нее не пустым звуком. На завтра была запланирована «лыжная прогулка», именно так, в кавычках, потому что друзья «поедут на лыжах к знакомым на дачу на весь день». Родители не возражали, пусть чада отдохнут как следует, на то и даны им зимние каникулы. А на самом деле они поедут к Константину, чтобы наконец услышать от него ответы на все вопросы. …Девочки готовили борщ, мужская половина была привлечена к чистке картошки и нарезанию лука. Руки работали, головы были свободны; Константин рассказывал, остальные слушали. – В 2008 году умер отец, и продолжали работу над машиной мы с Петром, нашим помощником и лаборантом. «Тоже Петр? Или тот же Петр, что и в заводской студии звукозаписи? Да нет, вряд ли, совпадение имен, и не больше. Но самое интересное, что в 1977 году у Василия Ивановича был помощник, которого мы ни разу не увидели. А в 1978-м за нами гнался „леший“ которого Новиков пытался остановить и явно был с ним знаком. Может, это, конечно, и совпадения, но так и напрашивается вывод – это может быть один и тот же человек». – Константин Васильевич, а у меня вопросы про этого Петра, – перебила Лида. – Хорошо, но давайте о нем попозже. – О'кей, а как получилось, что вы, ученый, вдруг стали продавать квартиры в новостройке, ведь видно же было невооруженным взглядом, что вы в этом всем ни бум-бум? – До чего ж ты деликатна, Лидочка, – саркастически улыбнулся Константин. – Это Петр подсуетился, у него оказались серьезные знакомства; он убедил меня, что нам нужно контролировать весь офис, а не только наше помещение. Я сначала старался вникнуть, но потом понял: главное, что должен уметь руководитель, – это руководить. По-моему, я изящно скинул всю рутину на вас с Женечкой. – Лида! – умоляюще закатил глаза Витя. – Не отвлекай Константина на ерунду! И Константин продолжил: – Когда я решил, что моя, наша с отцом, машина готова к первому перебросу, во время включения выяснилось, что темпоральный луч нельзя навести очень узко, как лазер. К тому же оказалось, что эта особенность дает побочный эффект – сначала мы думали, что воздействие может быть осуществлено, только если на объект попадает центр луча, где самое мощное излучение, но оказалось, что небольшие объекты подвергаются темпоральному воздействию, даже находясь на периферии. И этому есть подтверждение. Так, коридорный кошак, который подкармливался у нас в лаборатории, «провалился» в 1977 год, попав под излучение любопытной щекастой мордой. Я-то не знал, в какой именно год он попал, но вы сами говорили, что этот сосед, художник, с осени 1977 года был знаком с отцом и Хомой. Вот я был удивлен, когда, вернувшись из 1985 в 1978 год, нашел его у нас на даче! А потом следствие установило, – улыбнулся Константин, – что волнистый попугайчик, не вовремя выбравшийся из своей клетки полетать в 1977 году, провалился в 1985 год и жил у отца в лаборатории. А в день вашей переброски с машиной времени что-то пошло не так. Дата, 1977 год, «залипла», мощность луча все повышалась, а отключить машину никак не получалось. Прямое излучение, несмотря на алюминиевую защиту, в которую так верил отец, зацепило трех человек, которые в это время были в соседнем офисе, в отделе продаж «Заводской квартал», догадываетесь, о ком речь? Машину реально заклинило, никаких других дат установить на ней не получалось, что это был за сбой такой – поговорим об этом позже, на экране горело только окошко с требованием симбиоза сознаний и добровольного согласия. Поэтому и пришлось отправлять вас в 1977 год, предварительно каждому растолковывать, от каждого добиваться добровольного… – Добровольно-принудительного, – вставила Лида. На нее зашикали остальные. Константин продолжал: – …добровольного согласия на перемещение. Дальше вы помните. Ну а после вашего перемещения нам стало понятно, что у луча есть эффект «обратной петли» и отсрочки исполнения; этот эффект мы с Петром ощутили на себе по полной. Так с получасовой задержкой, добровольно-принудительно и с симбиозом сознаний мы тоже провалились в 1977-й. – Можно спросить, что такое – эффект обратной петли? – Иринка, как на уроке, подняла руку. – Это когда эффект от включения аппарата распространяется не только в сторону, куда направлено «дуло» машины и где стоит испытатель, но и на оператора, стоящего у аппарата.