– Василий Иванович! Лида с Витькой переглянулись. Вдруг этот Василий окажется отцом человеку, кого через сорок три года неизвестный будет фамильярно называть Василичем. Дверь открылась. Друзья подались вперед, но на пороге никого не было. Марк Маратович зачем-то наклонился и заговорил: – Ах ты, разбойник! Вышел встречать? Рад? Вижу-вижу, что рад. Я тоже скучал. Тут только они заметили, что из дверей вышел черный кот. На кота Бегемота он не тянул, хотя тоже был вполне упитан. Но самыми выдающимися, в прямом и переносном смысле, у этого кота были щеки. Это были щеки не кота, но хомяка, огромного такого хомячищи, причем не пустые, а плотно набитые запасами. Кот урчал и терся о ноги художника, а тот гладил кота и чесал его за ушками и за щечками. – Как вы уже поняли, это не Василий Иванович, а пока только Хомяк. Или, по-домашнему, Хома. Хома, где твой хозяин? Кот, словно поняв, о ком его спрашивают, обернулся вглубь дома. И тотчас оттуда послышался голос: – Марк, ты что стоишь на пороге? Тебя Хома дальше не пускает? Лида с Витькой снова подались вперед. Но никто не вышел, а голос продолжал: – Если ты просто проходил мимо, то проходи, я не обижусь, мне некогда. – Нет, Вась, найди для меня минут десять. Напряженное молчание. И потом, словно нехотя, Василий Иванович согласился: – Пять! Только подожди секундочку, осталось всего два деления. Марк Маратович подмигнул ребятам: – Ну что я вам говорил, все изобретает и исследует. Увлеченный человек! Наконец послышались шаги, но в третий раз подаваться вперед Лида с Витькой уже не стали – глупо, а вдруг это снова не он… И ошиблись. Совершенно неожиданно в проеме двери возник человек, взглянув на которого Лида поняла – это его портрет лежал у нее в голубой самолично связанной сумке. Портрет в молодости. Да и сейчас он был не стар, наверное, нет и пятидесяти; подумаешь, плешь проглядывает, брюшко, а так вообще приятный дядька. Только выражение лица у оригинала сильно отличалось от портрета – досадливое и раздраженное, сразу было понятно, что его отвлекли от чего-то суперинтересного. – Хома, да у нас не один гость, а целая куча гостей! – В голосе сарказм, который скрыть не получилось. А может, он и не пытался? Неужели Хома человеческую речь понимает? Кот тут же оставил в покое ноги Марка Маратовича и переключился на гостей. Лидины ноги ему понравились больше. Она присела и погладила кота. Рядом присел Витька. Они обменялись взглядами: Он? Он! Марк Маратович заметил эти переглядки. – Вась, а ведь я к тебе без интересной информации не пришел бы и отрывать от твоих делений не стал бы. Познакомься, вот Лида, она только с виду простая школьница, а на самом деле… Вы раньше не были знакомы? Василий Иванович пробежал взглядом сначала по Вите, потом остановился на Лиде. – Нет, а должны были? – Все это его не слишком увлекало. – Тогда как ты объяснишь, что Лида нарисовала твой портрет? – Марк Маратович кивнул на Лидину сумку, она достала рисунок. И Василий Иванович, взглянув на него, пробормотал непонятное: – Как такое возможно? Ведь уже полгода… Или все же я?.. Ох ты ж… Чуть не напоролся. Вот бы встреча получилась! Конечно, ничего страшного: ну, работал там, теперь работаю здесь. Но лучше поменьше светиться, это же я за ними приглядываю, а не они за мной. Ни к чему лишним подозрениям возникать, а то уж больно головки у них светлые и все светлее становятся. …Все сидели за столом, который лучше назвать верстаком, столько на нем было навалено всего того, чему не место на чайном столике, и пили чай по-быстрому, как сказал хозяин. – Ты узнал себя? – Художник заметил, но никак не мог понять причины замешательства, в котором до сих пор пребывал ученый. – Да, сходство, безусловно, есть. – Василий Иванович повернулся к нам, демонстрируя мужественный подбородок с ямочкой посередине. – Прости, деточка, но я до сих пор не могу понять и поверить, что такое возможно. Как можно рисовать голос. И откуда вы могли слышать мой голос? И вы уверены, что слышали именно мой голос? – Не уверена. Вот сейчас я вас слушаю, и мне кажется, что я слышала другой голос. Но портрет-то получился ваш! Я когда его рисовала, было ощущение, что я через годы, через время к вам тянусь. Загадка мироздания, – улыбнулась Лида. – Поможете разгадать? – Согласен, очень интересная загадка, но у меня сейчас совсем нет времени. Вы простите, но я не могу больше уделить вам внимания… – Ученый встал, давая понять, что пора бы и честь знать. – Но у вас найдется несколько минут, чтобы показать нам, чем вы сейчас заняты? Не-Чапаев бросил укоризненный взгляд на соседа по даче, мол, что за прилипалу ты привел. – Деточка, у меня действительно больше нет времени. Эксперимент пришлось на паузу поставить из-за вас, мой ассистент, наверное, уже паникует. – Ну, хоть одним глазком! – А чего вы там не видали? Только быстро! Василий Иванович досадливо схватил Лиду за руку и потащил в смежную комнату, которая оказалась гибридом лаборатории, конструкторского бюро, испытательного полигона и невесть чего еще. Витька в один мощный скачок догнал их в дверях, успев выхватить из бумажного кулька еще один бублик, с которыми они пили чай. Василий Иванович оказался прав – чего они там не видели! Да ничего не видели, только спина помощника промелькнула. Лида представляла, что увидит огромную машину времени на всю комнату, которая будет похожа на машину изобретателя Тимофеева, Шурика, из фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Но то, что стояло в лаборатории, скорее было похоже на обложку к роману Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина», по крайней мере, Лида в свое время читала книгу именно с такими иллюстрациями – нечто похожее на крупнокалиберный пулемет на турели, испускающее зеленые лучи. Но «гиперболоид» не-Чапаева ничего не излучал. Василий Иванович, все больше увлекаясь, пустился в объяснения. Но из его сложно-научных объяснений ребята так и не поняли, готов ли аппарат к работе и вообще машина времени это или нет. – Василий Иванович, можно я сфотографирую вас рядом с вашим аппаратом? Я работаю над циклом фотографий «Человек на своем месте», – врала вдохновенно Лида, выставляя выдержку и диафрагму. «И совсем я не вру, у меня же есть папа, бабушка и лошадь, то есть фото папы у кульмана, бабушки с дымарем около ульев и колхозника с лошадью на пашне, а еще простой рабочий театральной сцены». – Это была бы удача – сделать фотографию такого человека, как вы, я еще никогда не была знакома с ученым или изобретателем. Лида заискивающе заглянула ему в глаза и увидела, что его терпение и гостеприимство закончились. – Я сделаю всего несколько фото, больше не просите, не могу, и только очень быстро, а то нам пора уходить. Бедный исследователь вроде бы ничего и не просил, но парадоксальное Лидино заявление сбило его с толку. Он понял, что чем скорее получит его согласие эта прилипала, тем быстрее он освободится. Поэтому в итоге Лида нащелкала несколько фото – и крупным, и средним, и дальним планом. Потом дома с Витькой они рассмотрят обстановочку его лаборатории получше, вдруг да увидят признаки работы машины времени, мало ли что там утверждал Василий Иванович. …Папа долго и внимательно рассматривал Лидин этюд заросшего пруда. Ей показалось, даже слишком долго. А потом сказал: – А ты знаешь, какой тяжелый хлеб у художников? Как мало известных; еще меньше по-настоящему талантливых; сколько непризнанных; и как много не сумевших пробиться и прозябающих, подрабатывая рисованием афиш в кинотеатрах! Лида хлопала круглыми от недоумения глазами и переводила взгляд с папы на этюд и обратно. – Почему ты со мной об этом заговорил? – Потому что твой рисунок очень хорош. Очень. И мне от этого неуютно. Я бы не хотел, чтобы ты выбрала этот путь. Вот это да! В прошлой жизни папа никогда не вел с Лидой таких разговоров. «Изменилась я, меняются обстоятельства, меняются человеческие отношения?» – Я думаю, что ты можешь быть спокоен, папа. Я точно не собираюсь становиться художником. И потом, если я стою и с интересом наблюдаю из-за твоей спины, как ты паяешь свои транзисторы, это ведь еще не означает, что я стану радионаладчиком. Или вот я фотографией занимаюсь, у меня получается, и мне это нравится, но профессия фотограф? Не уверена. Папа посмотрел на дочь с интересом. Удовлетворенно хмыкнул что-то себе под нос. – Чего-чего, я не расслышала, пап! – Уроки все выучила?.. Фото из нечапаевской лаборатории они проявляли и печатали вместе с Витькой и с Иркой, конечно, разве она отпустила бы Витьку посидеть с кем-то в темной ванной? Еще мокрый снимок разложили на столе и стали разглядывать. Витька с большой лупой в руке, которую он принес из дома, был похож на детектива, да, собственно, им он сейчас и являлся. Изучал фото он долго, но в результате разочарованно откинулся на стуле – ничего подозрительного. – Итак, что мы имеем? – вопросил он глубокомысленно. – Не мы, а вы! – встряла Ирка. – Иришка, не отвлекай. Мы имеем ученого с фамилией не-Чапаев… А кстати, как его фамилия? – оживился Витька. – Что же мы до сих пор не спросили, вдруг это важно? Вдруг в нашем окружении в прошлой жизни был человек с такой фамилией? Это же на самом деле может означать, что сын Василия Ивановича продолжил работу отца, добился стабильно работающего агрегата, а в подопытные кролики выбрал нас. Лида, тебе задание – узнать фамилию Василия Ивановича. – За задание спасибо. Еще мы, то есть Василий Иванович, конечно, имеет лабораторию и аппарат. И это действительно может быть то самое средство передвижения во времени, с помощью которого мы здесь оказались. – Но вы же говорили, что аппарат не работает. – Ирке было обидно, что ее не пригласили к обсуждению. – Василий Иванович так сказал, но, по-моему, он темнит. Лучшее доказательство того, что аппарат работает, – это то, что мы оказались здесь и сейчас. – Хорошо, – согласился Витя. – Примем за рабочую гипотезу, что Василий Иванович изобрел «нашу» машину времени. Что у него есть сын, человек со знакомым Лиде голосом, который продолжит его дело и через сорок три года переместит нас сюда. Что этот человек будет очень похож на своего отца и это его портрет нарисовала Лида, а не Василия Ивановича. И именно об этом он бормотал, когда увидел Лидин рисунок. Вроде все складно выходит, хотя все улики косвенные, напрямую Василий Иванович не сказал нам, что с помощью его аппарата возможно перемещение во времени. Он же выразился так… – Витька закатил глаза к потолку и поцокал языком, вспоминая, – «связан с изучением парадоксов времени». К тому же надо убедиться, что у него есть сын. Лида, тебе второе задание – узнать о сыне. – И снова спасибо. А по поводу того, что он не признался нам, что его агрегат – это машина времени и что она работает, я скажу тебе вот что. Он хоть и странноватый, но осторожный и адекватный человек, который не хочет дурной славы сумасшедшего. Мне кажется, с ним нужно найти контакт, постараться расположить его, чтобы он захотел рассказать нам все поподробнее. – Ребята, а вы уверены, что он не морочил вам голову? – спросила Ира. – Откуда вы можете знать, что это не он переправлял нас в 1977-й. Да, его голоса мы не слышали, только Василича и еще чей-то незнакомый, такой противный, сиплый голос, но, может, он там тоже был и рулил всем процессом, а перед вами ваньку валял? Витька остолбенел. Лида тоже не могла поверить своим ушам, но чисто из женской солидарности все же дала высокую оценку блестящему логическому построению. Перенос через время явно дал побочный эффект, раз бывшая троечница Ира показывает такую игру ума. И Лида стала учиться практически на одни пятерки, и Витя показывал небывалые результаты не только в учебе, но и в игре на гитаре и на уроках физкультуры. – Так, может, признаться ему, что нас переместили из 2020 года в наши же детские тела? И возможно, переместили именно с помощью аппарата. Если у него рыльце в пушку, может, он выдаст себя чем-нибудь. Хотя подождите… – Витька вдруг запнулся. – В 2020 году ему должно быть уж лет сто, вряд ли это он. – Даже если это не он, то нашим признанием мы хотя бы поможем изобретателю изобрести машину времени, чтобы он знал, что он ее уже изобрел. – «Назад в будущее», потоковый накопитель, – иронично хмыкнул Витька. – И еще спросить, не его ли сын мог совершить над нами акт темпорального вандализма. – Витька посмотрел насмешливо. Но, подумав, добавил: – И кто знает, к чему еще придется прибегнуть в ходе расследования… Ознаменуем окончание учебного года ударным сбором макулатуры и металлолома! Каждую весну школа предлагала своим ученикам интереснейший квест – пойди туда, не знаю куда, найди килограммов так – дцать макулатуры и чем больше, тем лучше – металлолома. Макулатуру тащили в основном из дома. Если не хватало, ходили по соседям. Если соседи разводили руками, разбивались на кучки и, поделив дома, шли на авось по квартирам. Выручали обычно старички, которые, в отличие от более молодого поколения, не сдавали макулатуру в пунктах приема в обмен на книжный абонемент. А ведь за двадцать килограммов макулатуры можно было приобрести жутко дефицитные книги – Александра Дюма, Артура Хейли… Сегодня собирали металлолом. Команда подобралась приличная: Лида, Витя с Ирой, Третьяк, Нинка и Кукушкин. Бродили по району, заглядывали во все закоулки – искали хоть что-нибудь металлическое. Находили так, по мелочи, относили в свою кучу во дворе школы, около кучи стояла охрана в лице вредины Голиковой, которая записывала, подсчитывала, чужих дармоедов отгоняла. Дошли до больницы и увидели за забором целую гору металлических кроватей. Вот это улов! Нашли выломанную решетку в заборе, проникли на территорию и, предвкушая добычу, побежали к кроватям. Там ходили кругами, размахивали руками, приседали, как шаманы, решали как это все тащить. Наконец взялись поухватистей и потащили. Около забора возникла затыка, кровати пришлось разбирать на части, спинки отдельно, основания отдельно. Не успели притащить это все на школьный двор, как Лида заметила, что к ним, запыхавшись, торопится какой-то мужчина. Мужчина оказался завхозом больницы.