— В городе Больцано, провинция Альто-Адидже, на севере Италии, — мрачно отчитался Ветров. — Это и есть твоя проблема? А численность, территориальные размеры, инфраструктура города Больцано тебя не интересуют? Могу сгонять за справочником. — Нет, спасибо, — поблагодарила Ира и повесила трубку. В ярости Ветров закурил сигарету. Нечего и говорить, что сон у него как рукой сняло. И что теперь прикажете ему делать до утра? Может, поиграть в «Quake»? Для его теперешнего настроения очень подходящее занятие. Мало ему было одной любительницы детективов, которая вечно не давала спать по ночам, так теперь еще и любительница кроссвордов навязалась на его голову! Нет, что-то здесь не так. Ирина всегда казалась Андрею серьезной, рассудительной девицей, в отличие от ее взбалмошной соседки. Звонить в три часа ночи, чтобы узнать ответ на вопрос из кроссворда, совершенно не в ее стиле. Или придурь — болезнь заразная? Андрей быстро набрал знакомый номер. — Ира? Это снова Ветров. Анна дома? — Нет. — Как «нет»?! Не ври, Калинкина! Это ведь она попросила тебя узнать насчет конкурса имени Бузони. — Ага, — хихикнула Ирка. — Но ее правда нет дома. Уже нет, — уточнила она. — Куда же она подевалась? — А шут знает! Оделась и ушла. Странная она какая-то в последнее время. Сначала попросила подобрать ей одежду валютной проститутки. Потом вообще исчезла на три дня. А сегодня заявилась среди ночи и как пристанет: «Позвони Ветрову, позвони Ветрову!» — А зачем ей понадобилось знать, где проходит этот конкурс? — А я откуда знаю? Когда я передала ей твой ответ, она вдруг начала хохотать как ненормальная. А потом вообще понесла такую околесицу! — Какую околесицу? — Начала спрашивать, какие самые дорогие подарки я получала в жизни. Ну, я и говорю: «От родителей — видеомагнитофон. А от мужика — комплект белья за двести баксов». А она говорит: «А какой бы ты хотела получить подарок? Самый дорогой!» Я отвечаю: «От квартиры бы, наверное, не отказалась». И тут она ни с того ни с сего разозлилась и давай орать: «Ты, Калинкина, прямо как Шура Балаганов, которому для полного счастья нужно шесть тысяч четыреста рублей». И ушла. Дура, правда? — Правда, — с удовольствием согласился Ветров. Как ни странно, разговор с Иркой успокоил Андрея. Он докурил сигарету и вернулся в спальню. Наташа тоже не спала и при свете ночника читала книгу. Андрей с наслаждением растянулся рядом с ней. — Какой бы ты хотела получить самый дорогой подарок? — спросил он ее. — Вечную молодость, — ответила она после небольшой паузы. — А ты? — Крылья, — твердо ответил Ветров. Глава 24 Крылья в подарок Время очередной планерки подошло незаметно. Ветров чувствовал себя ужасно: двоечником, который не выучил урок и до дрожи боится, как бы учитель не вызвал его к доске. Он все время ждал, что Гудковский спросит его о новой статье. Как разочарован будет Игорь Борисович, когда его любимчик и ученик впервые в жизни скажет, что статья не получилась и что он зря морочил всем голову пустыми обещаниями. — Ну-с, Андрей. Как твои дела? Ты обещал на этой неделе сдать материал. Мы все на тебя надеемся. Вот и дождался. — Статьи не будет, Игорь Борисович. — На этой неделе? — Ни на этой, ни на следующей. Статьи не будет вообще. — Почему? — У меня нет фактов, — сказал Андрей. — А писать на отвлеченные темы мне бы не хотелось. Андрей покосился в сторону Старцевой. Небось рада до смерти! Торжествует, глядючи, как облажался ее главный конкурент. Но нет: Старцева сама сидит мрачнее тучи и подозрительно прячет глаза от главного редактора. — Печально, — поправил очки на переносице Гудковский, что всегда служило у него признаком крайнего недовольства. — Но я надеюсь, что хотя бы молодое поколение еще не утратило вкус к работе. Чем ты нас порадуешь, Анна? Твоя статья о деле Андреади готова? — Боюсь, что нет, Игорь Борисович, — еле слышно ответила Старцева. — Очень хорошо, — зловещим голосом сказал Гудковский. — Когда же ты ее закончишь? — Боюсь, что никогда, — еще тише сказала она. — Еще лучше. И все же: почему? — У меня тоже нет фактов. И мне тоже не хотелось бы писать на отвлеченные темы, — объяснила она. — Извините. — Я чего-то не понял, кто у кого слова сдирал? — встрял в разговор первый остряк «Репортера» Стас Князев и тут же притих под тяжелым взглядом Гудковского. На этой оптимистической ноте планерка закончилась. Гудковский распустил команду, не сказав обычной напутственной речи, не пожелав творческих успехов. Он был так разочарован, что даже не напомнил Старцевой ее обещание отдежурить месяц в группе «выпускников». По правде сказать, он просто не хотел никого видеть. «Скверное дело, — говорили между собой репортерщики. — Гудок расстроен не на шутку. А все эти двое: выпендриваются друг перед другом, наобещают с три короба, а потом — извините, нету фактов!» Кое-кто осуждал выскочку Старцеву и защищал Ветрова. Другие наоборот — что простительно новичку, непозволительно опытному журналисту. В число первых входил и сам Андрей Ветров. Он не то чтобы осуждал Старцеву, скорее, не понимал ее. Она что-то узнала, это факт. Ее встреча с итальянцем, таинственное исчезновение на три дня и вопрос, который она задала ему через Ирину, это подтверждали. Но почему-то она решает скрыть правду и на глазах у всей газеты заявляет, что у нее нет фактов. Бессовестное вранье! Ее не оправдывает даже то, что она женщина. Конечно, он тоже врет. И тоже скрывает правду. Но у него есть на это причины. Андрей узнал, что близкий товарищ и есть тот самый шантажист, которого он долгое время тщетно пытался разоблачить. И узнал, почему Роман так завяз. И он не хочет, чтобы эта история стала достоянием общественности, принеся новые проблемы и так обезумевшему от боли несчастному Роману Калугину. Другое дело Старцева. Ни погибший Андреади, ни его коллекция, ни этот русский итальянец, будь он неладен, не имеют никакого отношения ни к ней лично, ни к ее близким. Но Анька упорно скрывает правду! И добровольно отказывается прославиться на весь свет. На бесконечно тщеславную Старцеву это совершенно не похоже. В конце концов Андрей решил плюнуть на личные обиды и поговорить с Анной. Дождавшись, пока народу в репортерской поубавится, он подъехал на офисном кресле к ее столу и прямо спросил: — Старцева, что происходит? — Не понимаю, о чем ты? — надменно отозвалась она. — Почему ты больше не хочешь писать об Андреади? Ты ведь что-то узнала, а? — Ничего я не узнала. — Как это «не узнала»? Зачем же ты тогда взбаламутила Ирку со своим Бузони? — Никого я не взбаламутила. Обычный вопрос из кроссворда. — А что это за разговоры о дорогих подарках? Ирка мне все рассказала. — Вот болтушка. Я просто так спросила. — Ага, что-то вроде социологического опроса? — Вот-вот. — И подбил тебя на него твой знакомый Пауло Лучано? На фамилии Лучано Старцева едва заметно дернула бровью и недобро поглядела на Ветрова. Ага, голубушка, попалась. Значит, уже теплее. — При чем тут Лучано? — недовольно буркнула она. — А при том, что желание расследовать дело Андреади покинуло тебя сразу после встречи с ним. Это что, простое совпадение? — Нет, не совпадение. Я просто поняла, что мне это не по зубам. Слишком запутанное дело, — пожаловалась она. — А с другой стороны, может, и нет никакого дела Андреади. А есть несколько никак не связанных между собой преступлений: поджог, кража коллекции, убийство Инги Скворцовой. В общем, пусть профессионалы разбираются. Ветров участливо кивал. В его глазах сквозило такое горячее сочувствие, что усомниться в его искренности мог только законченный циник. Тем удивительнее было услышать в ответ: — Хватит мне зубы заговаривать, Старцева. Кто поверит в твое законопослушание? Да и скромность никогда не входила в число твоих достоинств. В отличие от уверенности, что все тайны мира существуют только для того, чтобы ты их узнавала. Последний раз тебя спрашиваю: что случилось? — Ну чего ты ко мне пристал, Ветров? — захныкала Старцева. — Я же не спрашиваю, почему ты вдруг отказался от расследования в «Натали»! — У меня есть на это причины, — веско ответил Андрей. — Я просто не могу об этом говорить. — И у меня причины. И я тоже не могу об этом говорить. — Я думаю, что мне известны твои причины, — сказал Ветров. — Ты встречалась с Лучано. Я не знаю, кто он такой, но все хором уверяют, что он опасен, как сицилийская мафия. И богат, как сицилийская мафия. Ну, Старцева, колись. Чем он так напугал тебя? Или, может, предложил сумму, от которой не смог бы отказаться даже философ?