Я побарабанил пальцами по столу. – Знаю, Гейб, ты хочешь, чтобы я обратился в полицию. Но я не хочу давать делу ход. Это наш выпускной год. Еще один семестр, и мы разъедемся кто куда. Смысл ставить все под удар? Если мы сумеем хранить молчание… Гейб скривился: – Все мы в одной лодке. Никто не хочет неприятностей. Это само собой. Но если нас станет преследовать какой-то взбесившийся псих… – Это одна болтовня, – сказал я. – Чувак фильмов насмотрелся. Не знаю, что у него с башкой, но зачем ему тратить время на охоту за нами? Он просто любит названивать людям и строить из себя крутого. Гейб пристально поглядел на меня. – Что-то не слышу уверенности в голосе. Ты сам себя успокаиваешь. – Ты у нас теперь психолог? – бросил я с досадой. – Почему ты не расскажешь хотя бы отцу? – спросил Гейб. Пеппер, с охапкой старых ежегодников в руках, бесцеремонно ворвалась в кабинет, отпихнув Гейба с дороги. – Что не расскажешь отцу? – раздраженно спросила она. – Выходит, мы все-таки разговариваем? – сказал я. Она протиснулась мимо меня и грохнула альбомы на противоположный конец стола. – Нет. Не разговариваем. – Стащив с плеч рюкзак, она швырнула его на пол, чудом не попав мне по ноге. – Покеда, – Гейб отсалютовал мне свернутым плакатом и смылся от греха подальше. Пеппер мотнула головой, отбрасывая волосы с лица. – Так что ты не расскажешь отцу? – Что Ангел звонил мне вчера вечером и всячески запугивал. – Кэтрин мне говорила. Уж теперь-то ты точно поверил Лиззи и думаешь, что нам нужно трястись и бояться нос показать на улицу? О, Лиззи была права. Злой дух вышел на охоту. – Ты берешь уроки по выбешиванию?! – рявкнул я. – С кем поведешься… Я занес пальцы над клавиатурой. – Овяжись от меня. Я пытаюсь вести блог. Пеппер выдвинула стул, нарочно стараясь скрежетать ножками по полу как можно громче. – Коль скоро мы сотрудники и вынуждены работать вместе, тебе, наверное, следует сообщить мне, о чем ты хочешь писать. Я пожал плечами: – Прочти и узнаешь. Она улыбнулась: – Проще говоря, ты не знаешь, о чем писать. У тебя в голове ни одной идеи. Слишком занят мечтами о прекрасной Лиззи? – По-моему, нам надо заключить перемирие, – сказал я. – Режим тишины. Она бахнула на стол толстенный ежегодник. Стол затрясся. Сделав вид, что не заметил, я повернулся к экрану и снова занес пальцы над клавиатурой. У меня появилась смутная идея, о чем я хочу написать. О нашем походе на кладбище, о том, каково это – находиться среди старых могил. Мне пришло в голову, что большинство людей, похороненных там, когда-то так же, как мы, ходили по коридорам нашей школы, оставляли свои фотографии в ежегоднике и… и… В общем, на большее мне ума не хватило. Я понятия не имел, какой из этого следует вывод. Наверное, что отголоски истории звучат и в наши дни. Но вот как свести одно с другим? В голове царил полный раздрай. – Ладно, сегодня писать не буду, – буркнул я. И только стал закрывать крышку ноутбука, как в коридоре поднялся шум. Я услышал топот бегущих ног. Затем – высокий, истошный визг. Потом – грохот, будто что-то уронили. И снова – топот. А потом какая-то девчонка испуганно заверещала: – Кто-нибудь, помогите ей! Приведите помощь! На нее напали! 23 Я вскочил, опрокинув стул, и сломя голову бросился в коридор. Снова послышались крики о помощи. Повернув за угол, я увидел Эмми Мур, знакомую девчонку классом младше. Она стояла на коленях, вытаращив глаза от ужаса, и, сложив ладони рупором, звала на помощь. – Эмми?! – выкрикнул я. Опустив глаза, я увидел, что она склонилась над кем-то. Темноволосой девушкой. Она распростерлась на спине, разметав руки и ноги. Неподвижная. Неподвижная. На мгновение вся сцена расплылась у меня перед глазами. Глаза отказывались признать увиденное. Потом Эмми и девушка на полу снова вернулись в фокус. Я упал на колени напротив Эмми. – Лиззи? – произнес я, сам не узнавая своего голоса. – О нет! Лиззи? Ее глаза были закрыты. На лбу алел порез. На полу возле головы набежала кровавая лужица. Превозмогая шок, я позвал Лиззи по имени еще несколько раз, но она не отвечала. – Ребята за медсестрой побежали, – пролепетала Эмми, вытирая ладонью лоб Лиззи. – Кажется, она без сознания. – Она подняла глаза на меня: – Ты ее знаешь? Я кивнул: – Да. Она новенькая. Ее зовут Лиззи Уокер. Ты видела, что случилось? – Нет, – сказала Эмми. – Я была в кабинете музыки. Подбирала репертуар для джазового оркестра. Услышала какую-то возню и… выхожу, а она на полу. И никого. – Я вроде слышал, как кто-то убегал, – сказал я. Глаза Эмми сделались шире. – Ты хочешь сказать?.. Обернувшись, я увидел стоявшую сзади Пеппер. Она смотрела на Лиззи, разинув рот. – Глазам не верю, – пробормотала она. – Она… она?.. Застонав, Лиззи открыла глаза. Через несколько секунд она меня узнала и тут же схватила за руки. – Майкл, – прошептала она. И снова застонала. – Он… он пришел за мной. Я только… я только мельком его увидела… Отпустив мою руку, она потерла голову. Посмотрела на окровавленную ладонь. – Моя голова, – прошептала она. – Ужасно болит. – У тебя порез, – сообщила ей Эмми. – Но, вроде, неглубокий. Мы послали за медсестрой. Лиззи закрыла глаза. – Я видела его всего секунду. Пока… пока он меня не ударил. Это был он. Это был Ангел. Я задохнулся: – Нет. Он сказал по телефону… – Он меня чем-то стукнул, – шептала Лиззи, вперив в меня широко распахнутые глаза, словно молившие о помощи. – Я, кажется, упала. А он стал шептать мне на ухо. Склонился надо мной и шепчет. Он был не в себе, Майкл. Совершенно невменяемый. Все твердил: «Одного за другим… Одного за другим…» Он имел в виду, что достанет нас всех, одного за другим. 24