– Вы ошибаетесь. Я знаю, что он это сделал. Я знаю, что он убил их. – Она встала перед офицерами и потрясла кулаком перед ними. – Что мне прикажете делать? Доказывать это самой?! 18 Часовня была убрана цветами, длинные разноцветные букеты лежали на алтаре, пышные венки украшали боковины двух сосновых гробов, венок поменьше покоился на кафедре. Джина дала себе зарок не плакать на похоронах, но от сильного аромата лилий у нее все равно слезились глаза. Она опустила пониже траурную вуаль – не хотела, чтобы кто-то видел ее лицо. Утро серое, беспросветное, думала она, мокрый снег с дождем, будто нарочно по такому случаю. Не важно, сколько вокруг цветов – отныне жить мне вечно в этом сумрачном, лишенном красок мире… Мысль провести двойные похороны пришла ей в голову отнюдь не из экономии. Она не сомневалась, что Бет мертва. К чему терзаться надеждами? К тому же, Бет наверняка хотела бы упокоиться рядом с отцом. Эти двое были не разлей вода, думала Джина, это со мной у нее была сплошная мыльная опера. И все-таки… Бет знала, что я люблю ее. Она всегда это знала. Алтарный служка с лоснящимся от пота лицом сопровождал по проходу тетушку Ханну. В последнее время старушка передвигалась еле-еле, опираясь на две тросточки. Достигнув передних рядов, Ханна взяла руки Джины в черных перчатках и крепко сжала. Ни одна из женщин не произнесла ни слова. Да и что тут можно было сказать? Это до убийства им случалось болтать по два-три раза на дню. Ханна надолго задержала руки Джины в своих. Потом отвернулась и побрела назад, чтобы занять свое место во втором ряду возле кузена Дэвида и Марианны. Их сынишке, как обычно, на месте не сиделось, он без конца дергал и теребил галстук в черно-белую полоску, который с трудом нацепили на него родители. – Почему мне нельзя увидеть дядю Анжело? – требовательно спросил он. От его вопроса Джину передернуло, но она не повернулась к Питеру. Она до боли закусила нижнюю губу, чтобы не зарыдать. Как ужасно, что бедному невинному Питеру в столь раннем возрасте пришлось столкнуться со смертью… Как он, должно быть, растерян и напуган… – В церкви нужно вести себя тихо, помнишь? – увещевала его Марианна. – Почему мне нельзя увидеть дядю Анжело? – повторил малыш, на этот раз громким шепотом. Джина повернулась на скамье. – Не тревожься, – сказала она Питеру. – Дядя Анжело видит тебя. С небес. Питер вытаращил на нее глазенки. Должно быть, ее слова озадачили его. Впрочем, пускай – лишь бы он перестал задавать этот вопрос. Прежде чем снова повернуться вперед, Джина обвела взглядом собравшуюся толпу. Часовня была почти переполнена. У Анжело хватало и друзей, и родных. Печальные, безмолвные лица свидетельствовали о том, какими любовью и уважением пользовался он в городе. Но постойте… Джина сощурилась под вуалью. Должно быть, ее зрение исказили черные кружева. А может, ее начинают мучить галлюцинации. Сердце скакнуло вдруг из груди к самому горлу. Отбросив вуаль, Джина вскочила на ноги и обезумевшим взором уставилась на Мартина Дули. Мартин Дули в черном костюме, в руках – шляпа. Он сидел у прохода в заднем ряду, беззаботно беседуя с человеком, которого Джина не знала. У нее вырвался хриплый возглас. Не помня себя, бросилась она к нему, расталкивая людей на пути, спотыкаясь, выкрикивая что-то и сама не слыша себя из-за ярости, ревущей в ушах. Она налетела на Мартина Дули, выхватила шляпу у него из рук и попыталась разодрать ее, разорвать пополам. – Как ты посмел?! Как ты посмел явиться на его похороны?! Зловещая тишина повисла в часовне. Народ стал оборачиваться. Органист прекратил играть. Из вестибюля заглянул испуганный священник – отец МакКэн. Джина швырнула шляпу в лицо Мартину Дули. – Как тебе духу хватило сюда явиться? – Она положила дрожащие руки на пояс, ее грудь ходила ходуном. Дули и глазом не моргнул. Он взирал на нее с безупречным спокойствием. Лишь пунцовые пятна, проступившие на гладко выбритых щеках, выдавали его волнение. – Я пришел отдать дань уважения, – спокойно произнес он. – Дань уважения? Ты, убийца! – Джина кинулась на него, метя ногтями в лицо, но двое подбежавших служек схватили ее за руки и удержали на месте. – Я пришел отдать дань уважения, – повторил Дули, даже не пытаясь встать. – Вы судите обо мне превратно, миссис Пальмьери. Анжело работал на мою семью еще когда сам был мальчишкой. Я любил его, как родного сына. – ЛЖЕЦ! – завопила Джина. – Лжец! – Она рвалась из хватки юных служек, но оба паренька держали ее крепко. – Вы что, забыли? – продолжал Дули. – Я сам в ту ночь лишился племянника. Аарон пропал без вести. Джина нависла над ним, тяжело дыша. Если бы только она могла убить его взглядом! Метнуть молнию в голову, разнеся вдребезги эту самодовольную физиономию… – Я потерял Аарона в ту ночь, помните? – повторил Дули. – Ничуть не сомневаюсь, что ваша Бет как-то к этому причастна. Все знают, что она была ведьмой! Боль пронзила виски Джины; она обхватила голову руками, словно пытаясь избавиться от этого страшного слова. Что-то в ней надломилось. Она чувствовала, как внутри вспыхнуло что-то свыше ярости, свыше всего, что ей когда-либо доводилось испытать. Со звериным воплем она извернулась так, что оба перепуганных служки отлетели: – УБИЙЦА! УБИЙЦА! Шатаясь, она отступила назад. Выдернула из подсвечника в проходе горящую свечу. А потом устремилась вперед и с размаху всадила ее в левый глаз Мартина Дули. Дикий вопль прокатился под стропилами. Дули вскочил на ноги, и тут же, вторя ему, разразились воплями окружающие. Он заковылял по проходу со свечой, горящей в глазнице. Руки Мартина беспомощно молотили воздух, словно он был слишком напуган, чтобы соображать, слишком напуган, чтобы схватить свечу и вытащить ее. Отступив назад, Джина смотрела, как умащенное одеколоном лицо занялось огнем. Через мгновение с трескучим свистом вспыхнули и волосы. – Сделайте что-нибудь! – голосила какая-то женщина у нее за спиной. – Кто-нибудь, сделайте же что-нибудь! Скрестив руки на груди, Джина смотрела… Часть четвертая Наши дни 19 – Во что я только что вляпался? Гейб засмеялся. – Да это грязь, Майкл. Здесь почва такая топкая, что в могилах запросто утонешь. – Ну офигеть теперь, – буркнул я. Склонив голову набок, Диего вытянул руки перед собой и неуклюже заковылял вдоль ряда могил. – Зомби-апокалипсис, – прорычал он. – Хочу мяса! Хочу крови! – Он куснул Гейба за рукав парки. Гейб зарычал в ответ, щелкая зубами. – Я вижу мертвецов! – завопил он. – Они повсюду! Покойнички! Смотрите: я хожу по ним. – Он затопал по кругу, утопая ботинками в мягкой земле. Я покачал головой: – Парни, вас никуда брать нельзя. Будто первый раз на кладбище. – Ну что, нашли уже свои могилы? – крикнула нам мисс Бич. Она стояла, обозревая наш класс с пологого склона, усеянного покосившимися серыми надгробиями. – Нет еще! – откликнулся я. – Пока ищем. Совершенно в духе мисс Бич: вытащить нас в самый холодный, самый промозглый, самый туманный, самый жуткий зимний день. Самое подходящее времечко, видимо, чтобы снимать оттиски с надгробий. Пеппер помахала мне рукой, стоя в конце длинного ряда могил. Мощный порыв ветра хлопал полами куртки у нее за спиной.