Часть третья Шейдисайд – 1950 17 Увидев на крыльце двух полицейских, Джина Пальмьери почувствовала облегчение. Вот уже пять дней она ждала хоть каких-нибудь известий, не в силах заняться ничем другим. В доме царил беспорядок. В раковине громоздились немытые тарелки. Джина даже не застилала постель. Да и спать она не могла. Как уснуть без Анжело рядом? Бет тоже исчезла. От обоих не было ни слуху ни духу. Родственники без конца приезжали составить ей компанию, но у нее не было сил на разговоры с ними. Разве она обязана вести светские беседы? Может, они ждут, что она еще и кормить их будет? У нее самой кусок не лез в горло, а желудок превратился в тугой узел. Сейчас она сидела на диване, держа в руках нераскрытый журнал, рядом на столике остывала чашка забытого чая. Тут-то она и увидела за окном гостиной двух полицейских в черной униформе, идущих по дорожке к дому. Не успели они позвонить в дверь, как Джина уже открыла ее. Они сняли фуражки, и по выражению лиц стало понятно: добрых вестей можно не ждать. Да и как могло быть иначе? Анжело и Бет не могли вместе уехать на отдых. Они не стали бы праздновать открытие конюшни без нее. Несомненно, с ними случилось что-то ужасное. Джина отвела мрачных офицеров в гостиную, молча указала на низкую коричневую кушетку. Сама она встала позади кресла, вцепившись руками в спинку, словно в спасательный круг. – Миссис Пальмьери, полагаю, вам нужно присесть, – произнес тот, кто представился сержантом О’Брайеном, сделав жест рукой. Она покачала головой. Ее темные глаза избегали его взгляда. – Мне и здесь хорошо. О’Брайен кивнул. Его напарник, офицер Манелли, ерзал, словно на иголках. Джина знала, что кушетка уже старая и сидеть на ней неудобно, но тут причина явно крылась в другом. – Вы нашли моего мужа? – Собственный голос показался ей похожим на сдавленное карканье. Она ни с кем не говорила с утра. – А мою дочь Бет? Офицеры переглянулись. – У нас плохие новости, – произнес О’Брайен, теребя в руках фуражку. – Ваш муж мертв, миссис Пальмьери. Джина ничего другого и не ожидала, но все равно ее дыхание оборвалось. Она знала: голос офицера, произнесший слово «мертв», отпечатается у нее в памяти навечно. Знала и то, что это воспоминание она никогда не сможет стереть. О’Брайен склонился над кофейным столиком: – Мы нашли тело вашего мужа в лесах Фиар-стрит. Джина почувствовала, что ноги ее не слушаются. Обойдя кресло, она упала в него. Сердце будто рвали клещами. Так недолго и отдать Богу душу. Присоединиться к Анжело. О, смерть стала бы сейчас избавлением. – В лесах? Что он мог делать в лесах? – Слова вырывались у нее как-то сами собой, наобум. Ей будто снился сон, ужасно реальный сон, в котором она покинула тело и со стороны видела себя, сидящую в гостиной и говорящую о мертвом Анжело в лесу. – Мы не знаем, м-м… мадам, – промямлил Манелли. – Наше расследование только началось и… – Могу я увидеть его? – Ее голос по-прежнему звучал как хриплое карканье. – Не думаю, что это будет разумно, – снова промямлил Манелли. – Какие-то животные, по-видимому, добрались до тела, – пояснил О’Брайен. – Вероятно, волки. Оно… э-э… там… боюсь, от него не слишком много осталось. У Джины вырвался задушенный всхлип. Я не заплачу, твердила она себе. Не заплачу, пока они не уйдут. Только тогда я буду тебя оплакивать, Анжело. Оплакивать нас обоих. Долго, долго… – Я понимаю, это страшный удар, – мягко говорил между тем О’Брайен, – но нам придется искать убийцу. Вашего мужа связали и затащили в лес. Еще до того, как до него добрались животные. Джина вздохнула, горло ее сжалось, каждый мускул в теле окостенел. – Понимаю, сейчас вам не до разговоров, – продолжал О’Брайен, – но нет ли у вас предположений… кто?.. – Его голос прервался. Джина стиснула подлокотники так, что заболели руки. – А моя дочь? – спросила она, пропустив вопрос О’Брайена мимо ушей. – Где она? Что случилось с Бет? – Мы не знаем, – отвечал О’Брайен, понизив голос почти до шепота. – Возможно, она убежала куда-то, спасаясь от убийцы. Также убийца вашего мужа мог поймать ее, связать и похитить, увезти с собой. Сузив глаза, Джина посмотрела на О’Брайена. – Убежала? Если бы Бет убежала, она бы уже позвонила мне, где бы ни находилась. Она не могла пропасть на пять дней и ни разу не позвонить. И почему вы говорите о похищении? Я… я не получала никаких звонков с требованием выкупа. У нее снова вырвалось рыдание. – Моя девочка не придет домой. Моя девочка умерла. О’Брайен вздохнул: – Всегда остается надежда, миссис Пальмьери. Надежда, подумала она. Да на лицо его поглядеть только. Какая уж тут надежда. – Все эти пять дней мы прочесывали леса в поисках вашей дочери, – проговорил Манелли, нервно сжимая и разжимая кулаки. – Никаких следов. Боюсь, мы вынуждены свернуть поиски. – Значит, вы все же считаете, что она мертва, – заключила Джина. Они пожали плечами. Их форменные рубашки казались жесткими, неудобными. У обоих лица блестели от пота. – Моего мужа убил Мартин Дули, – произнесла вдруг Джина сухим, погасшим, безжизненным голосом. Сквозь зубы. Полицейские уже вставали с дивана. Но, услышав эти слова, тут же снова сели. – Простите, что вы сказали? – спросил Манелли. – Вы меня слышали, – сказала она шепотом. – Мартин Дули убил моего мужа и, скорее всего, мою дочь тоже. – Почему вы так говорите? – спросил Манелли. – Я уже говорила это другим офицерам несколько дней назад, – взъярилась Джина. – Вы друг с другом вообще общаетесь? Я… я не понимаю, почему никто меня не слушает, почему никто не воспринимает меня всерьез. О’Брайен поскреб ежик седых волос на затылке. Ранняя седина, усталые глаза и глубокие складки на лице свидетельствовали о том, что он уже немало лет провел на страже закона. – Вы сообщали, что Мартин Дули угрожал вашему мужу. Джина кивнула. – И весьма недвусмысленно, офицер. Он говорил, что не позволит Анжело открыть собственную конюшню. Обещал позаботиться, чтобы его конюшня не продержалась и года. – Но Дули не угрожал вашему мужу насилием? – уточнил О’Брайен. – Дело… кончилось перепалкой, – сказала Джина. – Боюсь, Анжело вышел из себя. Он ударил Мартина Дули, чуть в нокаут не отправил. – И тогда Дули пригрозил его убить? – спросил Манелли. Джина покачала головой. – Он сказал, что заставит его заплатить. И заставил, офицер. Еще как заставил. Не стал откладывать в долгий ящик. Он убил моего мужа и мою дочь, и я не возьму в толк, почему вы двое просиживаете тут штаны, говоря со мной, пока он разгуливает на свободе как ни в чем не бывало! Манелли подал было голос, но О’Брайен жестом велел ему замолчать. – Мы допрашивали Мартина Дули несколько раз, миссис Пальмьери, – произнес он, глядя ей в глаза. – Не надо про штаны. – У Мартина Дули есть алиби, – добавил Манелли. – Он весь вечер провел дома со своей семьей и двумя соседями. Он никуда не выходил. – Он лжет! – Джина вскочила на ноги. – Он гнусный лжец! – Его семья ручается за это, как и соседи, – возразил О’Брайен. – Они устроили скромный званый ужин. Послушали по радио Боба Хоупа[6]. Потом играли в карты, примерно до начала десятого. Мы всех допросили поодиночке, и все показания сходятся. Мартин Дули не мог расправиться с вашими мужем и дочерью. Джина сжала холодеющие руки в кулаки.